Метро 2033: Изоляция - Мария Стрелова

Двор между тремя домами был перегорожен машинами. Несчастные жители пытались сбежать из огненного кошмара и навсегда остались погребенными под обломками в собственных машинах.

Миша подал девушке руку. Друзья взобрались на остов иномарки, оглядывая раскинувшуюся перед ними картину. Марина тяжело дышала сквозь фильтр противогаза. Ей было страшно до потери рассудка. Ее любимый город погиб. Погиб навсегда и безвозвратно. Даже если когда-то человечество вернется на поверхность из темных казематов бункеров и убежищ, им никогда не возродить из руин славный город Москву…

Научно-исследовательский институт, неприметный и серый, выглядел плачевно. Стекла осыпались, но крепкое здание не рухнуло, лишь покосилось, готовое слиться с землей в любой момент.

– Тебе туда точно надо? – спросил Миша. Его голос прозвучал хрипло и напуганно.

Марина кивнула.

– Подожди меня здесь. Мне нужно наверх. Не ходи за мной.

Девушка торопливо дернула дверь и застыла на пороге, не решаясь пойти дальше.

– Миша… – из последних сил позвала она, привалившись к косяку.

Повсюду лежали трупы. Так как в здание не было доступа, ни бродячие собаки, ни дождь и ветер не тронули тела несчастных медиков. Они так и остались лежать на полу, скорчившись, покрытые лоскутами истлевшей одежды, почерневшие, с полопавшейся кожей.

– Идем.

Миша взял Марину за руку и потащил к лестнице, перешагивая через умерших.

– Куда дальше? Мы тут год бродить будем, – проворчал разведчик, оглядывая длинный коридор. Распахнутые двери кабинетов и лабораторий зияли черными провалами. Кое-где сохранились таблички с фамилиями.

Девушка медленно пошла вглубь здания, заглядывая в распахнутые двери. Стены толстым слоем покрывала копоть. Здесь пылал пожар, унося в небытие многолетние разработки лекарств, способных спасти жизни последним уцелевшим жителям мегаполиса.

– Тут ничего нет. Даже если бы что-то было, все равно сгорело или поплавилось, – заметил Михаил, пробираясь между обугленными остовами мебели.

– Значит, надо идти выше, – ответила Марина, с каждым шагом все больше убеждаясь в безнадежности их поисков.

– Я одного не пойму, неужели тут нет никакого бункера? – Михаила потянуло на пространные размышления. Слова, глухие, гулкие из-за фильтров противогаза, но все же живые, помогали справиться с первобытным ужасом неизвестности.

– Если и был, то соединялся с метро. Тут никого не осталось. Если кто-то и есть под землей, то университетские, из МГУ. Может быть, они выйдут с нами на связь. Если остались живы, – тихо заметила девушка. – Идем выше. Может, там нам повезет больше.

На третьем этаже было не так страшно – все умерли внизу, у выхода из здания. Кроме того, верхний этаж меньше пострадал от пожара. Коридор был завален осколками кирпича и стекла, пол усыпали потемневшие от жара бумаги и папки.

– Разделимся, чтобы сэкономить время. Иди в правое крыло, я отправлюсь в левое. Через пять минут встретимся тут, – велела Марина. Миша пожал плечами и без возражений отправился в сумрак коридора, заглядывая в двери кабинетов.

Алексеева поторопилась вперед.

В левом крыле оказалась только одна металлическая дверь, в отличие от всех остальных, плотно закрытая. Табличка на стене гласила «Лаборатория экспериментальной геронтологии и фармацевтики. Посторонним вход воспрещен. Отв. Кругликова О. Е.». У стены лежала мумия женщины в истлевшем белом халате. В руках она сжимала пластиковую папку, на которой было написано черным маркером «Зав. лаб. геронтологии, профессор Кругликова». Как капитан корабля, ученая дама осталась на тонущем судне до конца и приняла смерть у дверей своей лаборатории, но не оставила ее.

– Покойтесь с миром, – прошептала Марина и вошла в небольшое помещение с надписью «Не входить». Разбитые банки, препараты, растекшиеся по полу и оставившие после себя разноцветные высохшие полосы и лужи. Где-то резиновые коврики, устилающие пол, были прожжены до дыр – видимо, из колб со стойки текла кислота.

