Крепость живых - Николай Берг

– Не, это хлопотно. Проще лить свинец в холодную воду. Ну не вполне ровно выходит, капля такая получается, но нам тут не по тарелкам стрелять придется, а с малых дистанций, так что сгодится. Свинец у нас есть – папантий мне раньше оловянных солдатиков делал, так что есть запас.

– А пулелейки у вас нет?

– Зачем? Не на лося же ружье покупалось, для самообороны. А для самообороны хоть ты оловянный припой кусками наруби – еще лучше будет. Жужжать, например, грозно. Да и порвет не худо, если попадешь. Разумеется, все это профанация – тут любой охотник в лицо рассмеется, потому как неграмотно это, средневеково, ну да мы люди простые, нам сгодится.

Попросив Дарью Ивановну покинуть пока кухню, разворачиваем производство. Саша притаскивает старый фанерный посылочный ящик – там свалено в кучу самое разнообразное добро: обожженная жестяная банка с прикипевшими кусочками серого шлака, куски свинцовой оплетки кабеля, прутья оловянного припоя для паяния, какие-то тускло-серые слитки… И в коробочке что-то странное… Приглядевшись, понимаю, что это бракованные солдатики – безголовые рыцари в латах, одноногие французские гренадеры и безрукие английские стрелки… Прямо Андерсен – бумажной балерины не хватает.

Саша ставит банку на огонь, кидает туда по каким-то своим соображениям различные куски и кусищи. Открываю форточку – не стоит нам свинцом дышать. Жарища! В двух кастрюлях кипят яйца, в духовке сухари пекутся. А тут еще и Саша свинец варит. По его распоряжению наливаю в кастрюльку холодную воду. Тонкой струйкой Саша начинает лить свинец – металл, попадая в воду, шипит, как-то странно курлюкает, а на дно оседает горка одинаковых серебристых веретенец. Первый раз такое вижу. Саша примеряется – то поднимает банку выше, то опускает ниже… Ага, вот вместо веретенец пошли капельки – такие же блестящие, аккуратненькие. Вот еще б чуть-чуть – и совершенно круглые, без хвостиков.

– А если встать на табуретку?

– Пробовали раньше – хвостики у капель все равно остаются. Ладно, проба получилась, не забыл еще. Теперь расплавим еще раз, и будет у нас эрзац-дробь. Или недокартечь.

Следующий сеанс дает пару пригоршней свинцовых блестящих капель. Сливаем воду, и литейщик ставит кастрюлю на плиту – тут такая жарища, что оставшаяся вода испарится быстро. Мы пока беремся смотреть навески пороха и свинца для магнума двенадцатого калибра и стандарта двадцать. Саша тут же распечатывает. Весов в доме нет, придется пользоваться хозяйственными, которыми раньше Дарья Ивановна взвешивала всякие ингредиенты для кулинарных изысков. Пока сохнет свинец, взвешиваем двенадцать одинаковых кучек пороха побольше – и одну, отдельно, поменьше.

Вставляем в гильзы капсюля. Немного приходится повозиться со стреляной гильзой – никакого специального инструмента для переснаряжания у Сан Санычей нет, но голь на выдумки хитра, и капсюль успешно выбиваем, использовав молоток, плоскогубцы и обычный гвоздь. Дальше засыпаем порох по гильзам. Встает вопрос: чем запыживать? Ну тут классика – конечно, газетой. Главное – забить газетную бумагу как следует, вполне нормальный пыж получается. Саша притаскивает какую-то из бесплатных – с физиономией Шуфутинского на первой полосе. Подмигивает:

– Это подобрано для особо разрушительного воздействия! Сакральный смысл! Куски самой толстой звезды нашей эстрады рвут насмерть! Как тысячи астероидов! Не только картечь, но и газетный пыж становится смертоносен!

