Сталин: операция «Эрмитаж» - Юрий Жуков

Ну а источником столь широкой распродажи должно стать то самое имущество Главнауки, которое переходит в госфонды. И прежде всего – музеев Ленинграда и его окрестностей, – ведь о них работники Наркомфина рассказывают легенды…

Решение было принято, и уже в октябре 1927 года – впервые за весь период советской власти, как своеобразный подарок к ее юбилею, – Наркомторг СССР установил твердый план экспорта по антиквариату, определив его размер на три последние месяца года 500 тысяч рублей[51].

И, как бы подтверждая правильность такой линии, в Москву поступила свежая информация:

«В Берлине состоялся 9 ноября аукцион первой партии наших антикварных предметов, отправленных сюда в августе сего года… Коммерческий результат вполне благоприятный: несмотря на то что свыше 1/3 ценностей осталось непроданной, вследствие высокой оценки, выручка за проданную часть уже покрыла с некоторым превышением полную себестоимость всей партии. Реализация остатка будет производиться на ближайшем аукционе»[52].

Отныне сомнений в предстоящих огромных доходах ни у кого уже не могло быть. А потому Илья Осипович Шлейфер, член коллегии и начальник Управления заграничных операций (УЗО) – структурной части Наркомторга СССР, занимавшейся экспортом и импортом, официально заключил: «Дело это серьезное и заслуживает исключительного внимания. Я полагаю, что при правильной постановке этого дела мы могли бы получить 4 – 5 миллиона рублей валюты от экспорта»[53].

Теперь оставались чисто практические мелочи: избавиться от конкуренции Комиссии госфондов и добиться от Наркомпроса передачи уже непосредственно Наркомторгу СССР максимального количества предметов старины и искусства из музеев, причем как можно быстрее, за несколько месяцев.

С Наркомфином РСФСР поступили просто: напомнили ему, что в стране существует монополия внешней торговли, и осуществляет ее не кто иной, как Наркомторг СССР, а потому Наркомфин должен незамедлительно прекратить все отношения с зарубежными антикварами.

Добиться покорности Наркомпроса столь же легко не удалось, несмотря на настойчивые заверения, что речь идет лишь о действительно госфондовом имуществе. Лев Филиппович Печерский, помощник начальника УЗО, человек, который в течение последующего года возглавлял, координировал, направлял всю торговлю национальным достоянием, разъяснял: «Наши возможности по экспорту антикварных изделий чрезвычайно велики, хотя следует иметь в виду, что изделия, ценные с точки зрения музейного дела нашего Союза, мы продавать не будем»[54].

Печерский был уверен в перспективных возможностях нового вида экспорта, но все же решил удостовериться в том лично.

В начале декабря Лев Филиппович выехал в Ленинград, внимательно и дотошно изучил положение дел и изложил свое мнение в докладной записке на имя Шлейфера:

«Во время моей поездки в Ленинград мне удалось выяснить следующее по вопросу об экспорте антикварных изделий.

1) Основное препятствие, которое нам придется преодолеть, заключается в совершенно непонятной косности так называемых «музейщиков», которые уже сейчас подняли большую кампанию против всяких попыток выделения совершенно ненужных вещей для музеев в качестве объектов экспорта. Нам удалось в присутствии знатоков дела ознакомиться, хотя и поверхностно, с так называемым музейным фондом… После того, как Наркомпрос сам убедился в нецелесообразности такого консервирования огромного имущества, имеются настроения в пользу передачи большей части этого фонда (называют 75 и 85 %) в госфонд. Знатоки дела утверждают, что можно, за редким исключением, весь музейный фонд реализовать без всякого ущерба для музейного дела. Если бы понадобилось когда-нибудь приобрести кое-что похожее на имущество фонда для провинциальных музеев, то это удастся сделать с совершенно незначительной затратой средств без особого напряжения и лет через 10. Совершенно поверхностная оценка этого имущества дает чрезвычайно высокую цифру, уточнить которую сейчас, конечно, нельзя, но, грубо считая, можно назвать цифру в миллиона 3.

