Бегство от волшебника - Айрис Мердок

Анетта стукнула дверью, и Нина, ступая неслышно, вышла к ней из-за чащи одежд.

— Мисс Кокейн, — с улыбкой произнесла Нина. — А я только о вас подумала. Вечернее платье готово к примерке.

— Благодарю вас, Нина, — ответила Анетта. — Значит, можно примерить прямо сейчас? Я прошу прощения, что не предупредила о своем визите.

Нина отодвинула подальше висевшие слева и справа одежды, и в центре комнаты образовался широкий коридор, по которому Анетта прошла к зеркалу. Портниха последовала за ней. Глянув в зеркало, Анетта увидала голову Нины у себя над плечом.

Один из манекенов был одет в Анеттино вечернее платье, с низким вырезом, сшитое из парчи цвета морской волны. При виде наряда Анетта, позабыв обо всем на свете, прямо завопила от восторга.

— Я хочу надеть! Как можно быстрее!

— Надо еще кое-что доработать, — сказала Нина. — В талии явно придется сузить. Ведь вы такая тоненькая, мисс Кокейн, у меня манекенов с такой узкой талией нет. На вас будет смотреться куда лучше, чем на манекене.

Нина всегда старалась польстить Анетте.

Анетта выпрыгнула из своей юбки, под которой обнаружилась еще нижняя, шелковая, в красно-белую клетку, потом сбросила блузку и стащила с шеи алый шарф; и все это она проделала быстро, стремительно, как в детстве на пляже, когда ей не терпелось окунуться в воду. «Скорее! — крикнула Анетта. — Скорее! Скорее!»

Нина осторожно отшпилила платье от манекена. Эти с виду бесформенные лоскуты она перебросила через руку, поднесла к зеркалу, перед которым стояла Анетта, напряженная, поставив ступню перед ступней, руки свесив свободно, словно цирковой акробат перед прыжком. Нина начала приспосабливать детали, и, почувствовав прикосновение к коже холодной, скользящей материи, Анетта закрыла глаза от наслаждения. Когда она их вновь открыла, то увидала себя преображенной. Это было не платье, а прямо триумф! Парчовая ткань, охватывая узкую талию Анетты, к подолу постепенно расширялась, останавливаясь на дюйм или на два над лодыжками; а глубокий овальный вырез переходил в высокий воротник, оттеняющий длинную девичью шею. Оттого, что между строгим, непроницаемым лифом и высоким воротником виднелась грудь, возникало странное впечатление — элегантной одетости и в то же время обнаженности. Но именно такого впечатления Анетта добивалась.

— Чудесно! — сообщила она Нине. — Именно о таком я и мечтала! За такое платье и умереть не жалко!

Нина оценивающе оглядела свое произведение. Ей оно тоже нравилось. На мгновение Анетта словно куда-то исчезла, превратилась в еще один манекен, слилась с этим платьем. «Да, — пробормотала Нина, — неплохо».

Набрав полный рот булавок, портниха начала подгонять ткань вокруг талии и прикалывать лиф к юбке. Чувствуя, как платье все плотнее и плотнее прилегает к телу, видя свои груди, поднимающиеся все выше, как корабль на волне прилива, Анетта ловила себя на мысли, что влюбляется в Нину. Все еще сжимая булавки, Нина минуту стояла позади, обозревая в зеркале свое творение. Именно тогда Анетта почувствовала, что кто-то вошел в комнату. Какой-то мужчина. Вошел и остановился у дверей, в дальнем конце одежной аллеи. Анетта заметила его в зеркале, в котором отражалось теперь уже три головы — ее собственная, совсем близко, ярко освещенная, дальше, чуть в тени, Нинина, и совсем далеко, в полумраке, голова незнакомца. Анетта сознавала, что он смотрит прямо ей в глаза. Спустя мгновение Нина, кинув взгляд в зеркало, тоже заметила его и оглянулась, и Анетта успела уловить на ее лице какое-то сложное выражение — то ли гнев, то ли испуг, а может, и то и другое одновременно.

Мужчина направился к ним. Чувствуя себя в своем зеленом платье по-королевски, Анетта и не подумала повернуться. Просто по мере того как он приближался, она с любопытством наблюдала за его отражением. Отодвинувшись в сторону, Нина привалилась к плотной стене одежд. Остановившись рядом с ней, мужчина кивнул и устремил взгляд прямо на отражающуюся в зеркале Анетту. Теперь она имела возможность разглядеть его. Безусловно, она видела его впервые и тут же заметила вего лице подробность, мгновенно затмившую все остальные: у незнакомца один глаз был голубой, а второй — карий.

Чуть приподняв тяжелую юбку, Анетта медленно повернулась. Она взглянула на Нину, потом на загадочного визитера, а тот, в свою очередь, присматривался к ней, причем без всякого смущения. Он был худощав, русоволос, с небольшими усиками, с мягко очерченным ртом. Анетта и хотела бы, но никак не могла оторвать взгляд от его глаз. В голубом не было ни капли каризны, а в карем — ни капли голубизны. У каждого был свой, безупречно чистый цвет. Существовал профиль с голубым глазом и профиль с карим, а все вместе создавало впечатление двух лиц, соединившихся водно.

