Заговор русской принцессы - Евгений Сухов

— А иначе нельзя. Этот плут Ромодановский обязательно бы догадался! Нюх у него на такие вещи. Настоящая ищейка.

Между бровей князя Голицына образовалась неровная складка.

— Послушай, Сильвестр, а не богохульное ли это дело?

Заданный вопрос Медведев воспринял серьезно. Насколько его знал князь — для игумена не существовало второстепенных вещей. Подумал малость, напрягая чело, и твердо отвечал:

— А с антихристом любые средства хороши. Главное — его с престола сокрушить.

— Софья знает?

— Я только что переговорил с ней.

В лютый мороз и в невыносимую теплынь Сильвестр Медведев носил аскетическое рубище, под которым пряталась грубая власяница; единственное, что отличало его от прочих чернецов, так это небольшая панагия, украшенная самоцветами.

— Будь тверд. Теперь многое от тебя зависит.

— Все во власти бога, — сдержанно напомнил князь.

Губы Медведева расползлись в хитроватой улыбке:

— Так-то, оно конечно, так… Только на бога надейся, да сам не плошай. И еще вот что. Чувствую, жареным потягивает, — брезгливо поморщился аскет. — Ты бы поостерегся божьего гнева, князь. Как-никак, постный день.

И, не прощаясь, потопал по длинному коридору в обратную дорогу.

Глава 7 НЕЗАДАВШИЙСЯ ДЕНЬ

День у Петра Алексеевича не заладился с самого утра. Перед рассветом его разбудил приблудный пес, забравшийся во дворец, и, видно, от душевной тоски устроил немилосердный лай под царской опочивальней. Ворочаясь и проклиная шельмеца, Петр Алексеевич некоторое время надеялся, что псина все-таки замолкнет — один раз, жалобно поскуливая, она куда-то убралась, но через некоторое время вновь возвратилась к облюбованному месту, чтобы будоражить тишину.

Три дюжины потешных солдат, стоявших в карауле и охранявших сон самодержца, все оставшееся до рассвета время отлавливали приблудную псину, но та всякий раз проворно удирала, поддразнивая стражу остервенелым лаем, а когда собака все-таки была оттеснена на Истопный двор и загнана под поленницу дров, малость отдохнули. Но даже оттуда псина продолжала облаивать стражей. Поленницу разобрали, но с Истопного двора собака перебралась в яблоневый сад и принялась гавкать пуще прежнего.

Промаявшись два часа кряду и окончательно уверовав в то, что сон безвозвратно утерян, Петр Алексеевич, вооружившись дубиной, лично захотел наказать пса. Вместе с ватагой разъяренных солдат царь гонялся за животным по двору, немилосердно матеря все собачье племя. И уже когда пес был вытеснен со двора и загнан в самый угол забора, — он вдруг неожиданно отыскал проем и, громко лая, умчался по улице.

Скопленный гнев Петр Алексеевич обрушил на ротозеев солдат и, бегая за ними по двору, лупил их с такой яростью, что вконец изломал дубину.

В палаты Петр Алексеевич вернулся огорченный. Повалялся малость в постели, затем, набросив на плечи свой любимый короткий халат, бестолково побродил по комнатам, после чего пожелал кофе. Но пить не стал, отхлебнул самую малость и оставил на столе остывать.

Ближе к обеду случился пожар в Замоскворечье — полыхал купеческий дом. Но самодержец, к своему большому огорчению, успел только к самому пепелищу, когда от хоромин остались только головешки — удовольствия не получил, лишь перемазался сажей да оборвал новый кафтан.

Повелев запрячь одноколку, Петр Алексеевич поехал в Немецкую слободу к дому Луизы, но барышня, впустив его в дом, разрешила только хлопнуть себя по заду да неловко чмокнуть в щеку (как спаситель, Петр Алексеевич вправе был рассчитывать на благосклонность).

Потоптался царь у порога, потрогал Луизу за бока, в надежде заполучить нечто большее и, не добившись желаемого, укатил восвояси.

Выезжая на одноколке со двора, царь налетел колесом в яму, при этом до крови тюкнувшись лбом об оглобли. Залечивать разодравшийся лоб самодержец направился во дворец, где мамки с причитаниями, обвиняя нескончаемые баталии, наложили государю повязку. Кровоточить перестало только к вечеру. Сняв повязку, Петр Алексеевич направился ко двору Лефорта.