2) Дворец Палей. Непосредственное знакомство с этим имуществом специалистов приводит к выводу, что достаточно небольшого нажима на Наркомпрос, и нам удастся добиться отмены каких-либо изъятий из этого дворца. Уполномоченный Наркомпроса по Сев.-Зап. области тов. Позерн уже дал свое согласие на изъятие максимум 5 – 6 предметов. Тройницкий, осмотревший еще раз дворец, дает заключение, согласно которому можно без всякого вреда для музейного дела отказаться и от этих 5 – 6 предметов. Необходимо вызвать тов. Позерна (он сейчас на партийном съезде), и по отзывам ленинградских товарищей нетрудно будет добиться от него необходимого согласия на передачу всего дворца Палей в госфонд. Тов. Позерн работал на Сев. Кавказе с тов. Микояном, и ленинградцы думают, что согласование вопроса об экспорте антикварных изделий из Ленинграда с тов. Позерном вполне достаточно для того, чтобы преодолеть сопротивление Наркомпроса.

3) Об Эрмитаже. В складах Эрмитажа имеется огромное имущество, переданное ему на хранение после Октябрьской революции. Как выясняется, всем музеям вменено в обязанность не включать в свои инвентарные списки того имущества, которое им было передано на хранение после октября 1917 г . В частности, в Эрмитаже хранится колоссальное множество ценных с экспортной точки зрения предметов, не имеющих музейного значения в узком смысле этого слова. Так, например, в подвале Эрмитажа большое количество частей средневекового вооружения и панцырей. Тройницкий заявляет, что без специальных разрешений он в состоянии выделить несколько комплектов такого вооружения, которое может дать около 750 тыс. руб. – миллион руб…

На складах Эрмитажа имеется множество фарфоровых изделий, ликвидация которых может дать несколько дворцов Палей. Имеется также разного рода ценное оружие (из подарков царской семье), не имеющее никакого исторического музейного значения. Ликвидация этого имущества встречает сопротивление соответствующего специалиста, но, как выяснилось, достаточно обещать Эрмитажу выделение части валюты, вырученной за эти предметы, и нам удастся, очевидно, преодолеть это сопротивление.

Госторг уговорился с Эрмитажем и приступил к закупке так называемой восточной керамики через специальную группу кавказских скупщиков. Этот товар находит большой спрос во всех европейских и американских музеях.

В Ленинграде имеется так называемый дом Шереметевых, играющий роль музея быта. Дом этот действительно воспроизводит быт дворян царской России, но в нем имеется некоторое количество высокоценных предметов. По мнению тов. Тройницкого, эти предметы безусловно могут быть заменены соответствующими менее ценными экземплярами без всякого нарушения характера ансамбля этого дома. По мнению т. Тройницкого, таких предметов можно выделить на 1/2 мил. рб. без всякого сопротивления соответствующих инстанций Наркомпроса, а при известном напряжении можно получить экспертиз вещей и на 1 миллион рублей.

Госторгу предложено обратить также внимание на экспорт антикварных книг. Уже приглашен специалист-антиквар, которому даны соответствующие задания.

Организована также и закупка антикварных ценностей, находящихся в руках частных держателей. Уже приглашены 3 специалиста – старых антиквара для этой работы, установлен контакт с представителем Госфонда в Ленинграде, привлечен в качестве постоянного эксперта Тройницкий, и по общему отзыву можно рассчитывать на полный успех.

Наркомторг Сев.зап. обл. на днях пришлет свое предложение законопроекта в отмену существующего сейчас порядка регистрации предметов музейного характера, находящихся в распоряжении частных лиц»[55].

Пространная, весьма любопытная и примечательная по своему содержанию «записка» Печерского поражает своей откровенностью, раскрывает циничный характер автора. И все же какие бы золотые горы ни сулил он руководству, сколь ни были успешными первые берлинские аукционы, сколь бы многообещающими ни грезились следующие, вполне возможно, что все так бы и завершилось единичными продажами. А «записки» Андреевой и Печерского остались бы самыми заурядными чиновничьими бумагами, вскоре забытыми всеми и пылящимися на дальней полке канцелярского шкафа.

Но не из-за этих «записок» торговля обратила свой взор, холодный и равнодушный, на музейные экспонаты как всего лишь на объекты купли-продажи. Сами по себе они не сыграли никакой роли. Все предрешило иное.

Еще за семь месяцев до того, 31 января 1927 года, на очередном заседании Политбюро обсуждали проект бюджета на уже шедший хозяйственный год (он начинался 1 октября), и среди прочих выступлений наркомов выслушали и доклад Микояна о том опаснейшем положении, в котором оказалась советская экономика. Он сообщил, что страна задолжала иностранным фирмам и банкам гигантскую сумму – около 450 миллионов золотых рублей, или 45 миллионов фунтов стерлингов, в основном по краткосрочным кредитам, выплачивать которые предстояло в самое ближайшее время.