Загадка сорвавшейся встречи - Антон Иванов

Окрик его возымел эффект прямо противоположный желаемому. Дятлова зарыдала в голос.

— О-она же в-всегда г-говорила, ч-что у н-нас в ш-школе п-полная с-свобода, — сквозь слезы продолжала сетовать девочка. — А к-какая же это с-свобода, к-когда г-газету с-снимают. М-мы с в-вами т-так с-старались!

Наташка, опустившись на свободный стул, закрыла лицо руками и затряслась от плача.

— Ладно тебе. Успокойся. Пробьемся. Мы же ничего плохого не сделали, — наперебой принялись успокаивать ее ребята.

«Неужели Наташка и впрямь такая наивная? — с изумлением размышляла Марго. — Принимать за чистую монету речи Рогалевой-Кривицкой!

Екатерина Дмитриевна старалась при каждом удобном и неудобном случае подчеркивать уникальность их экспериментальной авторской школы. По словам директрисы, спонсор «Пирамиды», латиноамериканский миллионер русского происхождения Ярослав Хосе Рауль Гон-салес, вкладывает свои средства именно в создание учебного заведения, основанного «на лучших гуманитарных традициях русской интеллигенции». А потому в их «Пирамиде» каждый волен открыто высказывать свое мнение обо всем.

— Наташка права, — отвлек Марго от дальнейших размышлений Каменное Муму. — Вот она, наша демократия. Только не понимаю, чего Рогалева-Кривицкая взъелась? Ее-то мы в смешном виде не снимали.

— Боится наша Екатерина Дмитриевна, — вкрадчиво проговорила Варя. — Сами знаете, лиха беда начало. Сегодня посмеялись над Колобками с Тарасом, а потом и ее в каком-нибудь виде покажем.

— Надо бороться, — воинственно изрек Герасим. — Я лично этого так не оставлю.

— Эх, жизнь-кочерга, — покачал головой Павел.

— Вот сейчас основная кочерга тебе и начнется, — перебил Баск. — Нас ведь в кабинет директора вызывают,

— Да-аже та-ак? — протянула Варя.

— Сволочь этот Чича, — вдруг исказилось от злости лицо у Муму.

— Чича-то при чем? — вытаращился на него Баск.

— Накаркал, — убежденно произнес Герасим.

— Вот это мне в нашем Мумушечке нравится! — всплеснула руками Варя. — Мы делали газету, а виноват, значит, Чича: что накаркал.

— Ну, ребята, — Павел закинул в рот последний кусок булочки и поднялся, — пошли, что ли? Чему быть, того не миновать.

— Ох, сейчас она нам устроит камеру пыток, — выдохнул Баск. — Только бы предка не вызвали.

Друзья знали, почему он тревожится. Нефтяной олигарх Баскаков-старший воспитывал сына по методу Дж. Д. Рокфеллера, широко применяя систему материальных поощрений и взысканий. Если бы Виталия Семеновича Баскакова вызвали в школу, он неизбежно бы вычел из карманных денег Сени энную сумму. Ибо поход к директрисе — это потеря времени. А время нефтяного олигарха стоит дорого.

Наташка вытерла слезы и тоже встала из-за стола.

— Что ж, пойдемте, — всхлипнула она. Слух о гонениях на создателей «прикольной

газеты» уже успел облететь «Пирамиду», а потому на всем пути следования от столовой к кабинету Рогалевой-Кривицкой семерых ребят провожали сочувственными взглядами и еще более сочувственными напутствиями вроде: «Держитесь». Или «Не съест же она вас в конце концов». А кто-то неизвестный даже умудрился написать мелом на стене лестничной площадки: «Тарас — редиска». — Вот это правильно, — одобрил Герасим.

— Да при чем тут Тарас? — отозвался Баск. — Наш Бульба даже смеялся. Поэтому я бы совершенно другое лицо редиской назвал.

Несмотря на драматизм ситуации, друзья расхохотались. Очень уж не шло слово «редиска» важной Екатерине Дмитриевне.

— Ребята, внимание, — сказала Варя. — Приближаемся к кабинету «редиски». Уходим в глухую оборону.

Друзей разобрал нервный смех.

Перед самой дверью они все же сумели взять себя в руки и, сделав серьезные физиономии, шагнули в приемную.

— Проходите, проходите, — строго взглянула на них секретарша. — Екатерина Дмитриевна уже заждалась.

Ребята вошли в кабинет. Екатерина Дмитриевна восседала за широченным столом. Стена позади нее пестрела международными дипломами в застекленных рамочках. Кроме этого, тоже под стеклом и в рамочках, на стене висели многочисленные фотографии иностранных делегаций, снабженные восторженными отзывами по поводу посещения «Пирамиды».

За маленьким столиком сидел угрюмый Афанасий Иванович Майборода. Он явно чувствовал себя неуютно.

— Здравствуйте, — нестройным хором выдавили из себя ребята и выстроились перед столом директрисы.

