Роса на солнце - Вадим Львов

   Потом, жахнуло. Жахнуло так, что стёкла в домах Чистополья лопались одно за другим. Над головой протянулись огненные стрелы ракет РСЗО, пронзительный свист в небе и оглушительный грохот на польской стороне границы свидетельствовал о том, что в дело вступила ствольная артиллерия. Батальон сорвался с места и, имея в авангарде колонны разведывательный взвод лейтенанта Яковлева, двинулся по просёлку, ещё не разбитому гусеницами и колёсами сотен тяжёлых машин. Теперь стал понятен замысел командования: огневая подготовка прикрывает выход бронетехники на рубеж атаки. Не знаю, сколько боеприпасов сожгли в течении сорока пяти минут «глухари», но эффективность огня была потрясающая. Когда пересекли границу, то увидели буквально стёртые в пыль посты Stra? Graniczna, где уже вовсю хозяйничали наши «погранцы». Тогда же увидел первые трупы: двое поляков в набухшем от крови камуфляже лежали на обочине просёлка. Над колонной с рёвом пронеслись два «Гермеса», летящие на Юг в направлении первой цели тактической группы — городка Венгожево, где была расположена первая артиллерийская бригада «Мазурия». Какой талант из польского командования разместил её всего в тринадцати километрах от границы, чёрт знает. Хотя ударь поляки первыми, расположение бригады, максимально позволяющие использовать мощь тяжёлой и реактивной артиллерии на всю глубину нашей обороны, было бы абсолютно верным. Но мы их опередили, зная мощь и точность нашего огня, Громов не сомневался, что от «Мазурии» вряд ли что осталось. В подтверждение этого, на бортовом мониторе БИУС загорелась строка нового боевого приказа.

   «Венгожево» — обойти с востока, следовать на линию Гижицко-Олецко. Внимание, ожидается сильное сопротивление. Возможный противник, два батальона мотопехоты, батальон танков, противотанковые средства»

   Повернув на восток, обходя пылающее Венгожево, мы первый раз попали под обстрел. Хоть и не прицельный, но крайне сильный. Хорошо ещё, что издалека, и беспилотных корректировщиков у поляков не было. Так что досталось не нам, а польским же беженцам, в панике бегущим из зоны боевых действий. На наших глазах польские же снаряды раскромсали колонну из полутора десятков легковушек, нескольких микроавтобусов и тракторов с прицепами, забитых какими-то тюками. Просто — месиво, не меньше полусотни людей погибло сразу, более сотни — искалечено. Главное, что остановиться и оказать помощь, группа не могла, просто, не имела права. Это могло сорвать сроки предстоящей атаки и подставить под удар всю операцию. Как там в стишке:

"Лошадь захромала, командир убит

   — Конница разбита, армия бежит.

   — Враг вступает в город, пленных не щадя,

   Потому что в кузнице не было гвоздя.»

   Громов связался по БИУС с бригадным начмедом майором Китайкиным и сообщил ему об увиденном, требуя выделить в будущем людей, транспорт и медикаменты для помощи пострадавшим от своего же огня — полякам.

   Поляки атаковали сами. Самоубийственно храбро, несмотря на то, что тактическая группа имела более совершенную технику. Как знаменитые «крылатые гусары», каре прусской пехоты… Более разумным было рассредоточить бригаду в обороне и навязать нам классический оборонительный бой. Только командиру пятнадцатой механизированной бригады Wojska L?dowe генералу Комаровски, не иначе, невыносимо было смотреть, как проклятые русские топчут его родную землю, и поэтому вся бригада, как на параде, пошла на тактическую группу в лобовую атаку. Без предварительной разведки и поддержки авиации.

   Комбриг, когда получил данные о лобовой польской атаке, только и смог сказать.

