Первомайка - Альберт Зарипов

Осторожно пробую выглянуть из-за дувала, но очереди над головой не дают это сделать. Слышу за спиной чей-то топот и оборачиваюсь: к моему дувалу с телом АГС-17 несется, пригибаясь, откуда-то из тыла капитан Гарбузов.

Благополучно добежав до укрытия и едва отдышавшись, он орет кому-то:

- Минулин, давай!

Следом к нам пронесся боец со станком от гранатомета. Последним на трубный зов капитана прибежал второй солдат с двумя коробками снаряженных гранатами лент. Как ни в чем не бывало вся троица, едва умещавшаяся за стенкой, начала готовить автоматический станковый гранатомет к стрельбе: сначала развернули ножки станка, который затем быстро перевернули и установили на лапы, довернув фиксатор до упора; сразу же на станок установили тело гранатомета, а уже к телу АГС-17 справа подвесили коробку с гранатами. И вот капитан с усилием дергает за ручку заряжания и досылает первую гранату в ствол АГСа. Маленькая пушчонка с лентой в двадцать девять выстрелов калибром в 30 миллиметров готова к стрельбе. Осталось только выставить его за стенку и вдарить прямой наводкой по врагу. Вообще-то этот гранатомет имеет прицельную дальность стрельбы в 1730 метров, и расчет мог спокойно сидеть на наших основных позициях и поливать Первомайское огнем, как дождем. Но вся троица артиллеристов-разведчиков была из группы Валеры Златозубова и решила не отставать от своих товарищей.

Я лишь наблюдал за возней своих новых соседей как посторонний наблюдатель; когда капитан решил выглянуть из-за стенки, чтобы выбрать подходящую цель, я только предупредил его:

- Сильно не высовывайся. Тут все пристреляно.

Капитан выставляет для обозрения свое широкое лицо; через секунду в дувал в нескольких сантиметрах от него с визгом впивается несколько пуль, кроша и разбрасывая сухую глину. Гарбузов инстинктивно прячется за стенку, поворачивает запорошенную пылью физиономию и протяжно комментирует:

- Да-а-а. Попробую с другой стороны.

Он не успевает перебраться к другому краю дувала, как в невысокий металлический столбик, стоящий на одном уровне со стеной в метре от нее, с металлическим лязгом ударяет несколько пуль. Солдаты только втягивают головы в плечи от близких попаданий боевиков. Бойцы притащили с собой деревянный ящик из-под патронов, в котором находятся выстрелы к гранатомету, и теперь сидят на корточках и снаряжают ими пустые ленты для АГС-17.

По радио на связь с расчетом выходит командир второй группы, материт их и требует прикрыть его огнем. Капитан орет в микрофон, что ему высунуться не дают боевики. Мне очень хорошо слышно, как кричит капитан, но и голос Валеры Златозубова я могу без труда различить в грохоте боя: его группа лежит в нескольких десятках метров от нашего дувала, и командира-2 я слышу и без радио.

Внезапно я вижу, как откуда-то слева к нам бежит солдат второй группы.

Видно, он отполз назад и теперь мчится в полный рост вдоль по фронту, не пригибаясь и не обращая внимания на перестрелку. Как в кино, за ним, почти догоняя, быстро ползет по земле «пулеметная строчка». Так пулеметчики называют попадание пуль ровной линией, словно простроченной швейной машинкой.

- Ложись! Педераст! Так и сяк тебя и твою мать! Ложись! Сука долбаная!

Ложись, кому говорят!

Чей-то громкий и визгливый фальцет врезается в шум перестрелки, перекрывая такие же крики капитана и его солдат. Бегущий боец поворачивает в нашу сторону ошалевшее лицо мальчика-грузина с круглыми глазами, пригибается и падает за бугорок, откуда ранее вылезли агээсчики.

- Эй, чудак! Какого хрена прибежал?

Грузинский мальчик на секунду выглядывает, снова прячется и орет на ломаном русском:

- У нас ранэный! Златозубов за промэдолом послал.

- Ползи к стенкам. Там лейтенант Винокуров, у него возьмешь. Понял?

Этот противный фальцет замолкает, и я с удивлением понимаю, что это был мой голос: «до чего же он противный бывает!»

Грузин кричит что-то невразумительное и пропадает из вида; туда и обратно к своей группе он проползет на брюхе, без единой царапины. Капитан тем временем внезапно выскакивает с бойцом и АГСом из-за дувала и дает длинную очередь из гранатомета по селу. Едва они успевают заскочить обратно за стенку, как их огневую позицию накрывает град пуль. Гарбузов с красным и потным лицом радостно орет мне прямо в ухо:

- Ну, как мы их!

- Молодец. Дай свой автомат. Я вас прикрывать буду.

Капитан берет свой АКМС, протягивает мне и спрашивает:

- Потом почистишь?