Царь Петр рассчитывал увидеть там Луизу. В доме Франца Лефорта девица появлялась всего лишь дважды, и всякий раз в сопровождении угрюмого малоразговорчивого дяди. Казалось, что девушка старается избегать шумных сборищ. Однажды ему удалось подловить ее на улице, но Луиза держалась скромно и всякий раз опускала глаза, стоило только прикоснуться к ее руке. К своему удивлению, Петр в присутствии Луизы и сам испытывал некоторый конфуз и ловил себя на том, что ему непросто подбирать необходимое слово. Хотелось выглядеть легким, веселым, но в действительности он представал неуклюжим и угловатым, каким может быть только нетесаный булыжник.

Встречать подъехавшего государя вышел сам хозяин дома Франц Лефорт. Распахнув широко объятия, он еще издалека громко прокричал:

— Питер! Как ты вовремя!

— Луиза здесь?

— Ее нет, — отвечал Лефорт. — Но разве в моем дворце мало женщин? Любая из них твоя!

Франц долго тискал самодержца-приятеля сильными руками, после чего предложил кубок с вином. Питие показалось Петру Алексеевичу на редкость кислым, а потому, выпив вино только наполовину, он со смехом вылил остатки на голову подвернувшейся карлице и хотел было возвращаться во дворец, но, заприметив Анну Монс, решил остаться.

Большую часть времени государь пробыл с девицей наедине, испытывая на прочность гостевую кровать, а потом, сломав разом две ножки, удовольствие прервал.

Из спальни Петр Алексеевич вышел еще более разочарованным. Утирая набежавшую слезу, он пожаловался на свой неуспех Лефорту. Франц внимательно выслушал Петра, а когда тот закончил говорить, едко поморщился и посоветовал не унывать.

— Не дури, Питер, ты же царь! Любая из женщин должна быть счастлива уже тем, что ты провел с ней ночь. Будь решительнее, и она обязательно оценит твою настойчивость.

К Францу Лефорту следовало прислушаться, он обладал немалым житейским багажом, знал не только заморских женщин, но и русских, а в Немецкой слободе сумел организовать целый гарем из хорошеньких горничных. Поговаривали, что едва ли не каждая прибывающая в Москву немка прошла через его широкую двуспальную кровать. Как бы там ни было, но в Кокуе бегало десятка два сорванцов, ликом и кудрями напоминающих генерала Лефорта.

— Ты вот что, Питер, будь с женщинами пообходительнее. Они это любят. Сделай женщине небольшой подарок, купи бутылку вина, припаси что-нибудь на закуску и даже не заметишь, как окажешься с ней в одной постели. Знаешь, Питер, у меня есть хорошая бутылка вина, я тебе ее дам. Подмигнув, добавил: — Оно ценно тем, что усиливает у женщины желание. Так что достаточно ей будет только пригубить его, как тотчас станет твоей, — Лефорт достал из шкафа пузатую бутылку из темно-зеленого стекла с длинным горлышком.

— А тебе не жалко с таким добром расставаться? — буркнул государь.

Любимец царя громко расхохотался, показывая свои крепкие ухоженные зубы. Непосредственная ребячья улыбка была ему к лицу, делая почти беззащитным. Наверняка это была одна из самых сильных сторон Франца Лефорта.

— Вино в таких бутылках я привез в Россию контрабандой целый воз. Надеюсь, что это останется между нами, Питер, а то на таможне у меня могут возникнуть проблемы.

Удачной шутке рассмеялись оба, и царь Петр, подхватив подарок, направился прямиком к дому Луизы.

Странное дело: при общении с женщинами Петр Алексеевич никогда не знал, что такое тревога, а сейчас, приближаясь к дому Луизы, почувствовал, как коленки предательски задрожали, в руках появилась слабость, да такая, что он едва не выронил бутылку с вином. Пришлось сделать несколько дыхательных упражнений, чтобы восстановить душевный покой.

Потоптавшись у порога, унимая волнение, самодержец вошел в дом.

Двое слуг, не привыкших к столь высокому визиту, сдержанно кланялись, посматривая на царя, неловко жавшегося у порога с бутылкой вина в руках.

— Мадмуазель Луиза дома? — спросил Петр, торжественно устанавливая вино на высокий секретер.

Получилось слегка напыщенно. На лице горничной отобразилась снисходительная улыбка. Денег-то у царя не оказалось, вот он и взял вино в соседней лавке, уж больно бутылка пообтерта.

Из соседней комнаты вышел хозяин дома Христофор Валлин. Поприветствовав русского царя легким поклоном, он пригласил его пройти в палаты. Хозяин был невысокого роста, одет в старый камзол с жирными пятнами на рукавах. В крупных, слегка пожелтевших зубах он сжимал погасшую трубку; даже на расстоянии нескольких аршин от него потягивало крепким табаком и добрым вином, как от иного франта изысканным парфюмом.

— Я бы хотел увидеть фроляйн Луизу, — губы Петра нервно дернулись.