Хочу съесть твою поджелудочную - Сумино Ёру

Теперь уже она, попивая ликёр, перевернула карту. Валет червей. Я не знал, чем это грозит, но на всякий случай приготовился к худшему.

— Есть! Значит, право спрашивать — у меня. Теперь я скажу: «Правда или действие?», а ты для начала ответь: «Правда». Ну, понеслась. Правда или действие?

— Правда… И?

— Для разгона: кто, по-твоему, самая милая девушка в нашем классе?

— Ты это к чему вообще?

— Это смысл игры! Не хочешь отвечать на вопросы — выбирай «действие». Тогда я предложу тебе пройти испытание. Но что-то одно нужно выбрать обязательно!

— Бесовщина, а не игра.

— Напоминаю: выходить, не доиграв, нельзя. Ты ведь согласился? Грубых поступков мне от тебя не ждать, так?

Прикладываясь к стакану, она гаденько мне улыбалась, и я, понимая, что она только и ждёт проявления недовольства, стоически хранил невозмутимый вид.

Ещё рано сдаваться. Брешь я ещё найду.

— А эта игра на самом деле существует? Или ты прямо сейчас её выдумала? В последнем случае я настаиваю, что моё согласие не выходить из игры не имеет силы.

— Увы тебе. По-твоему, я настолько недальновидный человек?

— По-моему, да.

— Хмф! Это почтенная игра, её в стольких фильмах показывали! Я, когда в прошлый раз кино смотрела, специально всё проверила. И спасибо, что дважды напомнил о своём согласии не выходить из игры.

Она разразилась жутким клёкотом, словно посланец ада, и её глаза зажглись явным демоническим блеском.

Хотя получается, что она опять меня похвалила. В который, интересно, раз?

— Давай не будем требовать правды и действий, выходящих за рамки общественных норм и приличий. И ничего эротического, ясно? Придержи своё воображение!

— Заткнись, дура.

— Хамло!

Она допила оставшееся в стакане спиртное и смешала третью порцию. Пожалуй, не сходящую с её губ полуулыбку уже стоило отнести на счёт опьянения. Кстати, моё лицо уже какое-то время просто горело.

— Итак, к моему вопросу. Кого в нашем классе ты считаешь самой милой?

— Я не сужу людей по внешности.

— Характер не важен. У кого самое красивое личико?

Я помолчал.

— Кстати, выберешь действие — пощады не жди.

Одни только дурные предчувствия.

Я прикинул, как бы мне выкрутиться из этой ситуации с наименьшими потерями, и вынужденно выбрал правду.

— По-моему, самая красивая — та девочка, которая сильна в математике.

— А, Хина! Она на одну восьмую немка. Значит, вот кто тебе нравится… Хина красивая, и в ней нет ничего от мальчишки. Была бы я парнем — сама бы влюбилась. Ты разбираешься в людях!

— Будь мы одного мнения, «разбираешься в людях» означало бы чрезмерно раздутое эго.

Глоток ликёра. Я почти что не чувствовал его вкус.

По её сигналу я снова выбрал карту. Оставалось девять попыток. Раз не удаётся соскочить, я мысленно попросил, чтобы во всех девяти право спрашивать выпало мне. Но, похоже, в такие моменты мне не особо везёт.

У меня — двойка червей, у неё — шестёрка бубён.

— Звиняй, небеса благоволят девушкам с добрым сердцем.

— Вот теперь я перестал верить в бога.

— Правда или действие?

— Правда…

— Если Хина в классе самая красивая, то по внешности на каком месте я?

— Выбирая из тех, чьи лица я помню, — на третьем.

Я решил впрыснуть в себя силу алкоголя и отпил глоток. Одновременно к своему стакану припала Сакура — и отхлебнула гораздо больше меня.

— Сама напросилась, конечно, но мне жуть как неловко! Совсем не ожидала, что ты станешь отвечать честно.

— Я смирился. Хочу, чтобы мы поскорее закончили.

Её лицо раскраснелось — наверное, от выпитого.

— Не будем спешить, [мой друг]. Ночь длинная.

— Это да. Говорят, за неприятным делом время течёт медленнее.

— А мне ужасно весело!

Она налила сливовый ликёр в оба стакана. Газировка кончилась, и она наполнила их до краёв, ничем не разбавляя. Не только вкус — уже и запах стал приторным.

— Значит, я третья красавица в классе! Хе-хе-хе!..