   — Вот баран. Сам на убой лезет. Громову и Ромашову встретить на дистанции, ТУРами…

   Поставив две роты в качестве заслона катящейся польской лавине, третьей ротой и мотопехотой Громов собрался ударить во фланг. Равнинная местность позволила встретить поляков управляемыми ракетами на расстоянии четыре с половиной километра. Несколько польских ПТ-91 «Твярды» вспыхнули факелами, но остальные только прибавили скорость, стараясь сблизиться с нами на дистанцию, дающую их устаревшим орудиям ДТ-81 возможность огня прямой наводкой. Но тягаться с лобовой бронёй модернизированных «восьмидесятых» эти орудия не могли даже на расстоянии пятьсот метров. Это была бойня, как говорил мой тесть, «не бой, а мясозаготовки». Батальон Громова БОПСами «Свинец-2» буквально расстрелял польскую бригаду. Не менее трёх десятков «Твёрдых» горело, остальные, закрываясь дымовой завесой, пытались отползти обратно. Приказ комбрига звучал недвусмысленно

   — Не отпускать. Преследовать и, по возможности, добить.

   При преследовании и начались основные проблемы. Бронемашины с ПТУРами и спешенная польская пехота, засевшая в рощицах и в паре крепких хуторов. Три «Барса» тут же получили из РПГ в борта, только куски «Накидки» в стороны полетели. Что с ними, сообщат позже. Из-за русских танков выскочили БМП-3 и стали огнём из сдвоенных орудий зачищать мотопехоту противника весьма эффективно.

   Затем танки и спешенная пехота медленно стали продвигаться вперёд. Оживило неспешное продвижение появление «Гермеса», прошедшего над полем по вызову Зимина. Обнаружил две, наспех замаскированные противотанковые засады из польских BWP-1, и свободный проход вдоль железнодорожной насыпи, мимо которой отходили польские «твярды».

   С мотопехотой гренадёры Ромашова сами справятся, бригадная артиллерия им в помощь, а танковому батальону надо врага не отпускать.

   На сей раз потери были. Атаковать вдоль насыпи, подставляя борта «твярды», затея опасная, но необходимая. Добить «пшеков» сегодня надо обязательно, здесь комбриг прав. Сейчас время — дороже жизни. Шесть «Барсов» один за другим сгорели на насыпи у этого проклятого городишки — Гижицко. Но из «твёрдых» спастись удалось не больше трёх-четырёх машин, нырнувших, словно крысы, в спасительную дымовую завесу.

   Общий итог боя, девять машин в батальоне подбито, подробный рапорт будет только завтра утром.

   Известно уже о гибели семи человек, в том числе взводного, старлея Григоренко из второй роты. Того самого, у которого жена Маринка была на последнем месяце беременности и до последнего момента не хотела эвакуироваться из-за боязни перелётов. Еле уговорили.

   Теперь вот её муж, Сашка Григоренко, одним из первых отправится «двухсотым» в полевой морг. Потери, опять же, предварительные, но цифры будут только расти. На войне, как на войне.

   Остатками в беспорядке отступающей польской бригады занялись появившиеся «Аллигаторы»-это первая наша авиация, которую я увидел сегодня.

   Олецко взяли, в отличие от Гижицко, без всякого сопротивления. Обнаружили в городе три брошенных «маталыги» и две BWP…Едва Громов вылез из своего «восьмидесятого», с целью встречи с офицерами батальона, как в воздухе что- то зашелестело и раздался жуткий грохот.

   Его отбросило назад, здорово приложив головой об навесной экран. Если бы не защитный шлем, то череп бы размозжило. Тряся головой, Громов встал сначала на четвереньки, затем, при помощи подбежавшего наводчика Курёхина, поднялся на ноги…

   Курёхин что-то кричал, разевая рот как рыба, но слышно ничего не было…

   Оглох, подумал Громов….в первый день войны…

   К ним подбежал начштаба Зимин и, расстегнув подбородочный ремень, стащил с него шлем. Громов затряс головой и, наконец, к своему облегчению услышал звуки, которые стали складываться в привычную уже звуковую гамму боя.

   — Ты нормально, командир? Спросил Зимин, тряся его за плечи…

   — Будет всё нормально, если ты меня трясти перестанешь, а Курёхин перестанет лапать гвардии подполковника, как девку…

   Курёхин тут же отпустил его талию и вытянулся во фрунт, пожирая начальство преданным взором и являя ему слегка придурковатый внешний вид.

   — Что это, б…ть, было? Спросил Громов у Зимина…

   — Авианалёт. Судя по- всему, бомбы управляемые.

   — Потери?

