Двойник Декстера - Джеффри Линдсей

—  Просто смотрю!

—    Ну конечно! — сказал я со стопроцентно синтети­ческим добродушием, пытаясь подражать странной жиз­нерадостности автомата. — И бесспорно, у тебя хорошо получается. Но, к сожалению, ты чисто случайно шаришь в моем персональном компьютере на моем личном рабо­чем месте, и, в общем, это несколько против правил.

Доукс вновь яростно посмотрел на меня. Ей-богу, у него в запасе осталась только одна эмоция. Не отводя взгляда, он снова что-то нажал на своем приборе, и тот откликнулся неправдоподобно радостным голосом:

—  Однажды! Я! Тебя! Достану! Сукин! Сын!

—  Не сомневаюсь, — спокойно заметил я. — Но толь­ко занимайся этим на своем компе.

Я улыбнулся Доуксу, демонстрируя отсутствие злобы к нему, и указал на дверь.

— А теперь, если ты не возражаешь...

Он набрал полную грудь воздуха, с шипением выпустил его сквозь зубы, по-прежнему не моргая, сунул свой ап­парат под мышку и зашагал прочь, унеся с собой остатки хорошего настроения.

У меня появился еще один повод для тревоги. Что ис­кал сержант Доукс? Бесспорно, он надеялся найти нечто подозрительное, но что именно? И почему теперь на моем компьютере? У него не было никаких законных поводов там шарить. Я почти не сомневался: Доукс не разбирается в информационных технологиях и не питает к ним инте­реса. Когда он лишился конечностей, ему из жалости вы­делили рабочее место, чтобы он отработал последние не­сколько лет и мог претендовать на полную пенсию. Он занимался какой-то бесполезной административной ра­ботой в отделе кадров. Я не знал, какой конкретно, да, в общем, и знать не хотел.

И вот он появился тут, в моем кабинете, за моим ком­пьютером, бесспорно реализуя часть персональной про­граммы под названием «Добить Декстера», прямо здесь, на работе. Почему? Насколько я знал, до сих пор Доукс огра­ничивался общим наблюдением и никогда раньше не лазал по чужим вещам. С какой стати он поднялся на новую, столь неприятную ступень? Неужели сержант наконец пе­решагнул черту и его охватило злобное безумие, постоянная мишень которого — я? Или у Доукса действительно по­явился повод полагать, будто он наткнулся на нечто любо­пытное и у него есть шанс доказать мою вину?

Казалось бы, это невозможно. Конечно, я виноват, я совершил множество смертельных, очень приятных и тео­ретически не вполне законных поступков. Но я всегда соблюдал величайшую осторожность и тщательно приби­рал за собой. Я понятия не имел, что такого, по мнению Доукса, он мог мне предъявить, поскольку практически не сомневался: найти ничего нельзя.

Все это всерьез меня озадачило и растревожило. И ду­рацкое радужное настроение, естественно, мигом улету­чилось. Я вернулся к привычной мрачности. Вот и весь эффект китайской еды — через полчаса снова начинаешь злиться.

Дебора, впрочем, выглядела еще мрачнее, ввалившись в мой кабинет. Я как раз собирался домой.

— Ты рано ушел от Факела, — заметила она и издала такой звук, словно я попался на краже канцелярских при­надлежностей.

—Я должен был заняться делами, — сказал я, по мере сил подражая ее сварливому тону.

Дебора хлопнула глазами.

—Черт возьми, что с тобой такое в последнее время? — поинтересовалась она.

Я сделал глубокий вдох, не столько нуждаясь в кисло­роде, сколько во времени.

— Что ты имеешь в виду?

Сестра поджала губы и склонила голову набок.

—Ты все время дергаешься. Огрызаешься. И как будто слегка встревожен. Не знаю. Словно что-то не дает тебе покоя.

Мне стало очень неловко. Дебора, разумеется, не ошиб­лась, но что я мог сказать? Причина для тревоги действи­тельно имелась: я не сомневался в существовании Свиде­теля, а теперь вдобавок застукал сержанта Доукса, который лазал в моем компьютере. Объединить эти два факта было почти невозможно, сама мысль о том, что загадочный Сви­детель действовал сообща с Доуксом, чтобы «достать» ме­ня, казалась нелепой, но отдельные события, если рассмат­ривать их вместе, вызывали беспокойство. Мной владели иррациональные чувства, к которым я вовсе не привык.

Но как объяснить это сестре? Мы с Деб всегда были близки, конечно, но отчасти именно потому, что не дели­лись друг с другом переживаниями. Просто не могли. Я в принципе лишен эмоций, а Дебора слишком стыдилась своих чувств, чтобы признать их.

