Лагерный пахан - Владимир Колычев

Рубач должен был заткнуться, чтобы не навлечь подозрения в излишнем любопытстве. Но все же он снова спросил:

– А что за жмур?.. Если менты знают, то и мы можем знать…

– Терпилу сделали… Мы без мокрого хотели, а он бучу поднял, пришлось приглушить… – с видом заправского летчика-налетчика сказал Трофим.

За внешней бравадой он пытался скрыть внутреннюю растерянность.

– А что за терпила? – настаивал Рубач.

– Может, и пацанов тебе назвать, с кем на делюге был? – дерзко спросил Трофим.

Но Рубач даже глазом не моргнул – как будто и не заметил вызова в его голосе.

– А может, это цеховой с Линейной был?

– Опять ты за этого цехового трешь? – поморщился Витой.

– Так я же говорю, Жиха с этого цехового слам снимал на общак. И если Трофим его кончил, то, выходит, он на общак лапу поднял. А общак этот все зоны греет, от Москвы до самых северных краев…

Смотрящий долго думал, прежде чем сказать свое слово. Непростую задачку поставил ему Рубач. Как ни крути, а общак дело святое…

– Что скажешь, Трофим? – наконец спросил он.

– И скажу!

Не зря Трофим ломал голову в поисках выхода. Озарила-таки его светлая мысль.

– Да, терпила с Линейной был… Цеховой… Но мы-то не знали, что Жиха на общак с него снимал!

– А это никого, пацан, не чешет! – плотоядно ухмыльнулся Рубач.

Он уже руки потирал в предвкушении успеха, но Трофим знал, как обломать его.

– Надо было бы спросить у серьезных людей, что за человек, кто за ним стоит…

– У одного спросишь, у другого, так и спалиться можно… – усмехнулся Трофим.

– Я не понял, ты хочешь сказать, что Жиха вложил бы вас ментам. Это предъява, братан! – набычился Рубач.

Трофиму стало не по себе. Но все же он выдержал злобный взгляд. И не свернул со своего пути.

– При чем здесь Жиха? – стараясь держать себя в рамках, спросил он. – Он же высоко, и сколько людей надо пройти, чтобы до него добраться, а? Целая цепочка. А вдруг в этой цепочке слабое звено?.. Так что я конкретно никому ничего не предъявляю. И не надо меня на рога брать, я тебе не фуцан голимый!..

– А это мы еще посмотрим, кто ты такой! – оскалился Рубач. – Я прям сейчас маляву Жихе зашлю, пусть он разбор проводит. И Щипчику отпишу… Да тебе любой здесь скажет, что за общак тебя по стенке размажут…

– При чем здесь общак и цеховой? Ты что-то не то городишь, бродяга! – предвкушая победу, усмехнулся Трофим. – То ли тебя зациклило, то ли ты Жиху в дураках держишь!

– Кто Жиху в дураках держит, я?! – вспылил Рубач. – Ты базар фильтруй!

– Да я-то фильтрую… Ты сам посуди. Да и братва пусть рассудит… Мы хату по понятиям выставили. У терпилы бабло, и мы его сняли. Где тут рамсы, а?.. А то, что он на общак отстегивал, так свято место пусто не бывает. Терпила на железобетонных конструкциях работал, цех там свой держал. Его нет, зато кто-то другой есть. И если он налево товар толкает, то Жиха его в два счета прижучит, заставит в общак сливать… Или не заставит?

Рубач долго чесал затылок. Витой с насмешкой посматривал на него. Понял смотрящий, что умыл его Трофим… Если Рубач скажет, что Жиха не сможет нового делягу на деньги поставить, значит, он невысокого мнения о его способностях. Если начнет на Трофима наезжать, значит, плевать ему на воровские понятия…

– Да он-то поставит… – выжал из себя Рубач. – Жиха любого поставит… Но это же напряг…

– Да я понимаю, – для видимости закручинился Трофим. – Но я ж не знал, что цеховой на общак отстегивает… Теперь буду знать.

– А толку? – хмыкнул Рубач. – Нет цехового и не будет…

Он уже понял, что Трофим обошел его на повороте, и решил больше не хорохориться, чтобы дальше не терять очки.

– Да и хрен с ним! – разряжая обстановку, махнул рукой Башмак.

– Вид у тебя усталый, Трофим, – заметил Витой. – Как будто черти на тебе всю ночь гоняли!

– Так черти и были… Я думал, они меня сразу сожрут. А они, типа, на утро меня оставили. Даже пальцем не тронули. А утром это воронье поганое раскуражилось. Мокрым полотенцем… Эти морды мне по ночам сниться будут. Добраться бы мне до этих гадов…

– Не доберешься, – покачал головой Башмак. – Их менты от братвы прячут…

– Да нет, бывает, что эти гады всплывают, – не совсем согласился с ним Рубач. – Ментам не угодил, и на этап…

– Лично вот этими руками удушу, если мне какая гнида попадется! – Трофим злобно сжал кулаки.

