Любимец Гитлера. Русская кампания глазами генерала СС - Леон Дегрелль

Нам надо было бросить в бой лишь часть наших волонтеров. Они должны были выкинуть русских из Жаблинской, провоцируя фронтальной атакой. Но наша атака должна была быть лишь маневром, уловкой. В то время как советские части будут таким образом рассеяны нами, немецкие танки на северо-восточном направлении нанесут главный удар. Остальная часть наших сил должна была продержаться какое-то время на боевых позициях на гребне, ожидая развития событий.

Ночь с 16 на 17 мая как по капле протекла в полной и необычной тишине.

В половине третьего утра обозначились первые предрассветные волнения. Тысячи людей, готовых к атаке, затаили дыхание. Ни один выстрел не нарушил покоя рождавшегося дня.

На вершине гребней медленно высветились зеленые и серебристые отблески. Затем возникло неожиданное, радостное и страстное пение кукушки. Ку-ку! Ку-ку! Кукушка куковала для самой себя над этой долиной, где через мгновение должен был грянуть гром, где появится смерть!

Ку-ку! Ку-ку!

Затем крик прекратился. Лязг танковых гусениц поднялся до края неба. 17 мая 1942 года. Без пяти три утра. Наступление на участке Донецк – Харьков началось.

Жаблинская

Начало любого наступления сразу резко бросает в ступор тысячи людей, как если бы на них обрушился ураган. Утром 17 мая 1942 года в три часа советские войска, дислоцированные в Донецком бассейне, видимо, ничего не ожидали. Они все были в радости от своего наступления в направлении Харьков – Полтава и не могли вообразить, что чем больше их дивизии продвигались на запад, тем быстрее они устремлялись к своей погибели.

От станицы Жаблинской в глубине долины в течение длительного времени не раздалось ни одного выстрела. Это было обычное окончание ночи, похожее на другие.

Но, как только послышался шум немецких танков, мы увидели, как зашевелились цепи круглых спин в окопах и укреплениях врага.

Мощный рокот танков прокатился по полям плоскогорья. В течение десятка минут в занимающейся свежей утренней заре оранжевого и зеленого отлива был слышен лишь полный драматизма грохот железных лап. Затем загромыхала артиллерия из сотен стволов сразу.

С наших позиций на склоне мы были изумленными свидетелями разрывов снарядов. Советская деревня была взрыта, перевернута и раздавлена, как будто бы некий гигант огромным заступом обрушился на нее. В этот момент наши люди бросились в долину.

Склоны были крутыми и голыми. В глубине во фланг врагу текла река, проходя вдоль полей, усеянных старыми брошенными стогами. Горловина для прохода, этот котел, была узкой, затем поля расширялись вдоль реки на полтора километра до первых домов Жаблинской, стоявших на отроге.

По утвержденному плану, наши волонтеры должны были только не давать передышки врагу, сдерживать его силы, пока танки проутюжат плато. Но наши ребята были неудержимы. Как только они бросились в долину, вместо того чтобы вовремя остановиться, закрепиться в окопах и рвах, откуда на расстоянии обстреливать русских, они продолжили наступление ускоренным шагом, одним махом преодолев более километра.

Мы были поражены их смелостью, но, зная важность позиции врага, чувствовали неизбежность катастрофы.

И она не замедлила случиться. Маленькая равнина, по которой бежали наши люди, в одно мгновение вздыбилась от разрывов снарядов. Несчастные едва замедлили атаку. Они запутались в колючей проволоке, продолжая тем не менее рваться к Жаблинской. Мы увидели тот момент, когда горстка их вот-вот должна была достигнуть первых домов.

Тогда разрывы вокруг них стали просто невероятными, как при галлюцинациях. Повсюду толстыми снопами взлетала земля. Наши люди падали во все стороны. Мы посчитали их уничтоженными. Почти все тела лежали неподвижно. Только несколько раненых шевелились и двигались. В бинокль мы видели, как они сжались за небольшой складкой местности, стараясь раскрутить бинты.

Идти им на помощь было невозможно. Вход в этот котел преграждал шквал снарядов такой интенсивности, что броситься туда было бы непростительной ошибкой.

Наши солдаты сами собирались выбраться на месте и с честью.

Мы не сразу поняли их замысел. Наши бинокли шарили по долине от одного стожка сена к другому. Нам казалось, что некоторые из них не были на своем месте, когда наши глаза снова встречали их. Мы присмотрелись к одному стогу. Бесспорно, стог двигался: почти незаметно, но он перемещался.

