Олимпионник из Артаксаты - Ашот Мелик-Шахназаров

Когда последний, десятый, элланодик возвратился на своё место к подножию статуи, послышались нежные звуки флейты. Через минуту к ним присоединился хор девушек, стоявших дотоле на небольшом возвышении за статуей Зевса. Зазвучал торжественный гимн.

Вараздат, как и большинство атлетов, не мог, как ни старался, разобрать ни одного слова. И это было неудивительно, потому что гимн по традиции исполнялся на дорическом наречии, которым владели немногие из присутствовавших. Но величественная мелодия гимна, выразительность исполнения, торжественность обстановки и сама церемония клятвоприношения не оставляли никакого сомнения в том, что гимн исполнялся в честь Зевса и других богов Эллады. Хор прославлял героические подвиги Геракла, воспевал доблести героев-атлетов, молил богов вдохновить участников Игр мужественными примерами, столь многочисленными в богатой событиями истории Эллады.

Для толпы, заполнившей площадь перед Булевтерием, звуки гимна явились сигналом к началу праздника. На многочисленных алтарях Альтиды почти одновременно вспыхнули костры. Родные, близкие и друзья атлетов закалывали жертвенных животных во славу Игр, во исполнение своих желаний. В лучах заходящего солнца над жертвенниками Альтиды курился дым, в то время как по всей Олимпии, и особенно в раскинутом недавно палаточном лагере, загремела музыка. Люди пели, плясали, присаживались к столам, на которых в огромных мисках аппетитно дымились куски баранины, принесённые сюда из Олимпии после жертвоприношений.

— Дорогу участникам Игр! Слава Зевсу! Дорогу доблестным состязателям и поединщикам! Да здравствует Геракл! Дорогу элланодикам и жрецам! Привет посольствам стран и городов! — без устали выкрикивал глашатай, размахивая длинным древком с флагом олимпийских празднеств — белым полотнищем, на котором изображены семь разноцветных колец.

Белый цвет и яркие краски радуги были официальными цветами атлетических Игр в Олимпии. Дневной свет, преломляясь в мельчайших каплях росы или дождя, проходя сквозь призму кварцевого камня, превращался в семь цветов. Вот почему на флаге Олимпийских игр, на белом его фоне, покоились семь разноцветных колец. Самое большое — красного цвета, следующее, внутри него, — оранжевого, ещё, поменьше, — жёлтого, затем — зелёного, голубого, синего и фиолетового. В середине этого семицветного кольца оставался маленький белый круг.

Толпа подалась назад — из Булевтерия показалась процессия. Первыми опять шествовали элланодики. Через Римские ворота они вновь вошли в Альдиду и круто свернули налево. Этот путь вёл вдоль южной стены к Парадным воротам. В том месте, где процессия сворачивала налево, участники Игр поднимали в приветствии руку, салютуя Нике, парящей над их головами.

Миновав стелу, участники опускали руки, но продолжали смотреть направо. И вовсе не потому, что этого требовал церемониал. Их притягивали статуи, установленные в честь олимпиоников разных лет. Проходя мимо них, каждый думал о своём. Одни отдавали дань уважения успехам своих предшественников, другие смотрели на статуи, чтобы вдохновить себя на атлетические подвиги, третьи возносили хвалу Зевсу. И каждый мечтал о победе, о таком памятнике, на котором будет высечено его имя.

Между тем элланодики, возглавлявшие колонну, уже скрылись в Парадных воротах. Постепенно и остальные участники процессии покинули священную Альтиду. Они шагали по Дороге шествий мимо терм и Феоколеона в гимнасий и палестру, где им предстояло дожидаться вызова на стадион.

Ничто не должно было тревожить сон атлетов перед Играми. Они шли, чтобы отдохнуть от впечатлений первого дня и набраться сил перед испытаниями, которые им предстояли в дни Игр. Правда, далеко не всем атлетам удалось уснуть сразу. Некоторые, и в их числе Вараздат, ещё долго лежали в темноте, не смыкая глаз, ловя отдалённые звуки веселья, бурлившего в Олимпии.

Несмотря на поздний час, гулянье только разгоралось. Четыре года Олимпия ждала очередных Игр. И теперь, дождавшись, предавалась бурной радости. Это был великий праздник, никого не оставивший равнодушным. Не только язычников, боги которых сами совершали атлетические подвиги, но и христиан, которым вера запрещала восхваление телесной красоты и физической силы. Все, кто находился в эти дни в Олимпии, были захвачены праздничным вихрем.