— Тянем дальше. Дама бубён.

— Не хочешь как-то оживить игру? Ой-ёй, двойка бубён.

Видя её расстроенное лицо, я почувствовал глубочайшее облегчение. Моё самое мощное оружие сопротивления в этой игре — хотя бы в одной из десяти попыток отобрать у неё право распоряжаться. И я уже поклялся никогда больше не участвовать в сомнительных затеях Сакуры, которые она назовёт игрой.

— Ну же, [мой друг], твоё слово.

— Ну да. Правда или действие?

— Правда!

— Хорошо. Итак…

Я сразу придумал, что бы мне хотелось узнать о ней.

Ничто другое меня не интересовало.

— Решено!

— Ой, я вся дрожу!

— Какой ты была в детстве?

— И только-то? А я приготовилась назвать тебе свои три размера…

— Молчи, дура.

— Хамло! — весело парировала она.

Разумеется, я не для того задал свой вопрос, чтобы выслушивать её греющие душу воспоминания. Я хотел понять, как она стала таким человеком. Хотел узнать, через что прошла моя полная противоположность, влияя на своё окружение либо испытывая его влияние на себе.

Потому что я искренне ей удивлялся. Как формировались наши с ней характеры, в чём разница между тем, как мы жили? Один неверный шаг мог сделать меня таким же, как она, и это не давало мне покоя.

— Какой я была в детстве… Меня часто называли непоседой.

— Что ж, легко могу представить.

— А то! В младшей школе девочки были выше мальчиков, я была самой рослой и даже дралась с мальчишками. Или ломала чего-нибудь. Короче, трудный ребёнок.

Понятно. Что ж, возможно, её характер как-то связан с телосложением. Я всегда был мелким и хлипким. Наверное, потому и вырос интровертом.

— Достаточно?

— Да. Едем дальше.

А дальше бог вроде как вступился за послушного мальчика, и я выиграл пять раз кряду. Куда только подевалась та самоуверенная девица, начинавшая игру? Похоже, бог махнул на неё рукой — на неё и на её поджелудочную железу. С каждым проигрышем она налегала на спиртное и всё больше куксилась. А точнее будет сказать — с каждым моим вопросом. Когда ликёра осталось на пару порций, её лицо стало пунцово-красным, губа отвисла и казалось, она вот-вот сползёт с дивана на пол. Она напоминала раскапризничавшегося ребёнка.

Вот, кстати, те пять вопросов, заставившие её воскликнуть: «Это что, собеседование?», и ответы на них.

— Какое твоё увлечение длилось дольше всего?

— Придётся признаться, что мне всегда нравилось кино.

— Кого из известных людей ты больше всего уважаешь и почему?

— Тиунэ Сугихару![22] Дипломата, который выдавал визы евреям. Он до конца поступал так, как считал правильным, и это просто потрясающе.

— Что ты считаешь своей сильной стороной, а что — слабой?

— Сильной — то, что я легко схожусь с людьми, а слабые сложно назвать, их слишком много. Пусть будет неумение сосредотачиваться на чём-то одном.

— Самое радостное, что с тобой случалось?

— Хм. Наверное, встреча с тобой, хе-хе!

— Исключая поджелудочную — самое болезненное переживание в твоей жизни?

— Пожалуй, смерть моей собаки, когда я училась в средней школе. Мы были неразлучны… Слушай, это что, собеседование?

Я сам восхитился, с каким идеально невинным видом ответил:

— Нет, это игра.

— Спрашивай что-нибудь поприятней! — взвыла она со слезами на глазах, а затем залила в себя явно лишнюю порцию ликёра. — И пей!..

Я не стал играть на нервах пьяной девушки, смотревшей на меня диким взглядом, и тоже выпил. Пусть я и сам изрядно накачался, делать непроницаемое лицо у меня получалось лучше.

— Осталось две попытки. Тянуть мне. Валет треф.

— Что?! Такая сильная?! Сколько можно! — завопила она, огорчённая, раздосадованная и разозлённая до глубины души, а затем перевернула свою карту. Когда я, уверенный в собственной победе, увидел её значение, по моей спине заструился холодный пот.

Король пик.

— Ур-ра!.. Ась?

Издав ликующий клич, Сакура попыталась подняться, но алкоголь, похоже, спутал ей ноги — пошатнувшись, она плюхнулась на диван. Её настроение резко поменялось, и она встретила свою немощь захлёбывающимся хихиканьем.