– Ты сначала с этим разберись, – Рубач с ухмылкой показал ему на Бутона.

Опущенный поганец молча шуршал тряпкой – надраивал дальняк.

– Зачем ты мне это сказал? – нахмурился Трофим. – Я сам слово дал, я сам знаю, что мне делать…

С Бутоном нельзя было тянуть. Во-первых, слово дано, и тянуть с ним не стоило. А во-вторых, петухи – совсем не безобидны по своей природе. Бутон – идиот по жизни, запросто мог взбрыкнуться. Что ему стоило сейчас подскочить к Трофиму сзади и заключить его в свои петушиные объятия, зашкварить. За такое убивают на месте, но ведь он и без того приговорен. Его убьют, а Трофим займет его место и в кукарешнике, и на параше…

Трофим лег на свою шконку – на живот, потому как на спине лежать было больно. Взял ложку, принялся затачивать о пол черенок. Вжик-вжик. Вжик-вжик…

То ли Бутон понял, что ножи точат на него, то ли без того тронулся умом – как бы то ни было, он вдруг бросил все и с диким воплем стал биться в дверь. Открылась «кормушка», нарисовалось лицо вертухая.

– Начальник, убивают! – как резаный завопил Бутон.

– Да пошел ты! – брезгливо сморщился надзиратель.

– Я требую начальника оперчасти! – заорал Бутон. – Я должен ему срочно доложить!

Полное наименование должности и четко озвученное требование сбили вертухая с толку.

– Погоди, я сейчас!

Он собрался было захлопнуть «кормушку», но Бутон завизжал так пронзительно, что надзиратель шарахнулся от него как от чумы. И тут же открыл дверь, чтобы выпустить петуха в коридор…

Но Трофим не растерялся, живо вскочил со шконки. Нагнал приговоренного и со всей силы ударил его черенком ложки под правое нижнее ребро… Но это был скорее акт отчаяния, нежели демонстрация силы. Тупой черенок согнулся пополам, а целый и невредимый Бутон проскочил в щель между косяком и дверью…

– Я тебя еще достану, пидор! – заорал ему вслед Трофим.

Но, увы, этим он уже ничего не мог изменить. Бутона забрали из камеры, и если он сюда не вернется – а скорее всего, так оно и будет, – Трофим не сможет сдержать свое слово.

Надо было видеть подлую ухмылку Рубача. Эта сволочь была рада любому минусу на репутации Трофима…

Кусок хозяйственного мыла был разломан пополам. Знают менты, где можно спрятать деньги, потому и ломают посылки с воли. Но в этот раз они старались плохо. Мыло надо было ломать вдоль, тогда бы и вскрылся тайник, а они изуродовали его поперек.

Трофим вытащил целых три «катьки». Триста рублей – царский подарок. Деньги ему сейчас очень нужны…

Он дождался, когда вертухай выведет народ на прогулку, в прогулочном дворике тихонько приблизился к конвойному. Мужик уже в годах, семья у него большая, зарплата маленькая. Да и кому деньги не нужны…

– Слышь, старшина, дело есть, – не поворачивая к нему головы, почти шепотом сказал Трофим.

И выразительно потер друг о друга подушечки трех пальцев – показал, что дело прибыльное.

– На больничку надо. На пару деньков. Сутки – червонец.

– Не ко мне обращаешься, парень.

– Четвертной за сутки.

– Это к врачу надо. Или к начальнику оперчасти…

– Полтинник!

– Деньги вперед.

Сторублевка перекочевала в лапу конвоира чуть позже, когда народ возвращался в камеру.

А вечером в камеру заглянул тюремный врач. Кучерявый типчик в больших роговых очках.

– Ну, кто у нас тут больной?

Судя по его бодренькому голосу, Трофим понял, что конвойный ему забашлял. Какой процент от общей суммы – это уже не его заботы. Главное, что его не кинули…

– Если не на голову, то я, – словно бы нехотя сказал он.

– Что беспокоит?

– Температура. Сорок два и два…

– О! Это очень высокая температура!

Лепила забрал Трофима с собой, но пришлось отстегнуть ему стольник, чтобы попасть именно в ту палату, где лежал Бутон… Какими правдами-неправдами эта мразь попала на больничку, Трофима совсем не интересовало. Главное, что он добрался до него. И теперь уж он не слезет с крючка.

Шансов у Бутона не было, и он понял это, едва глянул на Трофима.

– А-а, уберите его отсюда! – взвизгнул он.

Но врач и не заходил в палату, здесь был только санитар из хозобслуги, но тот понял, что пахнет жареным, и поспешил выйти. Все правильно, хочешь жить, не лезь в чужие дела…

– Бутон, ты чо, в натуре! Нормально все, – увещевательно улыбнулся Трофим. – Я даже не знал, что ты здесь. Температура у меня высокая…

Он сел на свободную шконку – на самую непутевую, возле двери. Ложиться не стал. Быстрым взглядом осмотрел палату. Два мужика и плюс Бутон, он сам должен быть здесь четвертым. Но недолго будет длиться такой расклад.