Узники вдохновения - Светлана Петрова

Ирина ликовала – это то, что нужно! Здесь можно многое увидеть и узнать, общаться и жить рядом с художниками! Она уже не слушала, о чем говорит Сэм, а он не замолкал:

– Тебе, наверное, будет интересно, что наш элитный университет – он входит в Лигу плюща – основали в тысяча семьсот первом году десять священников, выпускников Гарварда, разочарованных в полученном образовании. Поэтому Йель построен по принципу колледжей-общежитий, как английские Оксфорд и Кембридж, а название получил в честь уэльского купца Элиаху Йеля, который пожертвовал тогдашней Коллегиальной школе доходы от продажи девяти тюков товаров и четырехсот семнадцати книг. У нас одиннадцать тысяч студентов и две с половиной тысячи преподавателей. Самых лучших, – добавил Сэм не без хвастливой нотки в голосе и свернул с автострады в город.

Нью-Хейвен поразил Иру архитектурой – постройки от колониального стиля до суперсовременного, как, например, библиотека, напоминающая подшипники, уложенные друг на друга. Башни, внутренние дворики, арки, ворота из нетесаных вековых камней создавали ощущение близости к истории. Перед каждым факультетом, или колледжем, состоящим из группы разномастных зданий, обязательная тенистая лужайка, на которой – не на скамейках, а прямо на траве – сидят и лежат в непринужденных позах юноши и девушки, в джинсах, в мини-юбках, кто с книгой, а кто просто так, дремлет, сбросив обувь. «Настоящие сады Эпикура»[20], – подумала гостья.

Во время длительного полета над Атлантикой Ирина размышляла, как круто переломилась ее жизнь, но только теперь ощутила это всеми пятью органами чувств. Здесь другая атмосфера, другой дух, дух свободы. То, чего ей не хватало в Москве. Она была счастлива, она была влюблена в эту милую добрую Сарру и замечательного Сэма! Их просторная квартира на третьем этаже дома, примыкавшего к учебному корпусу, имела огромную открытую лоджию – воплощенная мечта! Тут она поставит этюдник и станет писать на свежем воздухе, никому не мешая и не задыхаясь от астмы. Охваченная восторгом, она краем уха слушала хозяйку, объяснявшую, как пользоваться посудомоечной машиной. Завтра же надо приступать к работе! Ах, какие же чудесные ребята эти Левайны!

– Да, да, – ответила Ира на какой-то вопрос хозяйки. – Я очень хорошо готовлю. Жаль, здесь наверняка нет курдючного сала, а то приготовила бы вам куйрык из печени, а еще лучше куырдак. Вот уж точно – пальчики облизали бы!

– В готовке как раз нет необходимости, – заметила Сарра. – Сэм ест в кампусе, вместе со своими студентами, у них такой уклад – совместная жизнь на всех этапах, а мастер даже спит в студенческом общежитии. Я же вообще мало ем – у меня особая диета, чтобы не поправляться. К тому же месяц, как я работаю в Нью-Йорке, там и живу, а сюда буду наведываться только по выходным и уж, конечно, не для того, чтобы набить желудок, а чтобы любить мужа.

Последняя фраза прозвучала резко и несколько грубовато, но Сарра не сожалела о том, что так вышло. На этот счет у нее была четкая философская позиция.

Внешность, несомненно, играет определенную роль в жизни человека. Есть люди яркие, есть заурядные, притягательные и малосимпатичные, порой отталкивающие, хотя любые черты, даже маска смерти, обладают собственным магнетизмом. Но уж точно нельзя сказать, что красивые более счастливы, чем остальные. Как правило, наоборот. Ирина была красива. Сарра изо всех сил старалась красивой выглядеть. Благодаря уму, уверенным манерам и удачному макияжу ей удавалось производить хорошее впечатление, даже несмотря на горбатый нос. К собеседнику она становилась анфас и выбирала некрасивых подруг. От гостьи из России надо избавиться, как только подвернется случай, а пока казашка должна понять, что жена – на страже. Сэм не бабник, но перед такой бурлящей энергией и сексуальностью трудно устоять.

