Сталин: операция «Эрмитаж» - Юрий Жуков

Годичная отсрочка окончательного решения заставила Троцкого и Зиновьева впервые за десять лет забыть о былых принципиальных разногласиях, старых острых спорах, вынудила сплотиться, что тут же в Кремле уничижительно назвали оппозицией. «Новая», она же «объединенная», оппозиция противостояла тем, кто стремился поскорее занять господствующее положение в партии, убрав конкурентов любым способом, и предложить стране свой курс, исключающий леворадикализм, противостояла сомкнувшим впервые свои ряды «правым» – А. И. Рыкову, Н. И. Бухарину, М. П. Томскому и «центристам» – И. В. Сталину, В. М. Молотову, К. Е. Ворошилову.

Завершить четырехлетнюю битву за лидерство предстояло только теперь, когда новый, еще нелегитимный, состав Политбюро сумел заручиться надежной поддержкой большинства делегатов.

Открывая съезд, члену Политбюро и главе правительства Советского Союза А. И. Рыкову следовало всего лишь объявить предлагаемую повестку дня, внятно и четко перечислив вопросы, подлежащие обсуждению. Однако сделал это председатель Совнаркома весьма странно: путано, неясно. Да еще вдруг предупредил всех: «Мы должны быть готовы и к такому положению, когда в силу назревающих событий, может быть, придется перестроить наши ряды». Но не уточнил – что за «назревающие события», как именно «придется перестраивать ряды» партии.

Ситуация прояснилась в какой-то мере только на следующее утро, когда на трибуну для политического отчета ЦК поднялся И. В. Сталин.

Как обычно, он начал с анализа международного положения, строго придерживаясь шаблонной для партийных съездов и конференций риторики. В который уж раз констатировал: «Стабилизация капитализма становится все более и более гнилой, неустойчивой», а потому, мол, «Европа явным образом вступает в полосу нового революционного подъема». Пояснил, что недавний конфликт с прежде дружественным гоминьдановским Китаем и разрыв дипломатических отношений между Великобританией и СССР несомненно свидетельствуют об «отходе в прошлое» «мирного сожительства» Советского Союза и капиталистических стран.

Однако вслед за тем Сталин не стал, как было принято, нагнетать страх, запугивая аудиторию якобы непременным и очень близким военным походом всех стран Запада против молодой Советской республики. Напротив, он неожиданно призвал совершенно к иному, непривычному. Наша задача, сказал Сталин, «оттянуть войну, откупиться от капиталистов и принять все меры к сохранению мирных отношений… Основа наших отношений с капиталистическими странами состоит в допущении сосуществования двух противоположных систем»[36].

Столь странным, по сути капитулянтским, с точки зрения ортодоксальных марксистов, заявлением он ясно показал: предстоящее на съезде осуждение оппозиции, то есть всего леворадикального крыла партии, не пустые слова. Только что возникший блок «правых» и «центристов» был всерьез намерен решительно изменить внешнеполитический курс страны, отказаться от былой демонстративной конфронтации с Западом по чисто идеологическим мотивам, на которой всегда настаивали «левые» – и троцкисты, и зиновьевцы. Продолжали настаивать и ныне – ибо зачем тогда было Троцкому совсем недавно, всего пять месяцев назад, на одном из митингов в Ленинграде заверять своих слушателей: «Будем помогать всем рабочим движениям, даже если это будет портить отношения с правительствами…»

Своими словами о намерении «откупиться от капиталистов» подтвердил генсек и обоснованность обвинения, брошенного Троцким на заседании Политбюро 12 августа 1926 года: «Товарищ Сталин выставил свою кандидатуру на роль могильщика партии и революции».

Но Сталин не был бы действительно центристом, если во втором разделе отчета, посвященного проблемам экономики, не согласился бы с путем, указанным «левыми», не признал бы его жизненно необходимым для страны, не призвал бы партию во внутренней политике следовать только им.

Для начала, ссылаясь на данные Госплана, Сталин порадовал делегатов, сообщив, что наконец-то народное хозяйство по всем показателям вышло на довоенный уровень. Но он не стал убеждать их, что это предел возможного, – напротив, призвал партию «двигать дальше народное хозяйство нашей страны по всем отраслям», но прежде всего «двигать дальше всеми мерами индустриализацию». «Закрепить достигнутый уровень развития, усилить его в ближайшем будущем на предмет создания благоприятных условий, необходимых для того, чтобы догнать и перегнать передовые капиталистические страны»[37].

