Беззумный Аддам - Маргарет Этвуд

Не прошло и недели, как охотники за йети со всего мира скучковались и организовали экспедицию на место открытия. Они прочесывают район, где обнаружен йети, на предмет отпечатков ног, пучков шерсти и кучек помета. Глава экспедиции заявляет, что скоро у них будут решающие образцы ДНК, и тогда скептики будут посрамлены, и все увидят, какие они косные, растленные, ходячие окаменелости, отрицатели правды.

Очень скоро.

История Зеба, Спасибо и Спокойной Ночи

Спасибо, что принесли мне эту рыбу.

«Спасибо» значит… «Спасибо» значит, что вы сделали мне что-то хорошее. Или что-то такое, про что вы думали, что оно хорошее. Вы дали мне рыбу и этим сделали мне хорошее. Поэтому я теперь рада. И больше всего я рада потому, что вы хотели, чтобы я была рада. Вот что значит «спасибо».

Нет, не нужно давать мне еще одну рыбу. Я и без того уже достаточно рада.

Вы разве не хотите услышать про Зеба?

Тогда вам надо слушать.

После того как Зеб вернулся обратно с больших и высоких гор, на вершине которых лежал снег, после того, как он снял шкуру с медведя и надел ее на себя, он сказал медведю «спасибо». Духу медведя.

Потому что медведь его не съел и позволил ему съесть себя. И потому, что медведь дал Зебу свою шкуру с мехом, чтобы Зеб мог ее надеть.

«Дух» — это та часть вас, которая не умирает, когда умирает тело.

«Умирает»… это то, что делает рыба, когда ее ловят, а потом жарят.

Нет, умирают не только рыбы. Люди тоже умирают.

Да. Все.

Да, вы тоже. Когда-нибудь. Но не сейчас. Еще очень не скоро.

Я не знаю, почему. Так сделал Коростель.

Потому что…

Потому что, если бы никто никогда не умирал, а все только рожали все больше и больше детей, мир скоро переполнился бы, и в нем совсем не было бы места.

Нет, вас не будут жарить на огне, когда вы умрете.

Потому что вы не рыбы.

Нет, медведь тоже не был рыбой. И он умер как медведь. Не как рыба. Поэтому его не жарили на огне.

Да, может быть, Зеб сказал «спасибо» и Орикс тоже. Помимо того, что он сказал «спасибо» медведю.

Потому что Орикс позволила Зебу съесть одного из ее Детей. Она знает, что некоторые из ее Детей едят других; потому что они так устроены. Те, у которых острые зубы. И Орикс понимала, что Зеб тоже может съесть кого-нибудь из ее Детей, потому что он был очень голодный.

Я не знаю, сказал ли Зеб «спасибо» Коростелю. Может быть, вы спросите его сами, когда в следующий раз увидите. Но вообще Коростель не занимается медведями. Медведями занимается Орикс.

Зеб надел шкуру медведя, чтобы не замерзнуть.

Потому что ему было очень холодно. Потому что в тех местах гораздо холоднее. Из-за того, что там кругом очень большие горы со снегом наверху.

«Снег» — это вода, которая замерзла и превратилась в маленькие кусочки. Они называются снежинками. «Замерзла» значит, что вода стала твердая, как камень.

Нет, снежинки не имеют никакого отношения к Джимми-Снежнычеловеку. Я не знаю, почему часть его имени похожа на снежинку.

Я хватаюсь за голову руками, потому что у меня началась головная боль. Это значит, что у меня болит внутри головы.

Спасибо. Я уверена, что если вы надо мной помурлыкаете, это поможет. И еще мне поможет, если вы не будете задавать столько вопросов.

Да, возможно, что у Аманды тоже болит голова. Или что-нибудь другое болит. Может быть, вы над ней помурлыкаете.

Думаю, на сегодня уже хватит истории Зеба. Смотрите, луна восходит. Вам пора в кровать.

Я знаю, что вы не спите в кроватях. А я сплю в кровати. Поэтому мне пора в кровать. Спокойной ночи.

«Спокойной ночи» значит — я надеюсь, что вы будете спать хорошо, и утром проснетесь целыми и невредимыми, и с вами ничего плохого не случится за ночь.

Ну, например… Нет, я не знаю, что плохого с вами может случиться.

Спокойной ночи.

Шрамы

Шрамы

Она старалась это не афишировать — каждую ночь, рассказав историю Детям Коростеля, исчезала тайком, одна, и встречалась с Зебом так, чтобы никто не видел. Но ей никого не удается обмануть — по крайней мере, никого из людей.

