Олимпионник из Артаксаты - Ашот Мелик-Шахназаров

— Это обо мне сказал моей матери педотриб Янис: «Если тебе скажут, что твой сын умер, можешь поверить этому. Но не верь человеку, который станет утверждать, что он был побеждён на олимпийских состязаниях!»

Шум негодования и возгласы восхищения с новой силой вспыхнули на трибунах. Распорядитель тщетно взывал к порядку. Тогда по его знаку все элланодики поднялись со своих кресел и, сделав несколько шагов, подошли к балюстраде, ограждавшей их трибуну от стадиона. Это привлекло внимание зрителей и заставило их успокоиться. Агонофет вновь поднял руку, добиваясь полнейшей тишины, и сказал, обращаясь одновременно и к зрителям, и к Эпикраду:

— Таков жребий! Эпикрад будет биться сразу в финале. Что касается воли богов, то мы узнаем об этом после решающего поединка. А тебе, олимпионик, — сказал он, обращаясь уже к одному Эпикраду, — не пристало возносить хвалу самому себе: ты можешь прогневить Зевса. Ступай на место.

Эпикрад молча вернулся в строй. Оставшаяся часть жеребьёвки прошла без приключений. Поликар из Александрии вытянул «эпсилон», и ему предстоял поединок с Дамиском из Сицилии. Дамарету с Крита выпало встретиться с карфагенянином Иккосом, которому тоже досталась «дельта». Одинаковые жребии с изображением буквы «зита» достались Патаку из Галлии и Эперасту из Олимпии. После того как был определён жребий судьбы, поединщики освободили арену. Одни остались на трибунах, в специально отведённых для поединщиков местах, другие скрылись в крипте.

В крипте, сумрачном тоннеле длиной в 32 больших шага, было тихо и прохладно. Здесь можно было отвлечься от предстоящего поединка или, пройдя тоннель, выйти в Альтиду, храмы и алтари которой также благотворно влияли на атлетов и поединщиков, взволнованных предстоящим состязанием. Слева у входа в крипту со стороны Альтиды стояли занёс-базы. Те самые, что были поставлены здесь как напоминание о необходимости вести честную борьбу. И те из атлетов, которые предпочли дожидаться начала своего поединка в крипте, по соседству с занами, имели достаточно пищи для размышлений. Так что место для занёс-баз было выбрано отнюдь не случайно. И Вараздат, который тоже находился в крипте, невольно усмехнулся.

Глава VI

Воля богов

Миг, к которому готовились поединщики в течение целой олимпиады, наконец наступил. Каждый из участников Игр следовал во время подготовки в Элиде предписаниям элланодиков, каждый из них принёс жертву Зевсу, Гермесу-покровителю и другим богам, мечтая о том, чтобы Ника даровала победу именно ему. И теперь каждому из поединщиков предстояло показать всё, на что он способен.

Первыми вступили в бой карфагенянин Иккос и критянин Дамарет. Выставив вперёд левые руки, они медленно кружили в центре площади, изредка нанося друг другу тяжёлые удары правой рукой. Бой шёл довольно долго и казался равным. Лишь кровоточащее ухо Дамарета свидетельствовало о том, что удары Иккоса чаще достигают цели. В самом деле, внимательный глаз уловил бы, что карфагенянин принимает почти все удары соперника на приподнимаемое вовремя левое плечо, в то время как поединщик с Крита пропускает большинство ударов. Почти все они приходились на голову — висок и челюсть, поскольку удары по туловищу запрещались правилами.

Развязка наступила неожиданно. После очередного удара Иккоса Дамарет упал на колени и долго стоял так, как бы решая, продолжать поединок или сдаваться. Его сомнениям положил конец звонкий мальчишеский голос, раздавшийся откуда-то с верхних рядов трибуны:

— Подними палец, Дамарет! Карфагенянин сильнее!

Критянин приблизил к своему лицу кулак и, помедлив ещё немного, вытянул вверх указательный палец. Это была капитуляция. Агонофет подошёл к Иккосу и высоко поднял его правую руку — так объявлялся победитель поединка. Первую победу бурно приветствовали зрители из Карфагена и Туниса. Впрочем, все остальные тоже благосклонно приняли исход поединка, который прошёл в классическом стиле и принёс победу более умелому.

Ещё две пары выходили на белый песок арены, прежде чем глашатай пригласил Филона из Константинополя и чужестранца Вараздата. Византиец был почти на голову выше своего соперника. Кроме того, у него были длинные руки, а это большое преимущество для поединщика. Он вышел на арену уверенным шагом, горя нетерпением скорее начать бой. Однако внимательный взор уловил бы некоторую торопливость в движениях Филона, выдававшую его волнение. Вызвано ли это робостью перед Вараздатом, о победах которого на состязаниях в Дельфах Филону, конечно, было известно? Или ему мешала симпатия зрителей к чужестранцу?

