Река снов. Кольцо Зеркал - Сергей Сезин

Дальше географическое отделение должно дать свое заключение, что на планах и картах нет других названий объекта, а Уржум – что этими объектами не владеет кто-то другой, ибо у владельца того леса (если такой существует) есть преимущественное право на присвоение названия. Еще платится гербовый сбор, но в данном случае он будет чисто символическим, ибо пока эти места вне казанской юрисдикции. Вот если бы я захотел назвать ныне безымянный ручей под Казанью в свою честь, то сумма была бы весьма приличной, рублей четыреста. Ну да, тщеславие должно облагаться налогами. И гербовый сбор за границами человек оплачивает риском для головы. Был и еще один полезный совет – названия легче присваиваются, если в них отражаются славные для Казани и династии имена. Учту и воспользуюсь.

Отягощенный знаниями, я купил в лавке очень хорошей бумаги и чернил, чтобы составить прошение во всей бюрократической красе. А потом вспомнил, что есть здесь такая чайхана, где собираются писцы, набившие руку на составлении жалоб, ходатайств и прочем. Это бывшие чиновники, ушедшие на покой, но не утратившие страсти к покрыванию бумаги буквами. Если кто-то к ним обратился, то бумагу ему составят и даже надают советов, у кого из начальников какой нрав и кого как лучше склонить на свою сторону. Если же писать нечего, то они проводят время за чаем, нардами, кальяном и бесконечными разговорами о прежних временах, когда они были еще не на пенсии…

Как рассказывают, такие жалобы и прошения в департаментах являются предметом долгого обсуждения, кто из завсегдатаев чайханы их писал, на авторство заключаются пари, а старые работники после того долго обсуждают, что Сабир-ака еще тверд рукой и разумом, а вот Каюм-ака уже сильно сдал и начал делать ошибки…

До вечера я еще смог сдать часовщику пострадавшую «луковицу» и немного пробежаться по лавкам. Кое-какие мысли возникли, но я их еще планировал обдумать.

Пока же я сидел в номере и набрасывал план ходатайства, а парадную одежду отдал горничной для глажки и наведения внешнего блеска. В университете можно ходить и несколько пренебрегая внешним видом (среди ученых это принято и не осуждается), а вот в канцелярии надо являться при параде.

В результате размышлений я решил назвать Забуйку и озеро именами жены и дочери. Лес – в честь какого-то из казанских ханов. А в честь доброго человека с географического факультета, что мне все подробно растолковывал, тот холм, что перед лесом. Но оставался еще вопрос – в честь кого конкретно назвать озеро, а в честь кого – речку? Если подумать, то, возможно, речка вытекает из озера. Тогда последовательность однозначна. А если нет? Я решил, что лучше озеро – в честь дочки, а речку – в честь жены. Поразмыслил еще и обнаружил душевное согласие с этим решением.

Теперь надо выбрать нужного человека из казанской династии. Я стал перебирать известных мне казанских ханов и быстро устал. И отложил решение на утро – вдруг оно окажется мудренее. Наконец, можно даже предоставить присвоение имени самой комиссии, указав лишь, что я желаю, чтобы объект назвали в честь династии (тое-мое, зюйд– вест и каменные пули), а решение о подлежащем увековечению ее представителе передаю на волю Усмана-мирзы. Пусть потренируется в бесстрастности и беспристрастности. Эта идея мне понравилась, и я решил, что если до утра меня не осенит, то так и сделаю.

К утру великая мысль меня не осенила, и я отбыл в нужную мне чайхану. Чайхана как раз размещалась неподалеку от Дома Решений. Так называется новое здание, куда в Казани собрали все чиновничьи гнезда, кроме военного министерства, личной канцелярии хана и службы безопасности. Но, говорят, в канцелярии хана работает всего десяток человек – подлинные асы бумажных дел, которые в несколько секунд разбирают, что сделать с бумагой – оставить хану, чтобы решал только он, или переслать в нужное чиновничье гнездо. Оттого буквально на третий-четвертый день проситель получает ответ – ваше обращение передано в такой-то департамент для решения вопроса по существу. Или: прошение зарегистрировано у его величества, номер его такой-то, решаться будет такого-то числа. Хан принимает решения по личным прошениям каждый вторник, изучает не более семи обращений за один раз. Вот как канцелярия выкручивается, если хан болен и пропускает день приема, – не знаю.

Чайхана называлась «Звезда Востока» – в честь гимна ханства. Описывать ее не нужно – видевший одну чайхану видел их все. Разница только в умении заваривать чай и чистоте.

