Освоение времени - Виктор Васильевич Ананишнов

Иван как-то ему посоветовал воспользоваться аквалангом.

И однажды состоялась умопомрачительная картинка — дон Севильяк в акваланге с баллонами воздуха за спиной. Лишь во сне подобное может присниться. Уж лучше бы не советовал. У бедного верта на временной границе разрежение настоящее, и дона Севильяка стало вспучивать и норовить пустить на разрыв. Весёленькое дело!..

Да, летит неудержимо вперёд время, рождая и убивая поколения людей, хороня в забвении миры и поступки, вспыхивая сверхновыми на небосклоне и сокрушая горы, беспрерывно высекая будущее из неведомой субстанции мироздания.

Крути скрипучие колёса

Бесценных лет, седой Эон…

Ещё не зная о себе, как о ходоке во времени, будучи студентом, Иван сочинил стих, начинающийся этими словами…

Кто взнуздал этого коня и куда его направляет?.. Не важно! Важно, что в его промелькнувшей тени образовалось нечто, позволяющее ходить во времени, посещать прошлое — эти упорядоченные, но жалкие руины многообразного будущего.

Поле ходьбы

Симон явно выбирал время для разговора с Иваном в те часы, когда Сарый, громко храпя, спал. Или так уж получалось.

В этот его приход на дворе уже стояла глубокая ночь. За окном успокоилась улица. Был слышен каждый шорох, возникающий в многоквартирном доме. Иван заканчивал ставшую традиционной уборку в прихожей после безалаберщины учителя, до сих пор не привыкшего класть вещи на свои места, убирать за собой со стола и соблюдать элементарный порядок в помещении, где жил, ел и спал.

Дверной звонок прозвонил коротко и тревожно. Иван внутренне к нему был готов и не удивился, пропуская в прихожую изысканно одетого Симона. Тот коротко окинул Ивана внимательным взглядом, поздоровался за руку, переобулся в шлёпанцы, многозначительно послушал оглушительные вдохи и выдохи Сарыя и направился на кухню.

Быть опять разговору, догадался Иван, и не очень ошибался. Если Сарый учит ходить во времени, то Симон превратился в некое подобие просветителя о делах и истории самих ходоков. Так оно было и в этот раз.

— В нашей организации… Или в нашем союзе ходоков… Можешь называть это как тебе понравиться. Так вот, у нас есть, как в любом сообществе людей, руководители и рядовые члены. Исполнители, так сказать, — начал он, приняв свою царственную позу.

От его начальных слов Иван поскучнел, на душе стало муторно.

«Вот я и вляпался, — подумал он. — Чего доброго, среди них царьки и князьки водятся».

Симон, если и заметил состояние слушателя, то и бровью не повёл, позы не изменил и в голосе сохранил непринуждённость. Он дальше развивал перед Иваном сказанное:

— Ты не можешь стать рядовым членом нашего общества и простым исполнителем воли руководителей. Для рядового ты не подходишь, ибо ты — КЕРГИШЕТ. Да и что-либо исполнять — у тебя ещё нет практики. К сожалению, ты пока не можешь быть и руководителем…

— Ну конечно, — совсем обиделся Иван.

— Повремени, Ваня, и не перебивай… Ты пока не можешь им стать, хотя к тому дело и идёт. Но история всего нашего общества ходоков стала так запутана… Ну, потерпи и послушай!.. Так запутана, что необходимо время, чтобы проникнуться её нюансами…

— Вы забыли рассказать о самой истории, — довольно резко перебил его Иван.

Честно говоря, ему поднадоела игра в таинственность.

«Они, право, с раздражением думал он, меня, что ли, за мальчика держат, которого до бесконечности всякими баснями подкармливать можно? А он, то есть я, этого не понимает. Дурачка нашли!»

Неожиданно, как ему в эти минуты показалось, он прозрел.

Вся их мышиная возня вокруг него: обучение ходьбе во времени, подсунутый учитель-неряха, тонкая лесть по поводу его необыкновенных способностей и туманные намеки на нечто таинственное, которое должно было бы завлечь неопытного в их делах и в силу его дрянного (Иван всегда был собой недоволен) характера, в какую-то аферу. А остальное походило на элементарное натаскивание в меру сообразительной породистой собаки, предназначенной для выполнения, в конечном итоге, унизительного действия — таскать за хозяевами сумки или подносить им тапочки, когда они соизволят ему это приказать. И, показывая себя, демонстрируя поразительные успехи в обучении, он должен будет теперь возвеличивать хозяина, своего обладателя и благодетеля.

Как только мысль о натаскивании ядовито-жёлтой молнией пронеслась в его голове… Ух! как он вспыхнул благородным негодованием… Сердце от обиды забилось медленно и длинно, кровь в жилах, казалось, загустела и перемешалась с перцем, вызывая жжение во всём теле. И хотя Симон, выгнув белёсую бровь, довольно убедительно ответил на его вопрос: — Вначале, Ваня, факты, потом сама история. Потерпи ещё минуты две, пожалуйста, — Иван сорвался.

Не желая замечать удивлённого лица собеседника и его протестующих жестов, Иван сумел всласть выговориться за своё почти трёхмесячное бессловесное прозябание с учителем, как в старые добрые времена прорабства — невзирая на лица, всё, что предполагал и подозревал, не думая о последствиях.

Как ему было хорошо! На душе стало покойно и светло. Так, словно опрокинулся и высох огромный сосуд горечи, отравлявший до того его жизнь.

Вид у Ивана, после того как он выговорился и замолчал, был таким необычным — одухотворённым и, в то же самое время, яростным, — что Симон, вначале неуверенно, потом во весь рот, подарил ему редкостную улыбку, осветившую его славное усталое лицо. Под его глазами собрались мелкие многочисленные старческие морщинки, и Иван подумал, правда, без каких-либо эмоций, о его возрасте.

— Ну-у, Ваня… — пропел Симон протяжно, примериваясь к новой ситуации, возникшей в разговоре. — С тобой, дорогой, право слово, не соскучишься.

Он покрутил головой, мол, не ожидал от тебя такого.

— А что, в конце концов? — уже без огня и страсти спросил Иван, так как выдохся, и даже почувствовал себя в чём-то виноватым перед Симоном. — Ходите вокруг да около. Ни да, ни нет, как девушки неопытные, честное слово.

Симон провёл по лицу легкой ладонью и потёр подбородок. Ещё раз улыбнулся, но уже не той откровенной улыбкой, а мимолетной, скользящей, как делал всегда.

— Ты прав, Ваня… Ты, как сейчас говорят, всё-таки человек новой формации, продукт современной эпохи и общества, в лучшем понимании этого явления. И нам не следовало бы забывать о том… Мораль из всего сказанного к тому, что я тебе ещё сегодня скажу, на удивление очень проста и грустна. Всё плохо у ходоков во времени сегодня, Ваня… Да, Ваня, да!.. Так плохо, что где-то во времени по вине ходоков… именно ходоков, потерялся мой друг дон Севильяк, этот