Клодина уходит... - Сидони-Габриель Колетт

Я размышляю несколько мгновений, делаю вид, что подсчитываю.

– Да, конечно… это должно быть маловато. Но в таком случае, Марта, почему же ты мне…

– Я тебе?..

– Почему ты не скажешь мне? У меня есть деньги, и я была бы только рада…

Она награждает меня поцелуем, звонким как шлепок, и дёргает за ухо.

– Ты очень мила. Я не отказываюсь. Но не сейчас. Подождём, у меня есть ещё кое-какие возможности, надо попробовать. А тебя я оставлю на крайний случай. А потом… это даже развлекает меня – вести неустанную войну с деньгами, утром я просыпаюсь и вижу неоплаченный счёт, который мне присылают уже в десятый раз, и говорю себе, глядя на свою пустую ладонь: «Сегодня вечером в этой ручке должно лежать двадцать пять луидоров».

Поражённая, я смотрю на эту маленькую Беллону, похожую в своём зелёном платье на кузнечика… «Воевать, бороться»… какие странные, пугающие слова, сразу представляешь себе напряжённые мускулы, угрожающие жесты, кровь, торжество победы… Я стою перед ней в полной растерянности, бессильно опустив руки, и думаю о своих недавних слезах перед фотографией Алена, о своей загубленной жизни… Но вдруг меня охватывает смятение.

– Марта… как же ты тогда поступаешь?

– Что ты хочешь сказать?

– Как же ты поступаешь, когда тебе так нужны бывают деньги?

Она улыбается, отворачивается, потом снова смотрит на меня отсутствующим и мягким взглядом.

– Когда как… занимаю деньги у издателя Леона… улещиваю портного… или же стараюсь его припугнуть… К тому же бывают и неожиданные поступления.

– Ты хочешь сказать, тебе возвращают деньги, которые тебе были должны, которые брали у тебя в долг?

– Да, вроде этого… Я слышу голос Клодины; с кем это она там разговаривает?

Марта подходит к двери и выглядывает в коридор. В тяжёлом раздумьи я слежу за ней взглядом… Впервые в жизни я притворилась наивной дурочкой, вела себя как какая-нибудь Роз-Шу… «Неожиданные поступления!..» Марта очень беспокоит меня.

Клодина действительно с кем-то разговаривает в коридоре. Я слышу: «Моя До-о-оченька…» Какая ещё дочь? И сколько нежности в голосе…

Она появляется в дверях, ведя на поводке невозмутимую и жеманную Фаншетту, которая плавно изгибается при ходьбе; она видит нас, и её зелёные глаза темнеют. Марта в восторге хлопает в ладоши, как в театре.

– Узнаю Клодину! Где вы отыскали это очаровательное создание? У Барнума?

– Да нет. У нас. В Монтиньи. Фаншетта, сидеть! Клодина снимает свою мужскую шляпу, встряхивает кудрями. Как мне нравятся её матовое лицо, её мягкий диковатый взгляд. Кошечка скромно садится, спрятав хвост под передними лапками. Хорошо, что я услала Тоби погулять с Леони, ему бы наверняка не поздоровилось от её когтей.

– Как поживаете, принцесса Греза?

– Здравствуйте, Клодина. Вы хорошо доехали?

– Прекрасно. Рено был очарователен. Он всю дорогу любезничал со мной, так что у меня ни на мгновение не создалось ощущения, что я замужем… Представьте себе, какой-то господин захотел купить у меня Фаншетту! Я посмотрела на него так, словно он хотел изнасиловать мою мать… Как здесь жарко. Много ли у вас соберётся дам?

– Нет, нет, только Каллиопа ван Лангендонк.

Клодина весьма ловко перекидывает ногу через стул с очень высокой спинкой.

– Вот это здорово! Я обожаю Каллиопу. Мы здорово позабавимся. И потом, она такая хорошенькая, к тому же она последняя обладательница «античной души».

– Надо же сказать такое! – возмущается Марта. – Она же настоящая космополитка, как, к примеру, крупье в казино!

– Это самое я и хотела сказать. Мне по наивности представляется, что она воплощает в себе народы, живущие под нами.

– Кротов? – робко иронизирую я.

– Нет, не ехидничайте, моя милая девочка. Под нами… на карте: а вот и она сама. Предстаньте перед нами, Каллиопа, Геба, Афродита, Мназидика… Ради вас я выложила весь запас известных мне греческих имён!

На Каллиопе чудесное платье из чёрного шантильи на очень светлом крепдешиновом чехле, в нём она кажется голой. Едва переступив порог, она в изнеможении падает в кресло.

– Я умираю. Три этажа…

– …это плохо для кожи, – подхватывает Клодина.

– Это хорошо для беременной женщины. Это делает, что ребёнок падает.

Марта, испуганно: – Вы беременны, Каллиопа?

Каллиопа, безмятежно: – Нет, never, никогда.

Марта, с горечью: – Счастливица! Впрочем, я тоже никогда. Но как несносны все эти предосторожности. А как предохраняетесь вы?

Каллиопа, целомудренно: – Я вдова.

Клодина: – Конечно, это хороший способ. Но разве быть вдовой достаточно и разве это обязательно? А когда вы не были вдовой, как вы устраивались?

Каллиопа: – Я делала сверху два маленьких крестика до этого. И кашляла… после…

Марта, прыская со смеху: – Крестики!.. На ком это? Вы крестили себя или его?

Каллиопа: – Обоих, dearest.[17]

Клодина, громко хохоча: – И кашляли после? Это, вероятно, греческий обычай?

Каллиопа: – Нет, poulaki mou,[18] кашлять надо вот так (кашляет), и всё уходит.

Марта, не скрывая сомнений: – Это приходит гораздо быстрее, чем уходит… Клодина, передайте мне персиковый компот.

Клодина, озабоченно: – Я не любопытна, но мне страшно хотелось бы увидеть выражение его лица…

Каллиопа: – Чьё выражение лица?

Клодина: – Выражение лица покойного ван Лангендонка, когда вы делали свои маленькие крестики.

Каллиопа, невинно: – Я их не делала на лицо.

Клодина, громко смеясь: – Ха, ха, ха, как это меня забавляет. (Давясь от смеха.) Эта чёртова Каллиопа меня уморит!

Она визжит, она в полном восторге. Марта тоже задыхается от смеха. И даже я сама, хоть и стыжусь их речей, невольно улыбаюсь в спасительном полумраке, но этот полумрак не может защитить меня, Клодина замечает мою молчаливую улыбку, которую, к своему неудовольствию, я была не в силах сдержать.

– Я всё вижу, «святая Анни». Ступайте-ка лучше поиграть в парк или по крайней мере сделайте вид, что ничего не понимаете. Впрочем, нет (её резкий голос становится мягким и певучим), лучше ещё раз улыбнитесь! Когда уголки ваших губ поднимаются, а ресницы опускаются, истории Каллиопы кажутся менее двусмысленными… моя маленькая Анни… чем ваша улыбка…

Марта быстро раскрывает веер между Клодиной и мной:

– …ещё немного, и вы станете называть мою невестку «Рези». Благодарю вас, но я не желаю, чтоб моя добропорядочная комната служила для этого!

Рези? Что это значит? Я набираюсь храбрости.

– Вы сказали… Рези? Это какое-то иностранное слово?