— Смелее, Вараздат! Филон не страшнее льва!

— А ну, чужестранец, покажи, на что ты способен!

Вараздат стоял уже в центре площадки и не обращал внимания на выкрики с трибун. По знаку элланодика он стал в стойку и поднял обе руки. И что удивительно, обе руки он держал в почти одинаковом положении — на уровне груди. Филон осторожно приближался к нему с вытянутой левой рукой, в то время как правая со сжатым у подбородка кулаком была готова обрушиться на челюсть противника. Наступая на Вараздата, Филон занял центр арены и стал медленно поворачиваться вокруг своей оси, зорко следя за чужестранцем. Два-три удара, нанесённые справа наотмашь Филоном, хлыстом рассекли воздух и заставили Вараздата быстрее кружить вокруг византийца. Бойцы, по существу, не сближались. Своей протянутой рукой византиец пытался достать левую руку соперника. Но тот упорно избегал этого, сохраняя дистанцию и держа обе руки согнутыми чуть выше пояса. И несмотря на то, что лицо его было открыто, дотянуться до него Филону никак не удавалось: чужестранец каждый раз с непостижимой быстротой отскакивал от кулаков соперника. С трибуны донёсся насмешливый возглас:

— Не робей, чужестранец!

Стойка Вараздата была столь необычна, что часть зрителей решила, будто он недостаточно знаком с канонами ведения боя. На трибуне послышались смешки. И хотя зрители оценили подвижность Вараздата, всё же многие из них с явным неодобрением следили за его действиями, в которых усматривали всё, кроме желания вести бой до победы.

— Вперёд, Филон!

Этот клич, поданный каким-то зрителем, скорее всего константинопольцем, был подхвачен его земляками, и Филон, пытавшийся ещё несколько раз безуспешно попасть правым кулаком в голову Вараздата, всё сильнее стал наседать на соперника. В его движениях появились решимость и уверенность. Вараздат продолжал выжидать. Он легко уклонялся от ударов Филона, отступая ровно настолько, чтобы кулак соперника в грубых кожаных сфайрах не доставал до его лица.

— Это игра на краю пропасти. — прошептала Деметра. Следя за кулачными бойцами, она невольно так стиснула руку Фату, что та даже вскрикнула от боли. Не понимая, в чём дело, Деметра перевела взгляд на служанку, виновато улыбнулась ей и затем с волнением взглянула на братьев.

Но на их лицах она не прочла никакой тревоги. Оба с иронией, но очень внимательно следили за ходом поединка.

Когда Филон в очередной раз с размаху ударил в то место, где за мгновение до этого было лицо чужестранца, отпрянувший назад Вараздат сделал небольшой пружинистый скачок к не успевшему развернуться сопернику. Сильные ноги чужестранца словно катапульта выбросили его тело навстречу византийцу. Левая рука, обгоняя тело, стрелой вонзилась в подбородок Филону. Последний по инерции шагнул вперёд, словно не почувствовав боли, готовый ответить ударом на удар. Но вдруг как-то обмяк и повалился навзничь на белый песок.

Всё это произошло в считанные мгновения, и Деметра, просмотревшая этот эпизод, удивлённо взирала на площадку, над которой повисла тишина. Первым пришёл в себя от неожиданности элланодик, руководивший поединком. Убедившись, что византиец не в состоянии продолжать бой, он подошёл к Вараздату и победно вскинул вверх его правую руку. Затем по знаку агонофета два раба стали поднимать Филона. Элланодик вынул из складок своего хитона какой-то миниатюрный сосуд и приложил его к носу византийца. Филон задёргал головой, сознание постепенно возвращалось к нему.

Только теперь зрители стали отдавать себе отчёт в происшедшем. Возгласы одобрения прокатились по стадиону, люди оживлённо переговаривались друг с другом, пытаясь восстановить перипетии поединка.

— Его кулаки быстрее молний!

— Он сбил Филона левой рукой!

— Ну и удар! Боги дали ему взаймы часть своей силы!

Счастливая Деметра втайне досадовала, что упустила столь интересный момент. Впрочем, внешне она встретила победу Вараздата весьма сдержанно, и только в глазах появилось ликование. Зато Фату не скрывала своих чувств. Она смеялась и, схватив руку Арсена, пыталась изобразить для Деметры заключительную фазу поединка.

А на площадке уже билась новая пара — карфагенянин Иккос и победитель второго боя Патак из Галлии. Эта встреча длилась довольно долго. Патак, мощного телосложения и не очень подвижный, почти совсем не реагировал на действия карфагенянина. Он настойчиво сближался с ним, невзирая на получаемые удары. Его цель была ясна: подойти возможно ближе и решить исход поединка одним ударом. Но соперник старался не дать ему возможности попасть в лицо. Удары Патака приходились то в голову, то в лоб. Причём каждый удар приносил ему всё больше страданий: он разбил себе пальцы правой руки, и теперь его не спасали даже сфайры.