Обман - Клэр Фрэнсис
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В конце книжки на пустой страничке рукой Гарри сделано несколько цифровых пометок. Номера кредитных карточек и, похоже, номера банковских счетов, помеченных «л/с» или «д/с» – лицевой и депозитный счета.
Я откладываю записную книжку в сторону. При жизни Гарри я заглядывала в этот ящик от силы раза три и то только тогда, когда он звонил и просил проверить, нет ли там его чековой книжки. Однажды Гарри забыл здесь свои ключи. Я заметила, что сейчас их тут нет. В ящике лежат только ключи от стола, запасные от дома и запрятанные подальше ключи от шкафчика с оружием.
Звонит телефон. У меня мелькает надежда, что это Кэти, пока до меня не доходит, что еще нет и половины первого. Это Энн. Она натянуто со мной здоровается. Задвинув ящик, я сгибаюсь над столом, положив локти между кучами бумаг. Энн рассказывает о своих трудностях, связанных с тем, что Диана осталась у них на ночь, ругала ужин и, отказавшись идти в кровать, заснула в кресле.
Я сочувственно хмыкаю, а затем говорю, что, может быть, Диана была расстроена панихидой и разговорами о том, что Чарльз выставил свою кандидатуру в парламент. Но через пару дней она успокоится. Энн в этом не уверена. Стараясь слушать как можно внимательнее и что-то бормоча, я просматриваю лежащие справа от меня дубликаты счетов, оплаченных по кредитным карточкам Гарри, со сделанными рукой Маргарет пометками «Оплачено». Это за март. Я вижу, что Гарри не стеснял себя в расходах, хотя у нас были денежные затруднения. Он истратил более пятисот фунтов. Здесь плата за бензин и прочие повседневные расходы, но есть и счета за покупки в «Торнбулл и Эссер», в основном за сорочки, а также счета из нескольких шикарных лондонских ресторанов с соответствующими ценами и из двух поскромнее, о которых я даже никогда не слышала. Мне кажется, что в эти два ресторана Гарри, скорее всего, ходил с Кэролайн Палмер, потому что вероятность быть узнанным была там невысокой.
Интересно, чем сейчас занимается эта Палмер, страдает ли она по Гарри? Почему-то мне кажется, что нет.
Энн изменила тон. Он стал требовательным, отрывистым и возмущенным. Она говорит, что в понедельник Диана должна вернуться к себе домой, но вряд ли ее можно оставить одну на долгое время, кто-то должен за Дианой присматривать. Однако ей с Чарльзом вряд ли удастся это делать каждый день, потому что Чарльз занят подготовкой к выборам.
– Я стану заезжать к ней, как только будет выдаваться свободное время, – обещаю я.
– Было бы очень мило. Ты знаешь, мы так намучились с ней, пока ты находилась в отъезде.
– Да, я все понимаю.
Энн делает паузу, выражая свое недовольство мною, и наконец говорит:
– Ну что, как прошла беседа с Леонардом?
Я отвечаю, что Леонард старается все уладить. Пытаясь восстановить семейную гармонию, в разрушении которой меня, похоже, считают виновной, объясняю суть проблем, связанных с отсутствием свидетельства о смерти и спрашиваю совета насчет дома: как Энн смотрит на то, чтобы я попыталась сдать его в аренду. Обращение к ее мудрости немного смягчает Энн, и она советует мне с этим не торопиться. До конца разговора, как я полагаю, мне удается восстановить с Энн некоторое взаимопонимание. Этим и отличаются наши с ней отношения: они подобны шатким мосткам, требующим постоянного ремонта.
Я смотрю на стол и вспоминаю о ключах Гарри – о том, что в связке должен быть ключ от еще одного места, которое я пока не осмотрела.
У Гарри было два набора ключей, запасная связка должна быть где-то в доме. Я направляюсь к лестнице, но тут меня пронзает неожиданная мысль, и я сворачиваю на кухню, подхожу к старому шкафу, занимающему почти всю стену, и шарю рукой по внутренней стороне правой дверки. Второй ключ для ящика с оружием на своем обычном месте – он висит на крючке на задней стенке шкафа.
Опять звонит телефон. Я неохотно останавливаюсь в дверном проеме, не зная, брать трубку или нет. Когда звонки прекращаются, подхожу к телефону и включаю автоответчик.
Большой стол в холле, в стиле эпохи короля Якова (за который Гарри, по-моему, сильно переплатил) выглядит очень аккуратно. Стопка политических и спортивных журналов лежит рядом с вазой, полной белых роз, подаренных нашим соседом. Всевозможные головные уборы, которые Гарри все время оставлял на столе, убраны, скорее всего, в шкаф с одеждой. На серебряном подносе лежит колода карт и множество рекламных проспектов.
