Литературная рабыня: будни и праздники - Наталия Соколовская

Почти-олигарх стремительно набрал очки в моих глазах тем, что разрешил мне, учитывая специфику моей работы, присутствовать в офисе только по необходимости. Все-таки сказывалось, что когда-то он учился в творческом вузе.

И еще в одной истории он повел себя правильно.

Недели через две после начала трудовой деятельности, случайно подняв глаза от монитора, я обнаружила стоящего возле своего стола пожилого невысокого человечка в сером неприметном костюме. Цвет его костюма сливался с цветом выцветших глаз, а все вместе сливалось с остаточным венчиком растительности вокруг головы и серым цветом стены. Сколько он так простоял, наблюдая за выражением моего лица, один Бог знает.

Это был зам главного менеджера по персоналу, которого за глаза все называли «Первый отдел». Персонаж из прошлого моего Почти-олигарха. Что он делал в конторе, толком было не понятно никому. Намекали, что раньше этот тип курировал от Большого дома горком комсомола, в котором набирал очки мой Почти-олигарх. А кто-то из «стариков» проболтался мне за чашкой чая, что с «Первым отделом» Почти-олигарх знаком еще со времен скандала в театральном институте. Якобы благодаря этому человеку замяли на Литейном то «диссидентское» дело.

Я не знала, что, собственно, серому дядечке от меня нужно.

– У вас ко мне дело?

Я продолжала набивать текст, всем видом показывая, что мне некогда.

– Дело у прокурора. А сесть мы не спешим. – «Первый отдел» хихикнул над своей замшелой шуткой. – Я тут анкетку принес. Надо бы заполнить.

Он оставил на моем столе несколько листочков и бесшумно удалился, точно в воздухе растаял.

Эта анкетка была один к одному, как те, что в течение семидесяти лет заполняли при поступлении на работу миллионы советских граждан. Сохранились даже графы о родственниках за границей, о месте работы и проживания родителей и детей. Из новенького была, пожалуй, только графа о состоянии здоровья.

У меня не так уж много осталось принципов, которым мне удается следовать. Но один из них – никогда и ни при каких обстоятельствах не заполнять больше подобных анкет. Если уж на то пошло, этот дядя мог бы черпать информацию в родном ведомстве. Там своих не забывают. В любом случае облегчать ему жизнь не собиралась.

В конце рабочего дня, когда я обычно обсуждала с Почти-олигархом проблемы, если таковые имелись, я показала ему анкету и максимально нейтральным тоном поинтересовалась, что сие значит. Он остро глянул мне в глаза, усмехнулся и посоветовал не обращать на старого мудака внимания, а про анкету забыть.

Хорошо, что он так сказал. При другом раскладе событий я на другой же день уволилась бы. И тогда прости-прощай мечты о раздаче долгов, новом компьютере и дополнительном английском для Ванечки.

Почти-олигарху эскиз макета, выполненного Геной, пришелся по вкусу. А изысканная графика Фархада, в которой модерн был замешан на мотивах восточных миниатюр, обещала придать блеска и культурного подтекста Почти-олигарховой прозе… Все складывалось как нельзя лучше.

Через месяц Почти-олигарх вызвал меня и поинтересовался:

– Слушай, а что это за противная баба, с которой тут Гена приходил согласовывать верстку?

Я, как могла, объяснила Генину ситуацию.

– Дорогуша, ты или действительно интеллигентна, или умело прикидываешься таковой. В любом случае это качество только мешает. И твои жизненные результаты доказывают это. Ведь она, как я понял, на твое место целит. Расставь все по своим местам. И дальше доступ к моему телу только через тебя.

За свои жизненные результаты я обиделась. Ведь это еще как посмотреть… Но мысли на эту тему были, надо полагать, тоже излишней интеллигентностью. И я в кои-то веки не стала предаваться рефлексии.

А предприимчивая Валентина решила, видно, приобрести по случаю в одном флаконе и мужа, и престижную работу. Но явилась к Почти-олигарху, как всегда, после вчерашнего. Откуда ей было знать, что у него аллергия на пьющих баб. Она же не читала его книжку.

Настоящие неприятности ждали меня совсем в другом месте.

– Фархад! Ну, пойми же, Валерина верстка ни к черту не годится!

Фархад смотрит мимо сквозь прищур и перебирает агатовые четки. Не уверена, что он вообще слышит и видит меня. Он расслаблен и брутален одновременно. Неотразимое сочетание.

– Ты вообще видел этот шедевр?

