Глаза звездного цвета - Марк Хармс

– Дядя Кеша пропал, – сообщил Паша после приветствия. За то время, пока мы не виделись, он здорово подрос и расширился. В их тени я выглядел совсем маленьким.

– Пропал?

– Ага. Охотники пытались искать, но уткнулись в лес. Дальше следы исчезают. – Паша сплюнул себе под ноги и растер плевок носком сапога. – Мы вот думаем сходить туда, поглядеть на его дом.

– Дом – это слишком громко сказано, – сказал Валентин. – Скорее, землянка.

– Я с вами, – мгновенно ответил я, и мы пошли.

Дом дяди Кеши был на самом отшибе деревни – тропинку туда совсем заросла, а протаптывать ее было некому. Лишь примятая в некоторых местах буйная трава и следы сапог, отпечатанные в грязи, свидетельствовали о том, что кто-то недавно озаботился судьбой деревенского алкоголика и все-таки решил его навестить. Когда последний нормальный дом скрылся за деревьями, Паша, воровато оглядываясь, достал из кармана смятую пачку сигарет, зажигалку и деловито закурил. Валентин неодобрительно глянул на него, но ничего не сказал.

– Уже видел Ваську? – выпустив изо рта дым, спросил Паша.

– Видел. Что с ним такое?

– Да мы и сами не знаем. Держится так, будто сам себе на уме.

– А мне кажется, – сказал Валентин, – он все еще обижается на нас. Ну, из-за того случая осенью. Помнишь, когда он поспорил с тобой, а мы потом его найти не смогли и по домам разошлись?

– Да, наверное, – задумчиво ответил я, хотя понимал, что их предположения, скорее всего, ошибочны. Впрочем, не рассказывать же им про звезду?

Вскоре из-за деревьев показались развалины, в которых жил дядя Кеша. Покосившаяся дверь печально скрипела на единственной петле, раскачиваясь на ветру. В окнах не хватало стекол – их осколки щедро устилали прижатую к земле чьими-то шинами грязную траву. Неподалеку с важным видом ржавел старенький "москвич"; наверное, когда-то на нем ездил дядя Кеша – хотя нет, на нем катался Иннокентий, у которого были жена, дети и настоящая жизнь, а не тот, кем он стал после всего, что с ним приключилось. Никаких звуков, выдававших здесь присутствие человека, до нас не доносилось.

Мы разбрелись по окрестностям, внимательно изучая каждую деталь. Заброшенное место мгновенно возбудило в нас дикое любопытство, как и в любом мальчишке – с видом опытных детективов мы внимательно приглядывались к любой мелочи, осторожно перешагивали через препятствия и делились друг с другом находками.

– Смотрите! – Паша поднял с земли выцветшую бледно-розовую тряпку и расправил ее – тряпка оказалась платьем. – Дядя Кеша, похоже, скрывал от нас свои секретики.

Валентин хохотнул.

– А это, наверное, его семья, – сказал я, приглядевшись к пожелтевшей фотографии, валявшейся около входа, вернее, спуска в дом. На фотографии было четверо – красивая женщина в том самом платье, двое черноволосых мальчишек и сам Иннокентий, которого было совсем не узнать – тут он был молодой, высокий и с широкой улыбкой. Ребята подошли, чтобы посмотреть повнимательнее.

– Точно. Вот это его старший, он лет на пятнадцать нас старше, – Паша показал на одного из мальчиков. – Его, по-моему, Стас звали. А второго не помню.

– Кажется, Дима, – сказал Валентин, что-то припоминая. – Мне мама говорила.

А я все глядел на фотографию, на отца семейства и никак не мог поверить, что время и горе так сильно способны изменить человека – превратить его в тень самого себя, мрачное отражение, которым все мы знали дядю Кешу. Знал ли он тогда, как может измениться? И как смирился с этим изменением – молча и безропотно? Я не раз глядел на фотографии своих родственников, и замечал только внешние изменения – чуть меньше морщин, чуть выше рост, но глаза и улыбка не менялись никогда. Сейчас я глядел на то, что меняет человека сильнее времени. И возникла еще одна мысль: можно ли умереть до того, как ты, собственно, умер? Умереть внутри, но поддерживать иллюзию жизни? Мне вдруг стало жаль дядю Кешу – жаль, что я так и не смог узнать его получше, не узнал про его жизнь, про его детей. С другой стороны, захотел бы он со мной говорить? Даже если он и не забыл о прошлой жизни, утопив ее на дне бутылки, вряд ли бы он захотел обсуждать со мной все свои горести.

Еще какое-то время мы бродили по окрестностям и даже отважились спуститься вниз, в недра жилища. Там нас встретили все тот же безобразный бардак, мусор и застарелая вонь, и совсем ничего интересного. Уходя, я вдруг понял, что меня насторожило в самом начале – что за автомобиль здесь ездил? Следы колес были широкими, будто принадлежали внедорожнику, и уводили в сторону леса. Вряд ли такие следы мог оставить старый автомобиль дяди Кеши, даже если бы он воскрес хотя бы на одну поездку.

Возбужденно обсуждая увиденное, мы вернулись обратно в деревню. Ребята вспоминали кучу слухов, услышанных ими от своих родственников, соседей и друзей – Паша предполагал, что Иннокентия похитили инопланетяне, а Валентин был убежден, что однажды тот просто ушел в лес и умер. Перед тем, как разойтись по домам, мы присели на скамейку, где нас нашла подошедшая Дашенька.

– Привет, мальчики, – тоненьким голосом произнесла она. Мы удивленно замолчали: эта девочка редко заговаривала с нами. – У Васьки завтра день рождения, он хотел бы, чтобы вы все пришли. Если надумаете, то приходите к семи часам. Будет много гостей и вкусностей.

Мы сказали, что подумаем и передадим остальным.

Все ребята согласились пойти на день рождения.

Я тщательно подготовился, почистил одежду и ботинки и даже умылся. В качестве подарка бабушка приготовила коробку печенья – оно было очень вкусным и рассыпчатым, Васька любил такое. Да и я любил, что уж тут хитрить. Бабушка от приглашения отказалась, сославшись на усталость, и лишь попросила передать всем привет. Утром я хотел поговорить с дедушкой, но когда вошел к нему в комнату, он начал надрывно кашлять, и я, испугавшись, выбежал оттуда.

В семь вечера я вышел из дома с коробкой печенья в руках. Было еще очень светло, но в небе уже отчетливо было видно луну – она вышла пораньше, чтобы поторопить пришествие ночи. Я постучался в резные ворота Васькиного дома, дождался, когда тетя Надя откроет, и шагнул внутрь.

Просторный двор перед домом встретил меня смесью запахов – в основном, не очень приятных: у тети Нади водилось много животных. Мы прошли мимо курятника, в котором наседки оживленно обсуждали новых гостей, и сарая, из которого периодически раздавалось протяжное "му-у-у-у-у". В отличие от нашего красивого дворика, засаженного травой, этот двор был просто огромной грязевой лужей – неудивительно, что Васька каждый раз торопился как можно