Это да. Зверев, наверное, не так страшен в виде пыжей. Или там другие менее весомые звезды… Если считать в килограммах живого веса. Со свинцом приходится повозиться, капли не очень удобны для укладки. Потом корячимся с тем, чтоб из патрона все не высыпалось, запыживаем, заминаем края гильзы, но получается коряво. Некоторое время думаем, а не заклеить ли гильзы сверху, но обходимся воском. Попутно Саша просит маму сшить из чего попрочнее самопальный патронташ, чтоб повесить на Гаубицу. Еще достает из оружейного жестяного ящика пиротехнический сигнал охотника и коробку с мортирками – ракетами. В принципе это государственно сделанная ручка-стрелялка. В 1990-е годы это оружие британских шпиенов времен Второй мировой было популярно у наших бандюганов, только делалось не под ракету, а под мелкашечный патрон. Зачем эта штука может пригодиться – неясно, но не бросать же.

Дарья Ивановна говорит, что постелила и потому нам пора баиньки. Звоню Валентине. У нее работа в полном разгаре. Считает, что забирать ее можно будет часов в одиннадцать. Ага, приехали – забрали, пустяк делов… Андрей получает эту информацию и вроде как радуется: раньше одиннадцати они готовы не будут, а так – милое дело. Спрашивает, пригодилось ли купленное. Напоминаю про собаку. Судя по всему, он мрачнеет – я-то не собачник, забыл совсем, что утром питомцы своих хозяев вытащат на улицу. А там уже их будут поджидать… Ну хорошо, если левретка-зомби. А дог? Мастиф? Сейчас куча придурков понакупили самых страшных собакевичей – кто из чувства престижа, кто по скорбности головы. И каковы будут эти зомбаки, если живые-то они страшны как смертный грех?

Утро второго дня Беды

Договариваемся с Сашей, что утречком он собаководов дополнительно предупредит. И валимся спать. Белье свежее, обалденно пахнет – чувствую, что я еще не раз вспомню, как спал эту ночь по-царски. Ну, может, и не по-царски, но по-человечески… И проваливаюсь. Снов нет, будят словно тут же – ан нет, уже светает. И хотя дрыхать охота, усталость как рукой сняло. Дарья Ивановна встревожена – под окнами зверски лупцуют нижнего соседа. Ну-ка. Что там? А там десяток черноголовых орлов лупят такого же черноголового. С толком, с расстановкой, не суетясь. Явно получая удовольствие.

– Это Поганов, снизу, – замечает Саша. – Раньше с отцом приятельствовал. Потом смертельно обиделся – папантий его поддел изрядно. Оганов, Погановым его папантий стал позже звать, после ссоры. Очень любил плакаться, как ему с семьей тут тяжело на чужбине, и как он ностальгирует по своей родной деревне, которая в самом сердце гор, и как тут тяжело живется, и какие тут холодные люди, и тыры, и пыры… Вот, мол, денег накопит, тогда уж… Ну папантий ему сочувствовал. Машины рядом стояли, присматривали вроде как вместе. Мы его как-то предупредили, что к его «фольксвагену» кто-то лезет – оказалось, действительно попытка угона была. Ну в общем, приятели, добрые соседи. А потом он возьми и ляпни (когда в очередной раз рассказывал про ностальгию по родине и о своей засунутой в самую жопу гор деревне) про то, какие тут холодные люди и как тут тяжело жить, и про то, как мало у него денег, что вот хотел перебраться с бизнесом в Москву, ведь Питер такая дыра, тут не развернешься, нечего тут делать нормальным людям, да дорого четырехкомнатную покупать, а в трехкомнатной ему с женой тесно будет, они так жить не привыкли. Ну тут папантий и подпрыгнул и залепил: а почем в твоей деревне квартиры? А что? Да ничего, прете сюда, в тюрьму народов, словно вам тут медом намазано, и только все хаете, как вам тут худо. Чего дома-то не сидится, если тут дыра не для нормальных людей? Ну тот и обиделся смертельно, здороваться перестал.