Пальцы Фархада двигаются быстро-быстро, а лицо остается совершенно непроницаемым. Наконец мощную грудь его сотрясает вздох. Я понимаю, что на эти разборки сил у Фархада нет совершенно. Все его силы уходят на творчество и молодую жену Вику. Сейчас особенно на Вику. Это его вторая жена. С первой он развелся несколько лет назад. А может, не развелся. У таких мужчин определенно должен быть гарем.

Вика и впрямь похожа на юную одалиску. Ее долгое тело струится под одеждой, как нежная бледная водяная лилия. Оно даже на взгляд кажется прохладным. Наверное, это свойство настоящих наложниц: мужчина при одном их виде должен испытывать жажду.

Вика сидит рядом. Она тоже выглядит, как сомнамбула. Вот уже два года Вика не может забеременеть. И теперь проходит курс леченья. Во время этого курса врач порекомендовал супругам вести активную сексуальную жизнь. И теперь Фархад, не щадя сил, трудится над этим прелестным женским телом каждую ночь. И все безрезультатно.

У Фархада есть дочь от первого брака. Но, во-первых, это дочь, а не сын, как приличествует настоящему мужчине. А во-вторых, сама мысль о том, что у него в этом исконном мужском деле может что-то не получаться, претит его восточному сознанию. Поэтому по ночам он себя не жалеет. Зато днем общение дается обоим с трудом.

– Слушай, Даша… – произносит он сонно и берет в свою руку податливую, как стебель лилии, руку Вики. Вика вздрагивает и томно поднимает глаза на мужа. Потом с некоторым даже изумлением оглядывается: «Как, мы разве не в спальне?» – словно говорит ее взгляд. Но мы всего лишь в кафе «Лавка Смирдина» на Невском. – Слушай, Даша… Давай кончать.

Я успеваю набрать в грудь воздуху: все-таки Фархад не филолог и может разрешить себе вольности с глаголами. Хотя бы по сыну, я восточная женщина и порой мне удается вспомнить, что молчание – золото.

– Фархад, дорогой, ведь в этой книге будет твоя шедевральная графика…

К лести я прибегаю тоже не часто, но тут… Первый раз взгляд Фархада фокусируется на мне:

– Ну, ладно уж. Только шефу не говори про Валеру.

– Как я могу не сказать, что вывожу из проекта человека, которому, твоей милостью, уже аванс выплачен?

Фархад опять погружается в себя. Потом выныривает, смотрит на часы, встает и успевает подхватить, точно соскользнувший с плеча плащ, Вику.

– Хорошо. Делай, как знаешь.

Уф. Будем считать, что этот раунд за мной. А ведь еще вчера, общаясь с Валерой, я не думала, что так легко отделаюсь.

Вчера у меня случилось большое эмоциональное потрясение: Валера показывал мне верстку книги.

Уже под вечер я пришла в его дизайнерскую контору, расположенную в одном из жутких внутренних дворов, до сих пор мирно соседствующих с Невским проспектом. Раньше принять он не мог: начальство еще не ушло. А он, видите ли, не хотел, чтобы все знали, как он тут, на хозяйском инвентаре, халтуркой пробавляется.

Мне был оказан достойный прием. Чай, кофе и даже специально купленные в «Севере» пирожные. Вообще, я уже потихоньку начала привыкать к тому, что мужчины, с которыми мне теперь приходилось общаться по делу, ведут себя подчеркнуто любезно и заинтересованно. И каждый готов ухаживать, дай только повод. На подобный эффект я и не рассчитывала. Впрочем, надо смотреть правде глаза: самая привлекательная деталь во мне – это мой Почти-олигарх. Это на него, а не на меня все они делают стойку. Фархад и Гена не в счет. Первый подорван демографическим подвигом, второй – алкоголем.

Валера напоил меня чаем и усадил в кресло перед монитором. То, что я на нем увидела, я не видела никогда в жизни. Ни до, ни после Валеры. Редко кому удавалось так меня поразить.

Шмуцы, на которые должны были со временем встать рисунки Фархада, скакали с четной полосы на нечетную. Спуски гуляли по собственному усмотрению, то вверх, то вниз. Главы, опять же, заканчивались то на четной, то на нечетной полосе. Я тупо смотрела на экран и не знала, как себя вести в этой ситуации. Однако самое невероятное открытие ждало меня впереди. Я даже подумала, не подмешал ли Валера в пирожное каких-то галлюциногенов? Не сон ли все это, не обман ли зрения?

Дело в том, что книга была почему-то сверстана разным кеглем. До середины – двенадцатым, с середины – двенадцатым, но зауженным, и междустрочные расстояния стали меньше, а на последних страницах и кегль понизился до десятого.

Только квадратное яйцо или молоко зеленого цвета могли бы поразить меня больше. Даже странно, что гарнитура при всем этом оказалась везде одинаковая. Незатейливая «Академическая».