Прощальная весна - Александр Аде
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Да, Стасик Болонский – что-то вроде Штирлица наших дней: наговорил с три короба, а толком ни-че-гошеньки не сказал. Впрочем, я от него ровным счетом ничего и не ждал.
А он – при всей своей вальяжности – действительно ранимый. Нервный. Вон как глазенками и ноздрями играл. Хоть я и не знаю, какую пользу из его нервозности извлеку, но чувствую: это мне, возможно, еще пригодится.
Дружелюбно пожав большую толстую мягкую руку главного партнера, выбираюсь из его кабинета и неторопливо бреду вдоль коридора, размышляя: насколько можно Стасику доверять? Этот привык врать с предельно честным лицом. Скрывать то, что знает, и придумывать то, чего не было. Мутный тип.
Мимо меня проплывают двери – коричневые, с медными табличками.
Вот дверь с табличкой «Зам по общим вопросам».
Приоткрываю, заглядываю. Никина мамаша поднимает глаза от бумаг и устало смотрит на меня. Здороваюсь и улыбаюсь – так, слегка, демонстрируя, что уважаю ее неистребимое горе. Она кивает в ответ.
Прикрываю дверь и следую дальше.
Табличка «Бухгалтерия». Всовываю в дверь свою высокомудрую башку – и тотчас натыкаюсь на вопрошающий взгляд приятной во всех отношениях Зои. Улыбаюсь ей – на этот раз шире, откровеннее – и высовываюсь обратно в коридор.
Мне доподлинно известно, что в этом богоугодном заведении, которым рулит нервный Стасик, трудятся аж шесть Болонских. Целый семейный клан. Но теперь получаю наглядное этому подтверждение. И немножко удивляюсь, потому что действительно странно видеть их всех в одном офисе: Витюню, Стасика, Зою, мамашу Ники…
Где-то тут кабинет весельчака Павлика. Кстати, я так и не спросил, какая у него должность – младший партнер или заместитель младшего партнера? А может, референт президента фирмы?
Папашу Ники я не заметил. Возможно, он сейчас в гараже обихаживает машину Стасика Болонского. Он по рождению не Болонский, плебей, черная кость, всего-навсего муж своей жены. И его терпят. Устроили персональным водилой (какая-никакая, а родня) – и терпят.
Дворяне Болонские. А фирма «Болонский и партнеры» – самое что ни на есть настоящее дворянское гнездо, которое каким-то шалым ветром занесло в двадцать первый век.
Они и преступление совершили внутри своего гнезда.
* * *Автор
17 мая 2009 года.
Минутный телефонный диалог, мгновенно возникший и так же внезапно оборвавшийся.
– Ты вконец измучила меня, маленькая! Каждую ночь ты приходишь ко мне во сне. Вернись, умоляю! Хочешь, на колени встану перед тобой. Прямо сейчас… Вот. Ты не видишь меня, а я, как дурак, стою на коленках и заклинаю тебя: смилуйся, пощади! Проси – нет, требуй все, чего пожелаешь! Исполню любую твою прихоть!
– Это ты измучил меня, дьявол. Убирайся! Вали к… матери! Меня уже тошнит от твоего сладкого голоса!
– Маленькая, ты – мое наказание! Я расплачиваюсь за все свои грехи – и прошлые, и настоящие, и будущие. Чувствую, как медленно схожу с ума. И в этом виновата ты.
– Давай, свихнись! Давай! Я хочу увидеть, как тебя повезут в психушку. Бог за меня отомстит!
– Никуда ты от меня не денешься, маленькая. Придешь. За героинчиком. Что, твой прыщавый ублюдок не может обеспечить тебя героинчиком? А? А я могу. Так что не прощаюсь, маленькая…
* * *Королек
Итак, я поговорил со всеми Болонскими.
А если точнее, то почти со всеми. Осталось потолковать только с женой Витюни. Она вроде бы и существует в природе, но о ней никто из Болонских, включая самого Витюню, ни единого разу не упоминал. А встретиться с ней необходимо – хотя бы для галочки. Чтобы подбить предварительные итоги.
Но она, совсем как Стасик Болонский, все время уклонялась от рандеву. По телефону вяло, неубедительно отнекивалась, дескать, ее дело заниматься домашним хозяйством, а о Нике она понятия не имеет. Конечно, несчастная девочка была ее родственницей, даже довольно близкой… и все-таки… Она и мямлила, и крутила, и тянула.
Вчера я ее дожал.
По-детски обиженно вздохнув, она покорно согласилась переговорить со мной. Но недолго.
Казалось бы, ей, как домохозяйке, самое естественное – пригласить меня в свой очаровательный уголок. Но не пригласила. Скорее всего, не желает, чтобы кто-то увидал незабываемые интерьеры жилища Витюни Болонского. А ведь верно. Этот настырный Королек еще сплетничать пойдет о богатстве младшего партнера. Пойдут разговоры, а народ завистливый, недобрый…
Кстати, не поверите, зовут ее Станиславой.
