Роман без последней страницы - Анна Князева

Ребеночек в животе заворочался.

Она улыбнулась и затопала огромными валенками по снежной дороге.

Глава 24

Смотря как захотеть

Дайнека стояла в дверях ванной и смотрела, как бреется отец.

– Я ненадолго съезжу на работу, – сказал он. – Потом, если хочешь, пойдем в кино.

Дайнека смотрела и улыбалась.

– Пойдем? – спросил Вячеслав Алексеевич.

– Куда? – Она будто не слышала того, что он сказал.

– В кино. Или, если хочешь, телевизор посмотрим.

– В кино пойдем и телевизор посмотрим. Мне все равно, лишь бы с тобой.

Вытирая полотенцем лицо, Вячеслав Алексеевич одной рукой обнял дочь.

– Какая же ты у меня еще маленькая.

– Можно я поеду с тобой?

Его лицо посуровело.

– Опять что-то задумала?

Глаза Дайнеки были честны.

– Нужно заехать в одно место.

– Куда?

– В редакцию газеты «Литературный вестник».

– Зачем?

– Оставишь меня там, потом на обратном пути заберешь.

– Ты не расслышала? Я спросил.

– Зачем? – Дайнека повторила вопрос и тут же ответила на него: – Нужно поговорить с главным редактором.

– Тема вашего разговора?

– Роман Василия Тихонова «Земная правда».

Отец отбросил полотенце, крепко взял ее за хрупкие плечи и развернул к себе.

– Для чего тебе это?

– Вот поговорю с ним – потом тебе расскажу.

– Сейчас говори. Иначе останешься дома.

– Ну, хорошо… Это насчет плагиата.

– Чего?

– Многие считают, что Тихонов присвоил себе текст, который написал другой человек, его родственник.

– А ты здесь при чем? – с недоумением поинтересовался Вячеслав Алексеевич.

– В общем-то, ни при чем. Просто интересно.

– Ты дочитала роман?

– Вчера.

– И как он тебе?

– Чего-то в нем не хватает. Но, в общем – торкнуло.

– Классиков критикуем?

Дайнека знала, что в этот момент нужно улыбнуться, и отец согласится.

– Ну, хорошо. Собирайся, поедем. Надеюсь, ты знаешь, где это.

– Как раз по дороге, – прощебетала она и кинулась одеваться.

Всю дорогу они ехали в приподнятом настроении. Говорили о пустяках, о том, что видели из окон автомобиля. Так продолжалось до тех пор, пока Дайнека не спросила:

– Пап, а чья это машина?

– Которая? – Отец покрутил головой.

– Тот «Бентли», что стоял у нас во дворе. Тебе сказали имя хозяина?

Он помрачнел.

– Сколько раз просил, не суй нос, куда тебя не просят.

– Значит, не скажешь?

– Сейчас – нет.

– А когда?

Отец молчал, и Дайнека решила больше не спрашивать, тем более они подъехали к подъезду редакции.

– Я пошла? – спросила она, открыв дверцу.

– Иди. Я позвоню. Жди меня в здании. На улицу ни ногой.

Дайнека вылезла из машины и, когда чуть отошла, оглянулась. Отец не уехал, смотрел до тех пор, пока за ней не закрылась дверь, и только после этого тронулся с места.

В вестибюле стояла охрана. Для того чтобы пройти, потребовался паспорт. К счастью, он лежал в кармане ее куртки. После его предъявления ей дали пластмассовый прямоугольник с надписью «визитер».

Она поднялась на пятый этаж и, выйдя из лифта, оказалась перед ресепшен редакции «Литературного вестника». Вопреки устоявшемуся мнению о простоте и демократичности офисов газетных редакций, здесь все было организовано по высшему разряду. Дайнека подумала: «Наверное, для этого есть особенные причины или чья-то заинтересованность». Другого объяснения у нее не нашлось.

Она подошла к одной из администраторов.

– Здравствуйте, мне нужен Виктор Николаевич Музычко.

Одновременно с Дайнекой к стойке приблизилась высокая женщина.

– Вы к главному редактору?

Дайнека кивнула.

– Вельяминова?

Она снова кивнула, скорее по инерции.

– Быстро за мной! – Женщина заспешила по ковровому коридору. По дороге недовольно выговаривала семенящей рядом Дайнеке:

– Вы опоздали. Можно подумать, у вас каждый день интервью с Музычко… – Она обернулась. – Где ваша аппаратура?

Дайнека хлопнула себя по карману.

– Диктофон? – Женщина ухмыльнулась. – И всего-то…

Они остановились у двери.

– Готова?

Дайнека опять кивнула.

– Тогда – вперед. И ни пуха вам, ни пера!

Женщина распахнула дверь и протолкнула в нее Дайнеку.

Где-то далеко, в другом конце кабинета, за столом сидел старик. Слева от него стояла настольная лампа с зеленым плафоном, какие обычно бывают на писательских столах или в читальном зале библиотеки имени Ленина.

Старик велел:

– Идите сюда.

Она пошла по ковровой дорожке, пока не уперлась в дубовый стол. Он кивнул.

– Здравствуйте, можете сесть.

Дайнека села на стул, не зная, куда девать руки. Наконец, сложила их на коленях.