— Познакомь же нас, Нина, — обратился к портнихе странноглазый незнакомец.

— Мисс Кокейн, — проговорила Нина. — Мистер Фокс.

Проговорила с каким-то отчаянием и провела рукой по губам. А когда отняла руку, оказалось, что на ней кровь. Должно быть, при виде Фокса она так растерялась, что позабыла о булавках и проколола себе губу. У Анетты, которая каждый год слышала тысячи новых имен, была при всем этом неважная память. Фокс… Где-то в связи с чем-то она эту фамилию, конечно, слышала, но с чем? Этого она не могла припомнить.

— Здравствуйте. Как поживаете? — обратилась она к Фоксу и протянула ему руку. Глаза его просто ее заворожили. «Вот бы мне такие! — подумала она. — Меня бы тогда ни с кем не спутали!»

Галантно склонившись, мужчина поцеловал ей руку и несколько отступил назад.

— В вас есть сходство с вашей матерью, — заметил он. Фокс говорил без акцента, но как-то излишне правильно, что само по себе выдавало в нем иностранца.

Анетта, которой эти замечания насчет сходства с Марсией давно успели наскучить, тут же решила, что Фокс — это просто очередной поклонник матери, и сразу же потеряла к нему интерес.

— Очень мило, — небрежно произнесла она. Фокс отступил в сумрак свисающей одежды и остановился там, как на опушке леса.

— Можно стул? — обратился он к Нине. Она принесла, и он сел там же, где раньше стоял, положив ногу на ногу. — Вы чем-то здесь занимались, — сказал он. — Так продолжайте, не обращайте на меня внимания.

Нина минуту стояла неподвижно. Казалось, она вот-вот закричит. Потом подошла к зеркалу, развернула Анетту, словно та была манекеном, и вновь склонилась над платьем. Анетта вдруг почувствовала себя совсем беспомощной. Нина поднимала ей руки, опускала, поворачивала ей голову во все стороны. Анетта ощущала себя деревянной куклой. Она попыталась в зеркале уловить выражение на лице мужчины, но тот сидел, окутанный тенью; да тут еще Нина развернула ей голову в другом направлении, да так резко, словно это была не голова, а мяч, который ей хотелось от всей души отфутболить подальше, куда-нибудь в угол комнаты. Вот Нина схватила Анеттину левую руку и подняла ее, вот сжала правую и согнула в локте: и все время везде на своем теле Анетта чувствовала портнихины руки, прокалывающие материю. Время от времени уколы доставались и ей. Она видела себя в зеркале с задранными, как у куклы, руками и казалась себе ужасно нелепой. И ей все больше хотелось тоже кого-нибудь уколоть.

И тут память кое-что подсказала ей.

— Вы тот, кого называют Миша Фокс? — спросила она.

— Совершенно верно, — раздался голос у нее из-за спины.

Фокс, она уловила, блеснул улыбкой, но больше ничего не сказал.

— Кажется, вы знамениты какими-то подвигами, — продолжила Анетта, — но боюсь, мне их не вспомнить. У меня очень плохая память.

— И не удивительно, что вы не можете вспомнить, — ответил Миша Фокс, — потому что на самом деле я не знаменит ничем в частности. Я просто знаменит.

— Прекрасно, — произнесла Анетта. — Надеюсь, мне удастся добиться того же. Поскольку я, несомненно, никогда не прославлюсь чем-то особенным, все, на что я надеюсь, это — просто прославиться.

Анетта чувствовала себя дерзкой и от этого испытывала удовольствие, составленное из приятного возбуждения и стыда.

Миша Фокс сказал: «Это нетрудно». И снова улыбнулся. Он был мягок и покладист, но именно это раздражало Анетту. В нем не ощущалось никакого напряжения. Он просто сидел и наблюдал за Анеттой, как можно наблюдать за птицей.

И тут Анетта поняла, что Нина вынимает булавки из ткани, собираясь снять с нее недошитое платье. Анетта опустила руки и невольно прижала материал к груди.

— Стойте спокойно, мисс Кокейн, а то уколетесь, — бесцветным голосом произнесла Нина. Она распрямила девушке руки и подтолкнула ее к зеркалу, так что Анетта стала похожа на готовящегося нырнуть человека. Анетта стояла выпрямившись. Нина извлекла очередную булавку — и тяжелая юбка упала на пол. После этого портниха принялась осторожно откреплять лиф. Анетта глядела на свое отражение. Подобно тому, кто, оказавшись на высокой горе, спасается от головокружения тем, что глядит строго вперед, Анетта сейчас старалась смотреть именно себе в глаза. Она затаила дыхание, и на секунду те двое перестали существовать. Осторожно двигая Анеттиными руками, Нина сняла лиф. Потом подобрала с пола блузку и юбку, так беззаботно сброшенные девушкой в начале примерки, и почти швырнула их ей. Оживившись, Анетта моментально надела все на себя. Она поняла, что над ней одержали победу. И покраснела от стыда.