Стася Болонская – невестка Стасика Болонского. Офигеть!
Наша встреча происходит в безразмерном торговом центре – том самом, что занимает едва ли не целый квартал и всасывает пиплов-потребителей, как исполинский пылесос.
В назначенное время, около полудня жду на первом этаже в вестибюле, рядом с выходом (он же вход) из продовольственного магазина. Называется магазин «Гривенник».
Кукую возле стены.
По левую руку от меня непрерывным потоком струятся народные массы, плывут вверх-вниз на эскалаторах, наслаждаются шопингом и трепотней. По правую – тонкие прерывистые струйки озабоченных покупателей вливаются в «Гривенник» и выливаются с набитыми пакетами.
А вот и Стася.
Переваливаясь, переступает короткими ножками в бурых растоптанных сапожках и катит перед собой тележку, в которой, как два пьяных бегемотика обнимаются белые пакеты с эмблемой «Гривенника». Я сразу ее узнаю – по ультрамариновой курточке, ядовито-зеленым брючкам и огненно-красному платку, повязанному вокруг довольно жирной шейки. Таким она обрисовала свой наряд по телефону.
Даже мне – если откровенно, далеко не эстету – невооруженным глазом видать, что нарядилась она по-дурацки, как старая клоунесса с безрадостным типовым фейсом.
– Поговорим в машине, – буркает она, мельком мазнув по мне мрачным взглядом.
– Позвольте помочь, – галантно предлагаю я, указывая на пакеты.
Она с сомнением смотрит на мою трость и милостиво разрешает:
– Если вам не трудно…
Но в ее тусклом монотонном голосе появляется что-то вроде теплоты.
Мы выходим вдвоем из торгового центра, таща каждый по пакету. Нас обступает мутный апрельский день. Моросит противный дождь, «смывая все следы», как пишут поэты. Это его работа, нудная и грязная. Похоже, он у нас гастарбайтер. Вообще в нашем городке, как во всей Руси великой, два самых главных работника ЖКХ: дождь и снег. Один смывает, другой скрывает.
Стасина машинешка – ярко-оранжевый «жучок», горящий среди черных, белых и темно-синих машин, как ломтик апельсина. Мы закидываем пакеты в багажник. И я задаю сам себе удивленный вопрос: почему эта толстоватая мрачная женщина, которой явно за сорок, наряжается так пестро и катается в апельсинной машинешке, точно отвязная двадцатилетняя герла?
Она усаживается за руль, я примащиваюсь рядышком.
– Ну, спрашивайте, – вяло произносит она. – Только учтите, мне ничего не известно.
– Да мне многого и не надо, – почти нежно воркую я, стараясь хоть как-то растопить ледок ее невеселого усталого равнодушия. – Из всех Болонских, проживающих в нашем мегаполисе, вы последняя, не охваченная общением со мной. Хотелось бы восполнить этот пробел.
И я улыбаюсь ей так широко и сладко, как, наверное, никому и никогда, даже Анне.
– Ошибаетесь, – говорит она, – в городе есть еще одна Болонская.
– Вот как? Кто такая?
– Не имею понятия. Просто однажды кто-то сказал, что здесь живет еще одна наша родственница. Дальняя.
– А кто именно сказал?
– Не помню, честное слово… Не приснилось же это мне! – выкрикивает она с неожиданной злостью.
– Что вы! – прикладываю ладошку к груди. – Охотно верю!
Я бы и руками замахал, но боюсь неловким движением задеть Стасину голову. Эта невзрачная тетка, от которой я ничего путного не ожидал, с места в карьер выдала довольно занятную информацию к размышлению. Которая, возможно, недостоверна, но лиха беда начало! Теперь я боюсь только одного: что Стася замолчит и замкнется.
– Скажите, Станислава, что вы думаете о смерти Ники?
– Ничего не думаю, – насупясь, бормочет она. – Задавайте свои вопросы, и закончим.
И я опять изумляюсь тому, насколько ее внешний вид не соответствует поведению. Ей бы одеваться в черно-серо-коричневое, такое же усредненное, как она сама, и ездить на черной тачке. Может, она хочет понравиться своему холеному муженьку-дворянину?
Это было бы забавно.
– Но я и задал вопрос, – извиняющимся тоном говорю я. – Впрочем, если вы не желаете на него отвечать, то…
– Желаю, не желаю, какая разница, – угрюмится Стася. – Только вряд ли мой ответ придется вам по душе.
– Приму любой.
– Нику я почти не знала… – начинает жена Витюни, и я про себя уныло вздыхаю, предвидя, что она пробурчит дальше. Но продолжение оказывается неожиданным. – По-моему, она была шлюшкой. Молоденькой шлюшкой, но с большими перспективами. Если б она не умерла, стала бы шлюхой высшей пробы. То, что она покончила с собой, свидетельствует о многом. Ей надоела такая паскудная жизнь. Ее тошнило от себя самой.