Я думаю про себя: «ага, а как же», но вслух говорю другое:

- Конечно, какой разговор.

Аккуратно прислонив свой временно безработный винторез и взяв несколько магазинов с патронами и проверив автомат, я расположился у правого среза стенки. Подождав, пока изготовятся гранатометчики, мы почти одновременно открыли стрельбу по селу, только я высовывался из-за дувала, стрелял очередями по крышам, провалам окон и дверей и прятался, чтобы перезарядить автомат новым магазином. А капитан с одним солдатом как вытащили АГС на метр от стенки, так и оставались там и поливали дома ВОГ-17, пока у них не кончилась лента в коробке. Лишь тогда они подхватили гранатомет вдвоем и вернулись в укрытие. Второй боец, до этого также стрелявший из своего автомата, выскочил и подобрал оставшуюся на земле пустую ленту. Ее солдаты сразу же начали снаряжать новыми гранатами, доставая их из патронного ящика и своих рюкзачков. Я отдал пустые магазины капитану и взял другие, полностью снаряженные патронами. Сунув пустые магазины в нагрудник, Гарбузов достал еще несколько картонных коробочек с патронами, чтобы я в следующий раз снарядил ими опустошенные автоматные рожки.

Пули щелкали все чаще и чаще. В следующий заход капитан смог выпустить только половину коробки. Глинобитная стенка пылила и крошилась все больше и больше. От пуль она нас еще прикрывала, но если боевики влупят по ней из РПГ, то дувал расколется надвое. Но в этом случае нам будет уже все равно, на сколько частей развалится стенка.

Если раньше пули роями проносились над нашими головами, то теперь мне казалось, что эти рои вернулись обратно и устроили какой-то бешеный круговорот.

Пора было менять позицию для стрельбы. У капитана еще оставались две полностью снаряженные коробки для АГС. У меня же была последняя пара-тройка магазинов к 7,62-мм АКМС. Внезапно с тыла донесся вертолетный гул, и через минуту первая пара Ми-24, сгорбатившись, выпустила первые ракеты. Огонь боевиков заметно стал слабее, что было весьма нам на руку: мы теперь с большей уверенностью открыли стрельбу по домам. Под прикрытием вертушек артиллеристы-разведчики опустошили коробку и принялись было за последнюю, но вертушки выпустили весь боезапас и улетели. Наступила относительная и недолгая тишина.

- Так, пока духи не стреляют, берите свой АГС и уматывайте назад. А я вас прикрою.

Сначала боец с коробкой, а затем и капитан, и второй солдат со снаряженным полностью гранатометом проскочили десяток метров до бугорка, из-за которого они и прибежали. Я уже выпустил последнюю очередь из последнего магазина, подхватил свою винтовку и собрался перебегать туда же.

Вдруг над бугром показалось рыло гранатомета, и я услыхал крик капитана:

- Алик, подожди перебегать! Я последнюю коробку достреляю.

Я сначала опешил: в небе не видать ни одного вертолета, то есть прикрыть мой отход некому. Огонь боевиков становился все плотнее и плотнее.

А этому чудаку было лень тащить полкоробки гранат обратно на основные позиции, и он решил, как на учебном стрельбище, дострелять боекомплект.

Гранатомет капитана успел выпустить несколько гранат, но так медленно, и притом гранаты пролетели, едва не задевая кусок дувала над моей головой, что меня совсем не порадовало. В шум перестрелки опять врезался уже знакомый до боли фальцет, который прокричал что-то матерное и непонятное в адрес всех капитанов. Дуло автоматического станкового гранатомета исчезло из моего поля зрения.

- Я бегу! - проорал фальцет, и мое тело, пригибаясь, зигзагами понеслось к заветному бугорку. Уже сидя за этим укрытием от огня радуевцев, я перевел дух и молча отдал капитану его автомат; ругаться не было сил, и я направился к своей группе.

На полпути между дувалом и каменной стенкой, чуть позади этих развалин, я наткнулся на неглубокую канаву, в которой залегли и вели огонь мой сержант-контрактник Бычков, гранатометчик с пулеметом, уже знакомый и непонятный мне майор-замполит и вдобавок еще один майор-штабист из 8-го батальона.

«Ну а ты-то чего приперся сюда? Твои же сидят на дневках и в ус не дуют. Если тебя ранят, кто тебя, такого здорового, вытаскивать будет? Не твои же солдаты», - со злостью подумал я. Вытаскивая раненого с поля, солдаты сами становятся хорошей мишенью для противника, а терять еще бойцов из-за штабного удальца, охочего до наград и внеочередных званий, мне не хотелось. Но глядя, как штабной майор, который до этого заведовал лишь графиком офицерских нарядов, деловито и без суеты выглядывает с уже готовым к стрельбе автоматом, дает несколько очередей и так же спокойно ныряет в канаву, я успокоился. Такого не ранят.