Гулянье продолжалось до самой полуночи. Затихло оно лишь после того, как трубач протрубил коротко и тонко, возвещая, что первый день Олимпийских игр, день, посвящённый жертвоприношениям и умиротворению богов, закончился. Но люди, заполнившие Альтиду, площади Олимпии и улицы палаточного городка, не спешили разойтись на ночлег. Толпа хлынула на стадион. Ночлег на мраморных ступенях стадиона не сулил, конечно, сладкого сна, но давал редкую возможность занять наиболее удобные трибуны. Правда, на гигантском стадионе, вмещавшем почти сорок тысяч зрителей, почти не было сидячих мест. Но в праздничную ночь на стадионе собралось, конечно, не сорок тысяч, а гораздо меньше предусмотрительных гостей Олимпии, и им хватило места, чтобы растянуться на прохладном мраморе и отдохнуть под звёздным небом перед началом состязаний.

Братья, как всегда неразлучные, провели весь вечер в обществе своих земляков. А когда настало время расходиться, Карен обратился к Тироцу-армену:

— Мы пойдём на стадион и постараемся занять хорошие места для себя и для вас. Встретимся утром на трибунах.

— Милые мои, — отвечал купец, — спасибо за заботу, но идите-ка лучше спать. Мои люди уже давно на стадионе. И когда завтра начнутся состязания, нас с вами будут ждать самые лучшие места.

Юноши, не раз участвовавшие в сражениях и не знавшие усталости в трудных походах, были утомлены до крайности из-за множества впечатлений, обрушившихся на них в этот день. Они не дали себя долго упрашивать и без лишних слов последовали совету Тироца-армена.

Глава V

Жребий судьбы

Шёл третий день Игр 291-й Олимпиады. Впрочем, они уже успели получить своё наименование — стали называться Играми Никострата. Этим они были обязаны смуглому стройному юноше, сыну Ксенофонта из Спарты, который в свои восемнадцать лет стал победителем в беге на один стадий. Дистанцию в шестьсот ступней Геракла Никострат преодолел как ветер, опередив ближайшего соперника на два корпуса. И теперь он сидел на мраморной трибуне стадиона, окружённый родными и друзьями, в то время как поэты готовили в его честь хвалебные оды, которые должны были прозвучать в Пританее во время церемонии награждения. До этого торжественного события оставалось ещё целых два дня. Сегодня утром прошли состязания борцов и пентатлов, после полудня предстояли кулачные поединки, а на завтра были назначены гонки колесниц. Победители получали свои награды лишь в пятый день Игр.

Накануне за великолепным успехом юного Никострата последовали красивые победы других атлетов: бегунов и метателей. Два стадия быстрее всех пробежал Дамоксенид из Старого Коринфа, что в Арголиде. Лучшим в изнурительном беге на долихос был Филет из Александрии. В метании диска отличился Ксенокл из фокидского города Дельфы, в метании копья — Рексиб из Пизы, а в прыжках в длину — другой житель Пизы, Меналк.

Карен и Арсен не пропускали ни одного состязания. Их постоянными спутницами были Деметра и Фату. Короткая эксомида нубийки и её ярко-жёлтый гиматион нисколько не уступали по роскоши одеянию хозяйки. У Арсена ещё свежи были воспоминания о поездке в Египет, он мечтал изваять когда-нибудь скульптуру чернокожей девушки и сейчас с удовольствием наблюдал за мягкой грацией Фату.

Четверо молодых людей проводили целые дни на стадионе. Чужестранцев особенно заинтересовали выступления копьеметателей и прыгунов. Для того чтобы бросить копьё дальше и придать ему лучшую устойчивость в полёте, атлеты использовали тонкий кожаный шнурок. Они обвязывали им середину древка. Один конец шнурка прикреплялся к копью, другой, с небольшой петлёй на конце, оставался в руках копьеметателя. Разбежавшись и метнув копьё, атлет продолжал удерживать в течение нескольких мгновений шнур указательным и средним пальцами, что придавало копью вращательное движение, а следовательно, и нужную устойчивость.

Интересной была и техника прыжка в длину. В руках у прыгунов были гальтеры — гири из бронзы, подобранные по весу индивидуально для каждого атлета. Эти гальтеры напоминали четвертушки яблока с отверстием в середине для захвата. Разбежавшись и оттолкнувшись от небольшой каменной плиты — батеры, атлет выбрасывал вперёд руки с гирями, увеличивая таким образом скорость полёта. При приземлении прыгун отводил одновременно руки с гирями назад, чтобы, оттолкнувшись одной ногой, вновь выбросить вперёд руки, приземлиться на другую ногу и совершить третий прыжок. В зачёт шла сумма трёх прыжков, которая у лучших прыгунов превышала полуплетр[15].