Конечно, им смешно. Во всяком случае, молодым — Американской Лисице, Голубянке, Крозу и Шекки, Колибри. Наверное, даже Рен. Даже Аманде. Любая тень романтических чувств у «хронологически превосходящих граждан» — законная добыча шутников. Для молодежи любовные страдания несовместимы с морщинами, а сочетание того и другого вызывает смех. Наступает момент, когда пышное и сочное становится черствым и жестким, кишащее жизнью море обращается в бесплодный песок. По мнению зрителей, у Тоби этот момент уже наступил и прошел. Она готовит настои трав, собирает грибы, прикладывает опарышей к ранам, ходит за пчелами и сводит бородавки. Это все — занятия для умудренной жизнью старухи. Вот пускай она и занимается своим делом.

А Зеб для них, наверно, скорее загадочен, чем смешон. С точки зрения социобиологии он должен делать то, что лучше всего получается у альфа-самцов: прыгать на аппетитных молодок, принадлежащих ему по праву, брюхатить их, передавать свои гены через самок, способных к деторождению. В отличие от нее, Тоби. Так почему он зря тратит свою драгоценную сперму, удивляются они. Вместо того чтобы мудро инвестировать ее — например, в яичники, охотно предоставленные Американской Лисицей. Сама Американская Лисица почти наверняка придерживается именно такого мнения, судя по языку тела: она хлопает ресницами, выпячивает груди, откидывает назад копну волос растопыренной пятерней, демонстрирует подмышки. Сигналы не менее ясны, чем синяя задница у Детей Коростеля. Бабуины в течке.

«Прекрати!» — командует себе Тоби. Вот так все и начинается среди выброшенных на необитаемый остров, жертв кораблекрушения, жителей города в осаде: ревность, раздоры, брешь в стене защиты групповых интересов. А потом враг, убийца тенью проскальзывает в дверь, которую мы забыли запереть, потому что нас отвлекли наши черные двойники. Мы в это время нянчили свои мелкие ненависти, взращивали затаенные обиды, орали друг на друга и били посуду.

Замкнутые группы в кольце врагов подвержены такому нагноению: склонны к мести и вражде. Вертоградари в свое время устраивали сеансы глубинного самоосознания — именно для того, чтобы с этим бороться.

С тех самых пор, как Зеб и Тоби стали любовниками, Тоби начали сниться сны, в которых Зеб исчезает. Он и вправду исчезает, когда она спит, потому что на ее односпальном ложе — прямоугольном выступе, торчащем из пола в комнатке-чулане, — недостаточно места для двоих. Так что Зеб каждый раз посреди ночи удаляется крадучись, будто в древней комедии, действие которой происходит в английской загородной усадьбе — и ощупью в темноте возвращается к себе в закуток.

Но в снах он исчезает по-настоящему: уходит далеко, и никто не знает, куда. А Тоби стоит у забора, окружающего саманный дом, — смотрит на дорогу, уже заросшую лианами кудзу, засыпанную обломками разрушенных домов и разбитых машин. Слышится тихое блеянье — или это плач? «Он не вернется, — говорит акварельный голос. — Он больше никогда не вернется».

Голос женский. Кто это? Рен? Аманда? Сама Тоби? Сценарий слащаво-сентиментален, как открытка в пастельных тонах — бодрствующую Тоби он раздражал бы, но во сне она теряет способность иронизировать. Она так плачет, что одежда промокает от слез, фосфоресцирующих слез, мерцающих, как сине-зеленое газовое пламя в том, что становится темнотой — может, Тоби в пещере? Но тут к ней приходит большое животное, похожее на кошку, и начинает ее утешать. Оно трется о ее ногу, мурлыча, как ветер.

Она просыпается и обнаруживает рядом с собой мальчика из Детей Коростеля. Он приподнял край отсыревшей простыни, которой обмотана Тоби, и осторожно гладит ее ногу. От него пахнет апельсинами и чем-то еще. Цитрусовый освежитель воздуха. Они все так пахнут, но молодые — сильнее.

— Что ты делаешь? — спрашивает она, изо всех сил стараясь говорить спокойно. «У меня жутко грязные ногти на ногах», — думает она. Обломанные и грязные. Маникюрные ножницы; добавить в список для восторгания. Кожа у Тоби грубая по сравнению с идеальной кожей руки мальчика. Это он светится изнутри, или у него кожа настолько тонко проработана, что отражает свет?

— О Тоби, у тебя внизу ноги, — говорит мальчик. — Как у нас.

— Да, — соглашается она. — Ноги.

— А у тебя есть груди, о Тоби?

— Да, и они тоже, — она улыбается.

— У тебя две? Две груди?

— Да, — отвечает она, воздерживаясь от соблазна добавить «пока что». Интересно, а чего он ждал — одну грудь, три, а может, четыре или шесть, как у собак? Видел ли он когда-нибудь собаку вблизи?

— О Тоби, а у тебя между ног выйдет ребенок? Потом, когда ты станешь синей?