Земля родная - Марк Гроссман

Такими же темпами было сооружено здание электроподстанции. Бригады каменщиков и штукатуров работали здесь почти непрерывно семь суток. Станция была готова к приему тока в назначенный срок.

Легендарной славой овеян подвиг строителей высоковольтной магистрали. Работы шли в глухом лесу, при 40-градусных морозах. Все делалось одновременно: расчищалась трасса, вырубались ямы в мерзлой земле, ставились опоры. За лесорубами, землекопами, плотниками и такелажниками монтеры катили тяжелые бухты проводов. За 14 дней строители протянули 18 километров проводов и включили завод в общую систему питания электроэнергией.

Моторный цех был почти пуст, когда начала работать линия поршневых колец. Мастер отделения Хиронников стоял у ряда работающих станков и ждал, когда будут сняты первые кольца. Чем-то вся обстановка уже немного напоминала Москву: те же люди, та же работа, те же станки. «Дело пошло!» — подумал мастер. Тесной кучкой обступили его рабочие. Они вытирали покрытые ссадинами и царапинами ладони и только тогда брали кольца. Улыбка пробегала по их лицам. Они внимательно рассматривали чистенькие, сверкающие кольца — первую автомобильную деталь, сделанную на Урале.

Цех заполнялся станками. Автозаводцы завоевывали, точно солдаты на фронте окоп за окопом, одну линию станков за другой. В конце января 1942 года был опробован конвейер сборки моторов. Вскоре на него был поставлен первый блок цилиндров. Обрастая деталями, по конвейеру медленно поползли первые моторы. Рождался первый десяток трудно. Порой моторы на несколько часов застревали на каком-нибудь участке, дожидаясь, когда дадут недостающую деталь. Деталь появлялась, и мотор двигался дальше. Простой малярной кистью двигатели красили в зеленый цвет — защитный цвет войны. 30 апреля 1942 года — день пуска автомоторного завода.

Так на Урале возникла автомобильная промышленность…

Через год завод твердо встал на ноги. В июле 1943 года на заводском дворе, перед празднично украшенной трибуной, директор завода Хламов преклонил колено перед знаменем Государственного Комитета Обороны, присужденным заводу за высокие производственные показатели. Автозаводцы обязались все усилия посвятить выполнению второй задачи, поставленной правительством, — превратить автомоторный завод в автомобильный.

Так начался второй этап борьбы за создание автомобильной промышленности на Востоке.

Не покладая рук работали строители. Коммунисту-плотнику Лоскутникову ни дождь, ни снег не служили помехой, когда надо было выполнять задание. С первых дней строительства ни разу не потеряла звания передовой бригада бетонщиков Мурдасова. Часто рано утром можно было видеть небольшую группу людей — они шли на работу с красным знаменем в руках. Встречные приветливо улыбались: «Фомичевцы идут!» Это была бригада каменщиков Фомичева.

В создании автомобильного завода участвовали не только его рабочие и строители. Им помогала вся областная партийная организация. Здесь более десяти месяцев работала бригада областного комитета партии, выездной редакцией издавалась газета. Сюда с предприятий и строек шли эшелоны со строительными материалами. Сюда ехали коммунисты и комсомольцы. Тысячи миассцев приходили на воскресники помогать строителям. Завод строила вся область.

К апрелю 1944 года был закончен огромный механосборочный корпус. Вновь появились на заводских путях эшелоны с оборудованием. Свыше тысячи станков было доставлено в цехи, размещено по рабочим местам.

Вечером 27 апреля приехавшая из Ульяновска сверловщица Шура Кадушкина встала к станку и нажала пусковую кнопку. Глухо рокоча, сверло впилось в кронштейн передней оси. В новом цехе была снята первая стружка.

Через несколько дней шевельнулись и бесшумно поползли цепи главного конвейера. Взволнованно смотрел на плоды своего труда бригадир монтажников Ясаков. Его бригада в короткий срок смонтировала 23 тысячи деталей в сложный механизм конвейера.

Еще через месяц в конце конвейера стояли подготовленные к выезду новые автомашины. На радиаторе — марка: «УралЗИС». Под радиатором заводские номера: 00001, 00002, 00003…

К красной ленте, преграждавшей машинам сход с конвейера, подошел заместитель Наркома среднего машиностроения Кучумов. Он перерезал ленту. В тот же миг зарокотал мотор. Первая машина, которую вел Дмитрий Колесов, сошла с конвейера.

Так 8 июля 1944 года, вступил в строй действующих предприятий Уральский автомобильный завод. Светлые слезы радости блестели на глазах у многих, кто видел выход первой машины.