Старик достал какой-то листок и положил его на стол перед собой.

– Мне передали ваши вопросы. Я просмотрел их. В любом случае разговор пойдет в диалоге. Поэтому не будем терять времени.

Он немного выждал, потом спросил:

– Ну, что же вы? И где ваша аппаратура?

Дайнека выложила на стол телефон так, как пленные сдают оружие.

– Что это?

– Мой телефон. Вы – Музычко?

Старик замер, потом повернулся, нажал какую-то кнопку и громко позвал:

– Вика!

Из динамика раздался голос секретаря:

– Слушаю, Виктор Николаевич.

– Ты кого ко мне привела?

– Вельяминову с радио.

– Виктор Николаевич… – прошептала Дайнека.

– Минутку. – Он повернул голову и посмотрел на нее.

Она умоляюще сложила ладони домиком.

– Прошу вас…

Музычко посмотрел на нее долгим взглядом, потом бросил в сторону:

– Нет, ничего… – Снова нажал кнопку, затем спросил у нее: – Кто вы?

– Я только поговорить…

– Журналистка?

Дайнека энергично замотала головой.

– Сама по себе.

Музычко вскинул лохматые брови и вдруг улыбнулся.

– Одно ясно – вы не Вельяминова.

– Не Вильяминова. Я – Дайнека.

– Это фамилия. Имя у вас есть?

– Людмила.

– Уже лучше. Что вам нужно, Людмила?

– Хочу спросить про роман Василия Тихонова «Земная правда».

Виктор Николаевич подался вперед и с любопытством посмотрел на нее.

– Неужели читали?

Она серьезно ответила:

– Читала. Только вчера закончила. У меня есть вопросы.

Музычко расхохотался, уткнувшись в столешницу, потом, откинувшись в кресле, долго не мог успокоиться. Вытерев рукой проступившие слезы, прерывающимся от смеха голосом сообщил:

– С вами стоило встретиться хотя бы для того, чтобы так посмеяться.

Дайнека поняла, что теперь может спрашивать все, что захочет. Она придвинула стул и положила руки на стол главного редактора.

– Понимаете, Виктор Николаевич. Вот читаю я, читаю… Вроде нравится, а чувствую – что-то не то. Здесь – прямо торкнуло, и я чуть не заплакала. А дальше – пошла какая-то ерунда. Ощущение такое, будто все время чего-то недоговаривают, не дорассказывают или что-то скрывают.

– Вот видите, – серьезно сказал Музычко. – Годы идут, люди меняются, меняется мир, а мысли и впечатления остаются все те же… – Он помолчал, потом снова заговорил: – Когда я впервые прочел этот роман, мне было чуть больше, чем вам сейчас. Я только поступил в аспирантуру и начал работать над диссертацией. Не буду озвучивать тему, как вы понимаете, тогда все было идеологически выдержанно и политизировано…

– Я только хочу знать, был плагиат или нет.

Музычко развел руками.

– Я тоже хочу это знать.

Дайнека замолчала, не понимая, в какую сторону «поворачивать». На всякий случай сказала:

– Представляете, Тихонов живет как раз надо мной.

– Неужели? – Виктор Николаевич сам повел разговор. – Двадцать лет я посвятил изысканиям, анализу, экспертизам. Иногда мне казалось, что все происходящее – чудовищная несправедливость.

– По отношению к Тихонову?

Музычко будто не расслышал вопроса и продолжал говорить:

– Потом появлялась новая информация, я опять анализировал, разбирал одну главу за другой и в сотый раз убеждался в том, что Тихонов – плагиатор.

– Почему же вы сказали, что тоже хотите знать, плагиат это или нет? – спросила Дайнека.

– Когда? – удивился Музычко.

– Только что.

Он улыбнулся.

– Это так… к слову. В любом деле каждый человек вправе высказать свое мнение. Я его высказал и подкрепил косвенными доказательствами. А был плагиат или нет – никто точно не знает. Вот если бы принесли рукопись, оригинал с именем настоящего автора, – это и стало бы стопроцентным доказательством.

Музычко встал с кресла и прошелся по кабинету.

– Лукавство… Вот что меня возмущает. В ответ на обвинения в плагиате Тихонов предъявил полуправду: дескать, он использовал чьи-то рассказы, воспоминания… Тогда как сведущему человеку, – он прервался и посмотрел на Дайнеку. – Да и не только сведущему. Любому, у кого есть мозги, ясно: оригинальную версию романа подвергли значительному редактированию. На потребу соцреализму внесли немотивированные, патриотические вставки и грубые искажения. Вот, например, забеременела главная героиня еще в девках, потом вышла замуж. Свекровь узнала – ее прогнала. Та – к матери, больше-то некуда. Какова вероятность того, что мать стерпит позор и оставит ее в деревне? Нулевая. Нужно знать деревенские нравы, особенности общественного обустройства того времени. Беременную, скорей всего, с глаз долой отошлют. Куда-нибудь к родственникам. Хотя бы на время. А у Тихонова эта самая Манька сама уходит. Зимой, беременная – за сорок километров. И, что характерно, мамаша ее уговаривает: «Останься, Манечка. Как-нибудь прокормимся до весны. Я прощаю, и Бог простит».