И все-таки нужно что-нибудь сказать; кроме Деборы, наверное, мне не с кем было по-настоящему поговорить, разве что выложив сотню долларов за часовую беседу с психологом, но эта идея казалась неудачной. Пришлось бы либо раскрыть ему правду о себе — а это немыслимо, — либо изобрести какую-нибудь правдоподобную выдумку, то есть выбросить на ветер деньги, которые могли бы пой­ти на обучение Лили-Энн в медицинском колледже.

— Я и не знал, что это заметно, — сказал я наконец.

Дебора фыркнула.

—    Декстер, я — твоя сестра. Мы вместе выросли и вместе работаем... я знаю тебя лучше, чем кто бы то ни было. Лично мне все видно. — Она подняла бровь в знак поощрения. — Ну, так что с тобой?

Она, конечно, была права. Деб действительно знала меня лучше всех — лучше Риты, Брайана и остальных, за исключением разве что Гарри, нашего покойного отца. Как и Гарри, Дебора даже знала про существование Темного Декстера и его пристрастие к Ножу. И она смирилась. Если и следовало излить душу, то именно сейчас и именно ей. Я на мгновение закрыл глаза, соображая, с чего начать.

— Не знаю... — пробормотал я. — Просто... э... несколь­ко недель назад, когда я...

Рация Деборы ожила, послышался громкий грубый звук, похожий на электронную отрыжку, а затем отчетли­вый голос:

—  Сержант Морган, вы где?

Сестра покачала головой и достала рацию.

—  Морган слушает. Я в лаборатории.

—  Лучше идите сюда, сержант, — сказал голос. — Мы тут кое-что нашли, и вам стоит посмотреть.

Дебора взглянула на меня.

—  Извини.

Она нажала кнопку на рации и ответила:

— Уже иду.

Сестра встала и направилась к двери, потом останови­лась и обернулась.

—  Мы еще поговорим, Деке, ладно?

—  Конечно, — согласился я. — Не волнуйся.

Видимо, ей эта фраза не показалась такой жалкой, как мне. Дебора кивнула и поспешно вышла. А я закрыл ла­вочку на ночь и пошел к машине.

Глава 9

Солнце еще светило ярко, когда я добрался до дома. Таково одно из немногих преимуществ лета в Майами — пускай температура под сорок градусов, а влажность на­много выше ста процентов, но когда ты приезжаешь домой в шесть, еще совсем светло и можно посидеть во дворике с семьей и часика полтора попотеть.

Но моя семья, конечно, ничем подобным не занима­лась. Мы местные жители. Загар — это для туристов, а мы предпочитали наслаждаться благами кондиционера. И потом, с тех пор как Брайан подарил Коди и Эстор игровые приставки, вытащить детей из дома удалось бы разве что силой. Оба не испытывали ни малейшего желания выхо­дить из комнаты, где находились приставки, ни под каким предлогом. Пришлось установить очень строгие правила: обязательное разрешение родителей, предварительно сде­ланные уроки, игра не больше часа в день.

Поэтому, когда я вошел и увидел, как Коди и Эстор стоят перед телевизором, крепко сжимая в руках джойс­тики, первый вопрос вылетел автоматически:

— Уроки сделали?

Они даже не посмотрели на меня. Коди просто кивнул, а Эстор нахмурилась.

— Да, после школы, — сказала она.

—Ладно. А где Лили-Энн?

—     С мамой, — ответила Эстор, по-прежнему хмуро глядя на неприятную помеху в моем лице.

— А где мама?

—  Не знаю! — Эстор помахала джойстиком, конвуль­сивно дергаясь в такт происходящему на экране. Коди посмотрел на меня — в игре настала очередь сестры — и слегка пожал плечами. Он редко произносил больше трех слов кряду — маленький побочный эффект дурного обра­щения со стороны биологического отца, — поэтому раз­говаривала за обоих преимущественно Эстор. Но в эту минуту она, как ни странно, оказалась совершенно не в настроении говорить — может быть, продолжала злиться по поводу грозящих ей скобок. Я перевел дух и решил сорвать растущее раздражение на детях.

—  Прекрасно, — произнес я. — Спасибо, что спросили, да, был очень тяжелый день на работе, но мне уже намно­го лучше теперь, когда я вернулся в уютное семейное гнез­дышко, так приятно с вами поболтать.

Коди странно ухмыльнулся и негромко повторил:

—  Гнездышко.

Эстор никак не отреагировала — стиснув зубы, она атаковала огромного монстра на экране. Я вздохнул. Сар­казм способен принести некоторое утешение, но он, как и юность, пропадает даром, если расточать его на детей. Я сдался и пошел искать Риту.

На кухне ее не оказалось, и я изрядно разочаровался, поскольку это значило, что она не занята приготовлением какого-нибудь чудесного блюда на ужин. На плите ничего не кипело. Остатков вчерашней еды я тоже не обнаружил. Это удивило меня и слегка испугало. Я надеялся, что не придется заказывать пиццу—дети, конечно, обрадовались бы, но пицца не шла ни в какое сравнение с самым не­брежным из творений Риты.