Иногда Гарри оставлял ключи здесь, хотя в основном он держал их в своей гардеробной. Однако, когда я поднимаюсь наверх и заглядываю в стоящую на комоде фарфоровую вазу, куда он обычно с громким звоном бросал ключи, я нахожу там лишь несколько монет.
В спальне опять звонит телефон. Сама не зная зачем, я медленно иду к аппарату. Автоответчик срабатывает с четвертого звонка.
В верхнем правом ящике комода лежат аккуратно сложенные носовые платки, галстуки и запонки из кожаного футляра, небрежно брошенного у зеркала. Отодвинув носовые платки, я осматриваю ящик. Хотя я тысячи раз открывала его, чтобы положить туда чистое белье, сейчас я чувствую себя неловко, подобно вору. Мне вдруг начинает казаться, что Гарри где-то поблизости, что он отошел на несколько минут и в любой момент может войти и поинтересоваться, чем я тут занимаюсь. Старое чувство вины или новое? В омуте раскаяния их трудно отличить друг от друга.
Здесь ключей тоже нет.
Снизу распахивается входная дверь, и кто-то легко бежит по холлу. Сердце екает, и я задвигаю ящик.
– Мам! – кричит Джош. – Мам!
– Я здесь, наверху! – Отвечаю, переведя дыхание.
Машинально выдвигаю левый ящик и быстро просматриваю его содержимое. Носки разложены в соответствии с цветом и толщиной – наследие армейской жизни Гарри. И вот прямо передо мной, на самом виду лежат ключи.
– Мам, – появляется запыхавшийся Джош. – Мы разожгли костер! Уже разгорается и тепло так… А еще мы наловили уйму окуней. Их так сложно ловить, но мы поймали пять рыбин! Целых пять! – с восторгом выдыхает он.
Я делаю вид, что поражена, а между тем кладу ключи в карман.
– Костер еще не совсем готов, он должен немного прогореть.
– Вам что-нибудь нужно? Хлеб или еще что-то? – спрашиваю я, направляясь к лестнице.
– Да нет, не нужно!
– Совсем ничего?
– У Ричарда все с собой! – Джош обгоняет меня, садится на перила и съезжает вниз.
– А как насчет кетчупа?
Он доезжает до конца перил и спрыгивает на пол.
– Мм… Я думаю, тоже не нужен. – В его голосе чувствуется неуверенность. Кетчуп – это слабость Джоша. Я удивленно приподнимаю брови. – Нет, не нужен, – наконец решительно говорит он.
Я с пониманием киваю: кетчуп не "подходит для обеда на природе. Направляясь на кухню, спрашиваю:
– Ну тогда кока-колы?
– У нас есть лимонад.
– Похоже, у вас есть все, что нужно. – Прислонившись к кухонному столу, я внимательно смотрю на сына с чувством внезапно охватившей меня радости. Мне хочется дотронуться до него, погладить, но он сейчас чувствует себя взрослым мужчиной, так что вряд ли откликнется на столь откровенное проявление чувств.
– Так что же? – спрашиваю его. – Что тебе нужно?
– А! – восклицает Джош, видимо, вспомнив, зачем приходил. – Хватит и на тебя. Я хочу сказать, если ты захочешь.
– Большое спасибо. Но, по-моему, будет лучше, если вы съедите все сами.
– Там слишком много. – Джош переминается с ноги на ногу.
Я задумчиво поджимаю губы.
– Вы сами-то хотите, чтобы я пришла?
– Конечно! – Он с упреком смотрит на меня, но затем отводит взгляд в сторону. Я чувствую, что здесь что-то не так. – Ричард сказал… – он делает паузу, раздумывая, продолжать или нет. Наконец, нахмурившись, договаривает фразу: – Попросить тебя повежливее, чтобы ты обязательно пришла.
– А… – молвлю я и понимающе киваю. – В таком случае… – Я соглашаюсь присоединиться к ним, и причиной тому не сами слова Джоша, а мое желание восстановить его расположение ко мне, которое я, похоже, частично утратила.
Я обещаю Джошу подойти минут через двадцать. В этот момент раздается телефонный звонок. Я смотрю на часы: пять минут второго. Выключаю автоответчик, надеясь, что это Кэти, и слышу голос Джека. Решив не снимать трубку, я оборачиваюсь и вижу, что Джош уже исчез.
Еще минут пять я сижу у стойки на кухне со второй чашкой кофе. Представляю себе, как Кэти выходит из столовой и идет в спальный корпус. Стараюсь не думать о выражении лица дочери, потому что сейчас могу представить ее лишь грустной и потерянной.
Трубку подняла девочка постарше, и мне долго приходится ждать, пока она отыщет Кэти.
– Мам? – в ее голосе воодушевление. Она говорит, что все в порядке, что относятся к ней здесь хорошо, с расспросами не пристают – в общем, пока все терпимо.
Я слышу нотки фальшивой бодрости и понимаю, что она думает в первую очередь обо мне, но тем не менее с радостью различаю в ее голосе признаки душевного спокойствия.