— Наша страна в эти годы воевала и строилась, строилась и воевала, — говорил на митинге секретарь областного комитета партии Н. С. Патоличев. — Это было общим законом для всех, и в особенности для нас, южноуральцев. За время войны мы построили много заводов, пустили много домен, коксовых батарей. Но автомобильный завод построен один, и один не только на Урале, но и во всей стране. В этом его особенность!

Через несколько дней у платформы разгрузочного тупика уже стояла колонна готовых автомашин. Лязгая буферами, подошел состав. На плечах готовы были уральские автозаводцы заносить машины на платформы. Но машины забирались в вагоны самоходом. Оставалось только покрепче их закреплять, чтобы выдержали далекий путь…

…Плавно отошел от погрузочной площадки эшелон. Долго смотрели ему вслед автозаводцы, пока не скрылись в синей дымке зеленые борта уральских трехтонок.

Газетный лист тех дней, как всегда, на первой странице содержал сводку Советского Информбюро:

«Северо-западнее города Полоцк наши войска с боями продвигались вперед»…

Рядом со сводкой — сообщение о пуске автомобильного завода, рассказы о самоотверженном трудовом подвиге уральцев…

…Павел Пирогов слушал эти рассказы и думал о том, что он видел на фронте автомобили Уральского автозавода, а к концу войны стал встречать особенно часто. Видел, как безотказно работали грузовики. И каждый раз, заметив угловатую зеленую трехтонку, испытывал особенное чувство, в котором была и тоска по родным местам, и гордость за своих земляков…

…Шли годы. Павел Пирогов работал все там же, в литейном цехе, обрубщиком и упорно отказывался переходить на руководящую работу. Выполнял обязанности группарторга в очистном пролете. Несколько раз его избирали членом городского и областного комитетов партии. Участвовал в работе народного суда заседателем. И всюду он отдавал порученному делу все силы.

В 1957 году Павел Михайлович ушел на пенсию. И вот теперь, на отдыхе, частенько поднимается в горы и смотрит на шумную, деятельную жизнь долины.

Вечереет. Над горами пылает закат. В долине вспыхивают тысячи огней, образуя целые созвездия. Призывно трубя, пронизывая вечернюю полумглу лучами прожекторов, проносятся поезда.

Преображен край. Преображен волею партии, силой народа!

ВСТРЕЧИ

В 1886 году уральский писатель Д. М. Мамин-Сибиряк побывал в Миасской долине. В своих путевых заметках «По Зауралью» он так описывает эти места:

«…Мы ехали и любовались. Чем дальше — тем лучше. Быстрый Мияс разливался все шире, принимая в себя бойкие горные речонки; березовые рощи сменялись сосняком, Ильменские горы шли синеватыми увалами слева, а справа высился Южный Урал. И в этой благословенной долине почти нет жилья, — пусто и свободно все кругом, и кроме хищнически срубленных старых сосен ничто не говорило о присутствии человека».

Но люди жили в долине. Одну из своих встреч с ними Мамин-Сибиряк описывает. Она настолько характерна, что этот эпизод хочется привести целиком:

«…На повороте мы увидели стоявшую в лесу телегу, щипавшую траву лошадь на коновязи и каких-то ребятишек, сидевших около телеги кучкой. Сначала я подумал, что это какие-нибудь переселенцы. Когда мы поровнялись, из лесу вышла на дорогу оборванная женщина и начала кланяться еще издали.

— Что тебе нужно, тетка?..

— Вот огонька разложить нечем… Нет ли у вас спички? Ребятишки-то хворые, лошаденка пристала, а огонька нечем разложить…

Баба была такая худая и оборванная, что даже делалось как-то совестно за удобства своего путешествия. И говорила она таким убитым голосом, и вообще во всей ее бабьей фигуре так и сказывалось настоящее бабье горе.

— Да ты откуда будешь сама-то?..

— А с Сойминских промыслов еду… Муж-то робил там да вот умер, четвертый день пошел…

Голос у бабы вдруг дрогнул, и она оглянулась на свою детвору.

— Шестеро их осталось, а ехать четыре сотни верст… — продолжала она, собравшись с духом. — И точно я ничего не понимаю… Двое-то расхворались дорогой, а тут огонька нечем разложить…

— Да хлеб-то у тебя есть ли?

— Нету хлеба… какой хлеб. Вот лошаденка травки пощиплет, а мы уж так… Ребятенки-то страсть боятся, потому им все покойник мерещится…