Обычно Рогалева-Кривицкая всегда предлагала сесть. Благо, что стульев и кресел в ее кабинете стояло предостаточно. Но на сей раз такого предложения не последовало. Из чего семеро друзей заключили: «Разбор полетов предстоит серьезный».

— Так, так, — сурово взирала на них директриса. — И чья же это была идея? — брезгливо поморщившись, ткнула она в лежащую на столе газету.

Идея принадлежала Марго. Все семеро ребят об этом прекрасно помнили. Однако Иван быстро произнес:

— Моя.

— Ваня, — с таким ужасом воззрилась на него Рогалева-Кривицкая, словно он только что совершил тяжкое уголовное преступление. — Вот уж от тебя никак не ожидала.

Дело в том, что Екатерина Дмитриевна дружила с матерью Ивана, Ингой Сергеевной. Именно благодаря этому он, переехав на Ленинградский проспект, и оказался в восьмом ^классе «А» экспериментальной авторской школы «Пирамида».

— Да-да, — скорбно покачала головой Рогалева-Кривицкая. — Какой ужас.

Иван молча пожал плечами.

— А что мы, Екатерина Дмитриевна, собственно, такого ужасного сделали? — с невинным выражением лица осведомилась Варвара.

— И она еще спрашивает! — Директриса развела руками и закатила глаза.

— А что мы, действительно, сделали? — неожиданно изрек Муму. — Разве новогодняя газета — преступление?

— Каменев! — повысила голос Рогалева-Кривицкая. — Оставь свою демагогию. Не надо передергивать. Я просто возмущена! И, между прочим, Афанасий Иванович тоже возмущен. Правда ведь? — повернулась она к завучу.

Тарас Бульба поерзал, отчего кресло под ним затрещало, и промычал что-то крайне неопределенное. Ребята заметили, как Екатерина Дмитриевна кинула на него очень нехороший взгляд. Похоже, Тарасу еще придется пожалеть о своей, так сказать, «нечеткой позиции».

— Афанасий Иванович очень возмущен! — усилила напор директриса. — Вы поставили под удар высокую репутацию нашей школы! Унизили достоинство педагогов! И кроме того… — Палец директрисы с длинным красным ногтем постучал по снимку, на котором запечатлелся от души зевающий во весь рот председатель совета Английского клуба Игорь Коростелев. — Вы оскорбили гордость школы! Нашего Игоря, на которого все должны равняться!

— Екатерина Дмитриевна! — звонким, срывающимся от волнения голосом воскликнула Дятлова. — Мы никого не хотели унизить! Мы никого не хотели оскорбить! Мы просто делали веселую новогоднюю газету, чтобы все радовались и смеялись! Мы там и свои фотографии поместили: они ведь тоже смешные!

И к изумлению остальных ребят, примерная и прилежная Наташка, еще недавно не думавшая ни о чем, кроме хороших отметок, и вовсю стремившаяся расположить к себе учителей, вдруг ринулась в спор с директрисой.

Подскочив к газете, она, яростно тыкая в фотографии, воскликнула:

— Вот я! А вот Герасим! И Павел! Мы что тут, не такие смешные, как учителя? Все тут одинаковые! Вы же сами, Екатерина Дмитриевна, нам всегда говорили… И мы вам верили! Верили! А получается, нет никакой демократии!

Тут эмоции окончательно захлестнули Наташку, и она залилась слезами. Завуч с явным сочувствием взирал на Дятлову. И только Екатерина Дмитриевна по-прежнему сухо произнесла:

— Вы просто неправильно понимаете демократию. Если бы это были только ваши фотографии — дело одно. Ничего не имела бы против. Но вы выставили на посмешище взрослых уважаемых людей.

— А Коростелев тоже взрослый? — вырвалось у Дятловой.

— Помолчи! — оборвала ее Рогалева-Кривиц-кая. И, проигнорировав реплику девочки, продолжила: — У себя дома можете делать все, что угодно. А вы вывесили это, — указала она на «Новогодний калейдоскоп», — в школе. В общественном месте! В учреждении! Нас почти каждый день посещают иностранные делегации! Что они о нас подумают?

— Что мы веселые люди, — мрачно изрек Каменное Муму. — Вы считаете, что стыдно?

— Молча-ать! — Голос директрисы сорвался на визг. — Мы существуем на деньги спонсора. И на нашей репутации не должно быть ни одного пятна!

Иван резко опустил голову. Его совершенно не к месту разобрал смех. Он вспомнил, как его папа, Константин Леонидович, полушутя-полусерьезно несколько раз назвал Ярослава Хосе Рауля Гонсалеса латиноамериканским наркомафиози.

— И прошу мне тут без ухмылок! — повернулась Рогалева-Кривицкая к Ивану. — Зарубите себе на носу: содержание всего, что вывешивается на стенах нашей школы, должно быть в обязательном порядке, по меньшей мере, согласовано с классным руководителем. Вы ставили в известность Ольгу Борисовну по поводу газеты?