Для делегатов съезда, для всех членов партии, да и не только для них, в данном предложении не содержалось ничего нового. Обо всем этом в апреле, на V съезде Советов СССР, уже говорил председатель президиума ВСНХ В. В. Куйбышев, а до него писал самый популярный в стране экономист Е. А. Преображенский, один из ближайших сподвижников Троцкого, вместе с Бухариным написавший знаменитую «Азбуку коммунизма», тогда единственный в партийной и комсомольской среде учебник большевизма.

…Все без исключения большевики как истинные марксисты рассматривали индустриализацию как не только необходимую, но и неизбежную стадию развития СССР. Раскололись же они осенью 1925 года на «правых» и «левых» в спорах лишь по одному, но весьма принципиальному, решающему вопросу – о сроках ее осуществления.

«Правые», и прежде всего Бухарин, категорически возражали против форсирования индустриализации. Они полагали, что ее темпы следует непременно обусловить постепенным накоплением государством средств, а накопление это должно производиться в первую очередь, если не исключительно, за счет доходов от внешней торговли.

«Левые», они же троцкисты, напротив, настаивали на форсировании индустриализации, на ускоренных и даже сверхускоренных темпах. Они предлагали свое видение надежного источника финансирования грандиозных строек, названного их теоретиком Преображенским «первоначальным социалистическим накоплением».

«Такая страна, как СССР, – писал Е. А. Преображенский в своей фундаментальной работе „Новая экономика“, сразу же ставшей настольной книгой для многих коммунистов, – с ее разоренным и вообще достаточно отсталым хозяйством, должна будет пройти период первоначального накопления, очень щедро черпая из источников досоциалистического хозяйства». Тут же разъяснял, что под последним понятием он имеет в виду кулаков и нэпманов.

Преображенский настойчиво повторял, открыто полемизируя с Бухариным и его сторонниками: «Мысль о том, что социалистическое хозяйство может развиваться, не трогая ресурсов мелкобуржуазного, в том числе крестьянского, хозяйства, является, несомненно, мелкобуржуазной утопией»[38].

Серьезнейшее и страшное политическое обвинение!

Впрочем, источники финансирования индустриализации Преображенский не ограничивал лишь сверхналогами на крестьян и нэпманов. Он предлагал широко использовать также эмиссию бумажных денег, железнодорожные тарифы, монополию банковской системы, регулярные займы у населения, пошлины на ввозимые товары и только в последнюю очередь – из-за неустойчивости, непредсказуемых колебаний мирового рынка – доходы от внешней торговли.

Предлагая свой курс, курс «левых», Преображенский не скрывал трудностей, которые непременно породит ускоренная индустриализация. «В самом начале социалистического накопления, – отмечал он, – государство ведет производство, несмотря на его убыточность, и стремится лишь к наименьшему убытку во всем хозяйстве в целом и далеко не всегда – к наименьшему убытку при выборе предприятий, которые надо пустить в ход»[39].

И вот теперь, на съезде, выбор наконец был сделан. Индустриализацию страна проводить будет, причем ускоренными темпами – в пять лет, согласно разрабатываемому и предлагаемому делегатам плану. Как и предлагали троцкисты.

Значит, за счет крестьянства? За счет свертывания НЭПа (даже это понятие Преображенский предлагал упразднить)?

Прямого ответа на этот вопрос Сталин не дал. Не сказал об источниках финансирования индустриализации и Рыков – «правый», вполне сознательно уклонившись от обсуждения проблемы.

Следовательно, предстояло осуществлять план «левых», но способами, предлагавшимися «правыми»? В таком решении и выражался центризм Сталина. Судя по всем докладам, выступлениям получалось именно так: выполнение пятилетнего плана предстояло финансировать главным образом из доходов от внешней торговли.

Не случайно Рыков в своем довольно продолжительном докладе – в основном о пятилетке – выделил проблемы внешней торговли в особый раздел, недвусмысленно подчеркнув: «В пятилетнем плане необходимо исходить из того, что на протяжении ближайших пяти лет процесс индустриализации страны будет очень сильно зависеть от торговли с заграницей. Эта зависимость будет выражаться в необходимости импорта заграничных машин для оборудования фабрик и импорта сырья для работы легкой промышленности». Перейдя к экспорту, он сразу выразил серьезнейшие сомнения в том возможном объеме вывоза хлеба, который наметил Госплан, и потому предложил: «Партии и советским органам необходимо отнестись с гораздо большим вниманием, чем до сих пор, к вопросам экспорта. Необходимо добиться большего успеха в вывозе других товаров, кроме хлеба. Например, леса, продуктов животноводства и тому подобного»[40].