В ожидании Айвенго - Наталья Миронова

– Погоди, есть еще и третий номер.

Третьим номером была песня Эрты Китт «Я все еще здесь». Женщина, прошедшая огонь и воду, рассказывает, как она выстояла.

– Вмастила! – кивнула Этери, выслушав песню. – Я только сегодня вспоминала Эрту Китт.

– В какой связи? – заинтересовалась Катя.

– Слушай, мне надо в дом сходить, посмотреть, как там дела, и вещи взять. Пойдешь со мной?

– Конечно, пойду!

– А я по дороге расскажу. Нет, давай сперва еще разок послушаем.

– Давай.

И женщины направились к дому, приплясывая на ходу, как школьницы, раскачиваясь в такт и азартно подпевая Рэю Чарльзу:

Пошел вон, Джек,И больше сюда ни ногой.Ни ногой, ни ногой, ни ногой, ни ногой!Пошел вон, Джек,И больше сюда ни ногой.

– Супер! – Этери с трудом перевела дух. – А Эрту Китт я вспомнила, потому что она в аварию попала как раз перед премьерой. Здорово долбанулась и глаз повредила. Но не растерялась, напялила тюрбан, да так, чтоб глаз прикрывал. Вот и я так сегодня проездила целый день.

Они прошлись по дому. В холле еще чувствовалась сырость, хотя пожарные откачали воду. Но дым и копоть стояли повсюду, в горле першило. Этери начала открывать окна, устраивать сквозняки. Поднялась на второй этаж, взяла себе чистую одежду, обувь, косметику. Катя помогла ей все упаковать в большую дорожную сумку.

– Послушай, – начала она нерешительно, – ты не хочешь на время переехать с детьми в дом Голощапова?

Голощапов, покойный тесть ее мужа Германа Ланге, скончался скоропостижно, но перед смертью успел отписать зятю все свое имущество, включая дом.

– Я думала, вы его продали, – удивленно обернулась к ней Этери.

– Нет, еще не продали. Столько возни было с этим наследством, да и в силу оно вступило только через полгода… И потом, ты же знаешь, Германа подозревали в убийстве Фраермана…

– Ничего глупее придумать невозможно! – взорвалась Этери.

Депутат Госдумы Леонид Яковлевич Фраерман начинал когда-то правой рукой Голощапова. Долгое время они были компаньонами в бизнесе. Потом между ними пробежала кошка, а вскоре после смерти Голощапова кто-то всадил пулю в голову Фраерману. Случилось это в так называемом катране – подпольном казино. Стреляли с глушителем, никто ничего не слышал и не видел, камер наблюдения в катране, понятное дело, нет. Убийство явно заказное. Германа Ланге таскали на допросы, а он из благородства молчал, хотя был уверен, что это дело рук его покойного тестя. К счастью, следователи сами разобрались, что он непричастен, но крови попортили изрядно.

Фраерман многим дорогу перешел, нажил немало врагов и помимо Германа. С таким же успехом можно было подозревать кого угодно. Следствие переключилось на других фигурантов, но шло не слишком активно: все поняли, что это глухой висяк, концов не найти. Голощапов обеспечил себе самое надежное в мире алиби: ушел в мир иной незадолго до убийства.

– Потом Лизочка родилась, не до того было, – продолжала Катя. – Да мы и не спешили, это же не горит… Ой, прости.

– Ничего, – улыбнулась Этери. – Нечаянные каламбуры, они, знаешь, самые смешные. Спасибо тебе, но мы, пожалуй, здесь останемся, в гостевом домике поживем. А этот дом… У меня к нему душа не лежит. Я его отремонтирую и продам.

– А жить где будешь?

Этери отмахнулась.

– Новое что-нибудь подыщу или построю. Но придется здесь, на Рублевке, мальчики здесь в школу ходят, я не хочу их дергать. Ничего, я что-нибудь найду. Идем.