Зайдя туда, я обратился к толстому чайханщику, спросив, где в этом почтенном заведении могут быть люди, способные очень красиво и доходчиво написать письмо для одной из ханских канцелярий (тое-мое, зюйд-вест и каменные пули). Неохота повторять все эти восточные красивости, которые в Казани самопроизвольно вываливаются даже из неболтливого человека.

Чайханщик предложил мне присесть, а он пока найдет мне нужного человека. Я устроился на кошму, подсунул под организм подушки и стал высматривать, откуда грядет этот сочинитель писем. А чайханщик пошел к почтенной компании справа, рассказал им что-то. Дальше они начали спорить (судя по виду). Я ждал и улыбался. Предстоял еще один спектакль под названием «Отставной козы барабанщики пытаются быть нужными и важными». Минут через пять дискуссии чайханщик подвел ко мне старца лет семидесяти, в очках. Шел он весьма нетвердо, а садясь, чуть не опрокинулся. Старость не радость. Это оказался почтеннейший Сеид-ака, некогда заведующий департаментом закупок военного министерства. Экая рыба приплыла к столику! Интересно, он занимается писанием писем от въевшейся в душу любви к бумаготворчеству, или его выперли с этой должности и сейчас Сеид-ака зарабатывает себе на табачок, а внуку на сладости?

Но так спрашивать недостойно восточного кодекса благопристойности, поэтому я спросил: чего желает почтеннейший гость? Пусть он закажет, а пока чайханщик готовит, мы с почтеннейшим обсудим дело. Почтеннейший желал зеленого чаю с вялеными финиками, а я заказал себе обыкновенного чаю со сладкими лепешками. И сахару, ибо я не с Востока. Чайханщик оказался на высоте и сахар имел.

Мы выпили по чашке чая, после чего Сеид-ака, получив от меня данные, собрался писать. Первым делом он позвал какого-то Равшана. На зов прибежал мальчик лет десяти. Этот мальчуган, получив распоряжение, приволок от группки старых писарей маленький столик с писчими принадлежностями. Предложенные мною бумагу и чернила старец отверг. Я с любопытством глядел на действо. Должен сказать, что я уже написал нужное прошение, но мне было интересно поучаствовать в оном спектакле. Сеид-ака придирчиво исследовал все принадлежности, боги ведают по каким признакам выбрал нужное и вознес молитву казанскому богу. Я отставил чашку и придал лицу подобающее выражение.

А дальше мне показали класс, так что я аж раскрыл рот. Минуты за три дед с трясущимися руками написал два экземпляра текста (один на русском, другой на местном языке), и настолько красиво, что я в молодости так не писал. Вот это да! Я полез за кошельком, но Сеид-ака сказал, что деньги не нужны. Он благодаря милости Аллаха и доброте своих прежних начальников получает хорошую пенсию и совсем не нуждается в деньгах. Он занимается составлением бумаг, потому что привык к ним за почти полвека работы. И когда он уже не должен писать их, ощущает некую пустоту в сердце. А составив бумагу, он ощущает себя полезным и нужным и забывает про груз лет. Поэтому с него достаточно угощения.

Я, малость потрясенный, поблагодарил старого мастера и, собрав нужное, пошел в Дом Решений. И я еще ехидничал в адрес старых канцеляристов!

До нужного мне места было всего ничего. А дальше целый квартал занимали постройки этого Дома. Причем здания были не только по периметру, но и внутри квартала. Потеряться не пришлось, ибо щит с обозначениями висел на стене. Нужная мне канцелярия была внутри двора, корпус «А». Прошел под аркой внутрь – на стене внутреннего корпуса присутствовала большая буква «А». Подошел ко входу – опять же щит с указаниями, какая контора на каком этаже и в какой комнате. Мне на второй этаж, комнаты двадцать два и двадцать три. Подымаюсь туда – возле двадцать второго кабинета вывеска, что прием заявлений именно здесь. Красота! Ничего не попутаешь и не введешь в досаду почтенных чиновников, подав прошение о смене фамилии в департамент налогов и сборов.

Но, правда, мне пришлось еще сходить в соседний корпус и заплатить два рубля пошлины. А потом чиновник, поглядев на чудеса каллиграфии, улыбнулся и сказал:

– Это писал Сеид-ака?

– Да.

– Его рука узнаваема. Но вам не нужно было обращаться к нему. Смысл в услугах Сеида-аки есть только для недавних подданных из других народов, которые еще не освоили государственных языков. Вы же вполне способны написать текст сами.

– Я и написал, вот он.