Нокаут на шестой минуте - Питер Гент

на три года с основной суммой годового заработка в пятнадцать тысяч плюс тысяча в случае включения в основной состав. Узнал бы мир, как мне хотелось напиться!

Я ехал в тишине, и меня не оставляло чувство, что я что-то забыл.

— Я ждала тебя и не одевалась, — сказала Джоанна, открывая дверь.

— Ты уверена, что по телевидению нет ничего интересного? — Я прошел мимо нее к лестнице из кованого железа, ведущей наверх, в спальню.

Познавать Джоанну было не просто, но интересно, каждый раз она показывала нечто новое. При ее росте за метр восемьдесят и вообще крупном сложении приходилось соблюдать осторожность в маневрах на постели. У нее была отменная фигура, просто слишком большая. Вдобавок ее густые каштановые волосы ниже пояса — нам то и дело приходилось из них выпутываться. Не раз, осуществляя очередную ее фантазию, на которые она была горазда, я вдруг вскакивал или падал с кровати, испуганный ее воплем, — но оказывалось, что я просто прижал коленом ее распущенные волосы. Мне вспоминались слова врача команды, говорившего, что растущие параметры и скорость футболистов обгоняли способность суставов противостоять возникающим перегрузкам. Это относилось и к нам с Джоанной. Она неистовствовала, а я даже в самые пиковые мгновения не мог забыть о профессии, о контракте, и как бы со стороны следил за тем, чтобы наша борьба противоположностей не привела к вывиху или серьезному растяжению. Я не мог забыть, как в первую же нашу ночь Джоанна сломала мне ребро.

Поднявшись в спальню, она сбросила халат и улеглась на кровать. Покрывало было уже снято; простыни были ярко-желтого цвета с огромными белыми цветами, наволочки — белые, с желтыми цветами. Ее голова покоилась на подушке в середине маргаритки; нос, подбородок и скулы подчеркивали идеальную форму выразительного и удивительно тонкого лица. Глаза ее под густыми бровями были подобны темным глубоким озерам. Косметикой Джоанна не слишком увлекалась, но у нее всегда были чудесные духи, запах которых отбивал у меня желание думать о чем бы то ни было постороннем.

— Не обижай меня, — скулил я, залезая в постель. — Меня так легко обидеть.

— Бедняжка.

— Можешь поздравить меня. — Джоанна курила, а я рассматривал синяк на бедре, появившийся неизвестно откуда. — Я официально обручилась.

— Мне уже сказали, — ответил я, морщась. — Ты сделала мне больно.

Не обращая на меня внимания, она подняла левую руку, стала разглядывать безымянный палец.

— В четверг мы собираемся за обручальным кольцом к Нойману.

Джоанна встречалась с Эмметом уже два года. Замужество не было ее главной целью, но предложение Эммета она приняла.

Три года тому назад Джоанна переехала в Даллас из Дентона, где училась в Северотехасском университете, а туда в свое время попала, убежав от тупости жизни в Чилдрессе, маленьком городке на равнине западного Техаса, славившемся хлопком и отсутствием дождей.

Эммет уже давно содержал ее, хотя Джоанна продолжала работать в авиакомпании и каждый месяц клала в банк всю свою зарплату.

— Что ж, поздравляю, — сказал я. — И когда?

— Ну, не раньше чем через несколько месяцев. Я сказала ему, что хочу оставить за собой квартиру, чтобы оставаться независимой. Он согласился.

— Ну и дурак, — заметил я, кашлянув, потянулся и сел, опершись о спинку кровати.

Окно в спальне было во всю стену, и я смотрел на небоскреб Конрада Хантера. Северная и южная стороны здания были усеяны рядами электрических ламп, посылавших обращения к горожанам. Сегодня горели двадцатиэтажные буквы «ВП» (военнопленные). Буквы этой рекламной компании охватили весь Даллас — «Помощь соотечественникам, проливающим кровь в Юго-Восточной Азии». Война для далласцев занимала по своему значению третье место — после матча Техаса с Оклахомой и приобретения Хантером еще одного белого защитника.

Я громко рассмеялся.

— Ты что? — спросила Джоанна.

— Видишь небоскреб Хантера? Посмотри на буквы.

— Ну и?

— Большинство военнопленных — летчики, верно?

— По-видимому.

— А тебе не кажется это странным? Ведь если бы Хантер не занимался производством систем наведения, эти «ВП» не были бы «ВП». Я вижу, ты не понимаешь космического значения всего этого.

Джоанна посмотрела на меня с недоумением и покачала головой.

— Понимаешь, Конрад и его партнеры хотят договориться о поставке продуктов и подарков этим же военнопленным. Неужели тебе не кажется это странным, даже несколько абсурдным.

— С ума сойти. — Она зевнула, встала и голой пошла к серванту, куда был встроен стереопроигрыватель и где хранились пластинки. Поставила «Милая на родео», и комната наполнилась голосом Боба Дилана.

Забравшись обратно в постель, она наклонилась и поцеловала меня в низ живота.

— Устал, бедняжка, — сказала. — Ну, отдохни еще чуть-чуть. Как прошла тренировка? — спросила она, откинувшись. Джоанна была единственным человеком в мире, перед которым я мог исповедоваться.

— Как всегда, — ответил я. — А Б. А. снова меня вызывал. И состоялся еще один из наших классических разговоров. Он посоветовал мне привыкать сидеть на скамье запасных. Представляешь?

В тот период жизни, когда большинство мужчин делает себе карьеру, моя, казалось, стремительно летела в тупик.

Но все приводит в тупик. К этому выводу я пришел однажды в воскресенье, лежа около зачетной линии с переломанной правой ногой. Торчали из кожи обломки костей, гетра на глазах краснела от крови. И я понял, что успех — дело субъективное, тогда как неуспех — самая что ни на есть объективная реальность, с которой не поспоришь. У меня в жизни были успехи. Но все они оказывались пустыми и недолгими.

— Я соскучилась, — прошептала Джоанна, поднимаясь на четвереньки. — А он? — Она поцеловала меня так, как только она одна умела. — Он тоже соскучился уже. Знаешь, я тут недавно видела один любопытный фильм… Подожди, не торопись. Ложись туда головой. Ты ни с кем так не пробовал?..

Потом мы долго лежали, тупо глядя в потолок.

— Почему бы тебе не бросить футбол? — Голос Джоанны прозвучал настолько обыденно, что показался мне оскорбительным.

— А что еще я умею делать? Даже в постели ты меня всему учишь. Футбол — это единственное, что у меня получается, и, черт побери, я горжусь, что умею играть в футбол! — Я взглянул на свое правое колено, испещренное шрамами. — И Гилл ничуть не лучше меня. Просто здоровее.

— Давай выпьем что-нибудь. — Джоанна встала, накинула на себя голубой махровый халат, едва прикрывший ее широкие круглые бедра.

— Ты иди, я сейчас спущусь, — сказал я.

Я снова вытянул перед собой руки и внимательно осмотрел их. Поднял руки над головой и принял воображаемый пас. Повернулся к углу поля и опередил Эддерли по пути к зачетной зоне — все в замедленном темпе, как в кино. Швырнув