И они двинулись в обратный путь под ту же веселую и ритмичную песенку Рэя Чарльза.

– Как здорово, – заметила Этери. – Мне до смерти надоело разыгрывать «Богатые тоже плачут». Так хотелось почувствовать себя нормально! Спасибо, Катька!

– Не за что.

Подруги оставили сумку, которую несли вместе, держа каждая за одну ручку, в столовой-гостиной, после чего Этери опять взялась за сигариллы.

– Не делай такое лицо. Знаешь, как курить хочется!

– Да я молчу, – вздохнула Катя. – Мне, пожалуй, пора.

– Слушай, переночуй у меня, – предложила Этери. – Места полно. Куда переться на ночь глядя?

– Ничего, водитель отвезет.

– Да, – спохватилась Этери уже на крыльце, – а чего ты с водителем? Ты же сама водишь!

Когда-то, еще при первом муже, Катя получила права, и Алик купил ей «Жигули», но их угнали в первую же ночь. С тех пор Кате так и не довелось сесть за руль. Выйдя замуж за Германа, она вновь сдала на права, у нее теперь была своя машина, причем отнюдь не «Жигули».

– Понимаешь, я… временно беременна, а Герман совсем с ума сошел. Ему дай волю, он бы меня в портшезе носил.

– Запряженном шестью симпатичными мулатами, – понимающе кивнула Этери. – А ты не поторопилась?

– У меня все нормально, цикл восстановился, – ответила Катя. – Я даже рада, что они будут погодками. Ужасно хочется родить Герману сына.

– А если опять будет дочка? – хитро прищурилась Этери.

– Герман на все согласен.

– Ты УЗИ уже делала?

– Нет, рано, еще не разглядишь этот черепаший хвостик. Если он там есть.

– Ой, у тебя черепаший хвостик, а я курю! – спохватилась Этери. – Что ж ты молчала?

– Ничего, я с наветренной стороны, – пошутила Катя. – И мне правда пора, честное слово.

– Давай еще разок послушаем.

– Лучше я тебе плеер оставлю, слушай, сколько влезет. Позвони мне завтра, как вернешься от Софьи Михайловны.

– А ты мне – сегодня, как домой приедешь.

– Ну зачем? – покачала головой Катя. – А вдруг ты уже спать ляжешь?

– Я устала, – призналась Этери. – Но ты все-таки позвони. Не одному же Герману с ума сходить!

– Ладно. – Катя вернулась в дом за сумочкой, вызвала из хозяйственной пристройки водителя и расцеловала Этери на прощанье. – Держись, Фирка. Позвони обязательно!

Оставшись одна, Этери первым долгом еще раз заглянула к детям. Оба спали. Она спустилась вниз и приняла ванну. После такого долгого и трудного дня хотелось отмокнуть в горячей воде с душистой пеной. Лежа в ванне, она опять включила плеер и прослушала Катин подарок. У нее больше не было настроения слушать бодрящего и ритмичного Рэя Чарльза, она перелистала прямо к «Я выживу».

Слушая страстный, темпераментный, почти истеричный голос Глории Гейнор, Этери вдруг подумала, что все последнее время идет по туго натянутой струне. Струна немилосердно режет ступни, но сойти нельзя, даже свалиться она не имеет права. Надо держать баланс хотя бы ради детей. Не она устанавливала эти правила, а теперь почему-то должна им следовать.

«Четыре четверти пути», – вспомнился ей Высоцкий. Только неизвестно, когда они закончатся, эти четыре четверти. Путь вытягивался перед ней в бесконечность, как перед Ахиллом в апории Зенона. Как и Ахиллу, ей никогда не догнать ползущую впереди черепаху. «Это так унизительно для Ахилла, – подумала Этери, – вечно плестись вслед за черепахой… И зачем только Зенон втиснул сюда именно Ахилла? Мог взять любого зверя, оленя например…»