   — У нас, вроде нет. А вот гренадёрам, судя по всему, досталось…

   Тут гарнитура рации ожила и голос комбрига сообщил

   — Ромашов и его начштаба убиты в ходе бомбёжки…

   Приехали….в первый же день… Эх… Димка-Димка…Зимин извлёк откуда-то из-под «бронника», плоскую фляжку и, отвинтив крышку, протянул мне…

   — Комбат, помянем соседа… и наших ребят…

За пять дней до событий. Северный Кавказ

   Пшеничный смотрел на землю, пролетающую под брюхом идущего на средней высоте Ми-8МТВ5 и покачивал головой, в такт ревущим в наушниках голландским трэшерам из «Legion of the Damned». Для Артёма, родившегося в казачьей станице недалеко от Ставрополя такое увлечение было необычным. Сверстники обычно слушали блатные песни про Магадан и Колыму в исполнении ныне покойного Миши Куба или братьев Нерадостных, дёргались на колхозных дискотеках под хиты «Ноги врозь», но Артёма от такой музыки мутило. Причём всерьёз, доходило до физического отвращения. Виной тому двоюродный брат Олег, живший в Ставрополе и любивший «тяжёлую» экстремальную музыку. К которой приучил и Артёма… Бешеный ритм гитар, энергетика, ритм ударных, выносили начисто мозг и вносили свежую струю агрессии в душный провинциальный мирок. Будучи старше Артёма на целых семь лет, Олег частенько заменял ему отца и старшего брата, помогая примером и советом в кризисное подростковое время… Именно Олег своим примером помог Артёму сделать правильный выбор профессии. Двоюродный брат поступил в Сызранское авиационное училище, готовящее пилотов вертолётов для всех силовых ведомств. После окончания почти пять лет прослужил на Кавказе, летая на Ми-8 внутренних войск, пока в марте две тысячи пятого не был сбит боевиками, недалеко от горного села Ботлих в Дагестане… Хоронили Олега, точнее то, что от него осталось, в закрытом гробу. После этого Артём Пшеничный, сделал выбор в пользу военной карьеры, поступив во Владикавказский институт внутренних войск. Пока он учился в России произошли радикальные перемены и внутренние войска подверглись не менее радикальному сокращению. Выпускников теперь ждали не полицейские части, а сухопутные войска. Честно говоря, Пшеничному было абсолютно всё равно, где служить, лишь бы представилась возможность расквитаться с уродами, убившими Олега. После выпуска он получил распределение в разведывательную роту девяносто пятой горнострелковой бригады, где и отпахал больше года, пока где-то на самом верху вертикали власти не пришла идея создать из местных, ставропольских ребят отдельный полк, приспособленный для борьбы с горцами. Полк получил название «Терской пластунский», располагался в станице с характерным названием Рубежная и был укомплектован исключительно контрактниками, прошедшими «огонь, воду и медные трубы» бесконечной кавказской войны. Главным отличием пластунов от других многочисленных спецподразделений разных ведомств была универсальность. Пластуны могли «работать» как на равнине, так и в горах, участвовать в воздушных десантах, проводить «зачистки» и штурмовать укрепрайоны. На данный момент боевая задача у пластунов была одна, не допускать нападения на Терско — Кизлярский особый район, именуемый в народе, Периметр, линию укреплений и постов, отсекающих территории, населённые русскими от диких горских племён. Как в известном фантастическом рассказе. Основным средством не допущения нападений были превентивные удары по шайкам «духов», или акции возмездия за уже совершенные набеги и обстрелы. Последняя масштабная акция возмездия, в которой пластунам Пшеничного пришлось участвовать, была знаменитая «Осенняя гроза». Полк, потеряв двенадцать человек убитыми и тридцать девять ранеными, уничтожил почти три сотни боевиков и «зачистил» три крупных «духовских» аула в районе воспетой Лермонтовым реки Валерик. Приказ командования был однозначным: работать по «жёсткому» варианту. Все, кто обнаружен с оружием в руках, должен быть уничтожен, а их жилища — разрушены. А вооружены там были почти все, включая женщин и подростков. Командир полка на рожон не лез, а грамотно использовал беспилотные разведчики, управляемые мины и огонь приданной полку артиллерии. В итоге потери были минимальны, а урон «духам» был нанесён огромный. Надолго в этом, ранее беспокойном районе, установилась тишь, гладь да божья благодать.