Некоторое количество наших людей в этом железном потопе бросилось в эти стога сена. Они пролезли под них и, похожие на черепах, продвигались к врагу мелкими перемещениями.

Это было и смешное, и увлекательное зрелище. Русские не могли беспрестанно обстреливать долину. При каждой паузе стожки продвигались на несколько метров. Это перемещение было настолько скрытным, что мы могли судить о его результате, лишь фиксируя определенные ориентиры.

Наши солдаты-черепахи определенно подзывали вполголоса товарищей, что притворялись убитыми на открытой местности. Некоторые из них в течение часа сохраняли неподвижность каменной глыбы. Но когда стог приближался, легкое скольжение уводило предполагаемый «труп» под сено к товарищам!

Стогов было много: русским было практически невозможно разгадать, какие среди них скрывали и защищали наших хитрых парней. По истечении двух часов этот маневр успешно завершился. Большинство наших товарищей смогли под этим удачным камуфляжем достигнуть подножия маленьких высоток в ста метрах от врага. Их пулеметы начали косить русские позиции.

Таким образом, в течение всего утра они смогли выполнить свою задачу сверх всяких ожиданий, беспрестанно обстреливая русских, заставляя их держать свои силы у этой горловины, в то время как вдоль склона наши танки продвинулись уже на многие километры.

За танками следовала пехота рейха. Мы видели, как она прошла по северо-восточному склону с восхитительной осторожностью немецких частей, так отличавшейся от буйной неудержимости наших валлонцев, резвых и непредсказуемых, как козлята.

Но через несколько часов зеленые цепи вермахта раскрутились в глубину. Положение русских при Жаблинской было отчаянным.

Они, впрочем, защищались с необыкновенным мужеством. Наши пулеметы обстреливали их брустверы. Немецкая артиллерия сыпала на них сотни снарядов, с невероятной точностью попадая прямо в укрепления врага. Видно было, как эти укрепления взлетали на воздух, рушились избы. Но русские беспрерывно возвращались, бросались на руины, перестраивались. Советские конные повозки с пушками спешно подтягивались из деревни за три километра. Немецкая артиллерия вычислила эти пушки и повозки с боеприпасами и начала крушить их на пути следования. Но, несмотря на эти разрушения, подкрепление поступало бесперебойно.

Тогда в дело вступили немецкие пикирующие бомбардировщики – «Юнкерсы».

Во время зимних боев авиация рейха довольно редко помогала нам, вступая лишь в крайних ситуациях, и самолетов было немного.

На этот раз, сверкая в небе, более шестидесяти «Юнкерсов» кружили над нашими головами. Шестьдесят четыре, если точно, на одном только нашем участке! Это было грандиозно. Все небо воспевало мощь людей. Самолеты скользили один за другим, затем бросались вниз, как свинцовая масса, с воем своих сирен. В последнюю секунду они выпрямлялись из пике, в то время как на десять метров высоты взмывал потрясающий сноп из земли, людей, разломанных крыш. Самолеты возвращались так же в безупречном строю, прекрасно выполняли вираж и снова ныряли вниз.

С героическим упорством русские выбирались из руин сразу же, как только «Юнкеры» взмывали в небо. Согнув спины, они прыгали в новую яму и опять начинали стрелять.

Это невероятное сопротивление закончилось в три часа дня.

Танки, за которыми шла пехота, спустились со склонов за населенным пунктом Жаблинская. Наши солдаты выпрыгнули тогда из своих стогов, не желая никому оставлять честь первыми войти в горящую станицу. Они бросились через реку, преодолели небольшой подъем и бросились на передовые позиции русских.

Одна из наших рот, одновременно бросившись из своих окопов, овладела деревней напротив Жаблинской, с другой стороны реки.

Долина была открыта.

Побежденному врагу не следовало оставлять передышку.

Судьба Жаблинской должна была посеять ужас в советских тылах. Германское командование рассчитывало немедленно воспользоваться ситуацией, и в восемь часов вечера началась вторая атака, второй рывок вперед.

Горящие стога сена освещали холмы. Мы проскользнули через минные поля русских. Тысячи людей двигались именно таким образом, большей частью ползком, так как иллюминация вырисовывала каждый силуэт. Время от времени какой-то солдат «ловил» мину и взлетал, разорванный на куски. В долине конная тяга артиллерии взлетала по четыре или по шесть лошадей вместе с пушками. Но надо было идти вперед, до рассвета достигнуть новой линии высот в восьми километрах к востоку.