«С какого перепугу Григорий Николаевич взял, что этот препарат вообще существует? Что он здесь? Это были разработки, лекарства от старости не придумали!» – мрачно думала Марина, рассматривая полки. Она начала обходить высокий стол и вдруг вскрикнула от ужаса: возле стула лежал труп, а в его руках…

«SkQ1», – гласила этикетка на небольшом свинцовом сейфе, который обнимал мужчина. Зеленый костюм химзащиты на нем был распахнут, противогаз валялся в стороне. Судя по всему, смерть наступила недавно, и умер неизвестный не при взрыве, а от радиации. Его лицо и шею покрывали язвы, голова была лишена волос. Тело раздулось, и только фильтры противогаза спасали Марину от трупного запаха, который наверняка стоял в этой маленькой лаборатории. Зачем мужчина сюда явился, почему его не спас защитный костюм – оставалось тайной. На прорезиненной куртке химзащиты стоял поблекший синий штамп «Убежище 32/1 НИИ эксп. фарм.».

«Значит, убежище все-таки было. Но выживших уже нет. Они не спаслись от радиации. Наверное, он испытывал нечеловеческие мучения, раз сбросил противогаз и «химзу». За этим препаратом приходили сами ученые. А значит, он реально может помочь. Ну что же, на этот раз удача на нашей стороне», – думала Марина, разглядывая металлический ящик.

Осененная внезапной догадкой, Марина вернулась к выходу и вытащила из высохших рук заведующей лабораторией геронтологии папку с документами.

Алексеева присела на корточки возле шкафа и начала перебирать пожелтевшие листы. Бумага рвалась и сыпалась от каждого прикосновения неуклюжих пальцев в защитных перчатках. Листы были исписаны неразборчивым врачебным почерком, некоторые заполнены на компьютере.

Девушка читала, позабыв о времени и радиации. С каждой строчкой ей становилось все страшнее. В последние месяцы перед Катастрофой все силы лаборатории геронтологии были направлены на создание двух препаратов. Первый – лекарство от старости для высших структур власти. «Новые митохондриально-ориентированные антиоксиданты: пластохинон, конъюгированный с катионными алкалоидами растительного происхождения берберином и пальматином»[2], – скользили по листам непонятные термины. В результате удачного эксперимента должна была существенно увеличиться продолжительность жизни человека, принимающего лекарство.

Вторая разработка лаборатории была секретным заказом Генштаба. На НИИ геронтологии и генетики была возложена задача создать препарат, который сделает из человека некоего универсального солдата, невосприимчивого к радиации, с притупленными чувствами и эмоциями, увеличенной продолжительностью жизни и ускоренной регенерацией. Женщины, принимающие лекарство, должны были обладать повышенной фертильностью. Развитие плода во время беременности ускорялось, занимая всего 6–7 месяцев. Развитие ребенка с детских лет до половозрелого возраста сокращалось почти вдвое, в полгода ребенок уже уверенно ходил, в год мог читать, выполнять команды, хорошо понимать взрослую речь. В десять этот новый человек-мутант, которому систематически вводили препарат, вступал в репродуктивный возраст, девочки – чуть позже, около двенадцати лет. Таким образом, разработчики и Генштаб надеялись на то, что в случае необходимости повторного заселения городов, разрушенных радиацией, при условии продолжения ведения войны, в течение 10–12 лет они смогут вырастить поколение универсальных солдат, которые будут быстро развиваться и размножаться, беспрекословно слушаться и не ведать страха за счет притупленных эмоций.

Судя по документам в папке заведующей, опытные образцы не прошли клинических испытаний. Побочные эффекты были слишком сильны и заканчивались летальным исходом. За неделю до Катастрофы Ольга Евгеньевна Кругликова, ведущий ученый и заведующая лабораторией, под грифом совершенной секретности отчиталась в Генштаб, что последняя партия препарата оказалась наиболее действенной и с наименее выраженными побочными эффектами, но о точном эффекте доподлинно неизвестно, поскольку испытания не завершены. К документу прилагалась копия приказа, в котором военные требовали в срочном порядке произвести партию лекарства в количестве 1000 ампул и доставить в закрытом сейфе под кодовым названием SKQ. На листе стояла резолюция Кругликовой, гласившая: «Действие препаратов группы SKQ не изучено. Лаборатория не несет ответственности за возможные эффекты».

Последний лист оказался написанным от руки и с печатью лаборатории. «Разработка лаборатории геронтологии НИИ экспериментальной фармацевтики. Пластохинон. Ампулы, 1000 шт. Кодовое название SKQ1. Доставить: Генштаб. Срочность: высокая. Секретность: совершенно секретно. Отв.: зав. лаб. геронтологии и генетики проф. О. Е. Кругликова. НИИ эксп. фарм.».