Ирину слова хозяйки смутили ужасно: значит, ей придется жить вдвоем с Сэмом? Двусмысленность ставила ее в неловкое положение, но отказаться от гостеприимства Левайнов, когда у нее в кармане 500 долларов, просто невозможно. Сначала следует оглядеться, освоиться, начать писать и продавать картины, тогда можно снять себе жилье. А пока придется быть очень осмотрительной в отношениях с чужим мужем.

Обедали в ресторане, и еда Ире активно не понравилась – жирная и сильно пережаренная, не в меру сдобренная специями и майонезом. Потом немного гуляли по парку, зашли в церковь Христа на местном Бродвее, где Левайны – то ли иудаисты, то ли протестанты, а скорее, вообще атеисты – молча стояли в сторонке, пока Ирина размашисто крестилась на католическое распятие православным перстом. Ей удалось на несколько минут забежать в одно из двух зданий Художественной галереи, поражавшей воображение размахом и богатством коллекции: древность, средние века, Ренессанс, американская и современная живопись и еще разное индейское, африканское, восточное искусство. Да, не один день предстоит ей провести здесь для расширения своего, как выясняется, куцего кругозора! Профессиональный интерес притягивал Ирину к расположенному через дорогу Музею британского искусства, где хранится самая значительная вне Англии коллекция иллюстрированных книг, но затащить туда своих благодетелей она уже не сумела.

– У Йеля двести двадцать пять зданий и двести сорок гектаров земли, – устало сказал Сэм, – я постепенно все тебе покажу, а сейчас – пора на боковую. Сколько часов ты не спала?

– Я дремала в самолете, но, вообще, когда работаю, могу не отдыхать сутками.

– А я не могу, – твердо сказала Сарра. – Но, главное, в этом нет смысла, а только вред здоровью.

Возле дома друзья увидели сборище газетчиков и праздных любопытных. Безостановочно щелкали фотоаппараты, жужжали кинокамеры. Сарра переговорила с одним из студентов и сообщила своим спутникам:

– Именно сегодня кто-то заметил, что дерево под нашими окнами похоже на распятие. Или оно вдруг стало таким? Странно. Старое дерево, я вижу его, сколько здесь живу, и ничего подобного прежде не наблюдала. Но ведь правда похоже!

Ирина протиснулась ближе к предмету всеобщего внимания, и холодок пробежал по спине: ветви переплелись таким образом, что действительно отчетливо напоминали распятие. Вот упавшая на грудь голова в терновом венце, раскинутые в стороны худые руки с натянутыми жилами, яма живота, перекрещенные ноги. Но дело не в том! Два года назад точно такое изображение она сделала в своем альбоме! Один к одному! И в Америку тоже приехала в возрасте Христа. Не иначе как эти совпадения – добрый знак свыше. Дома художница показала старый эскиз Левайнам – те оторопели. Даже Сарра не нашла возражений.

Спать разошлись в задумчивости. Что делали в своей комнате супруги, можно догадаться, а Ира, душа и тело которой были охвачены возбуждением, встала на колени перед раскрытым окном – откуда тянуло ночной свежестью – и стала молиться Творцу Вселенной, чтобы удача и дальше сопутствовала ей, а вдохновение никогда не покидало.

К утру толпа корреспондентов и зевак под окнами рассеялась, пустившись по следам новых сенсаций, но все местные газеты пестрели заголовками «Йель посетил Христос!» В подтверждение этого события под деревом остались потухшие свечи и валялись деньги. Сарра уехала в Нью-Йорк, Сэм отправился в колледж, а Ирина, наскоро выпив уже остывший кофе с каким-то засохшим кренделем, бросила в мойке грязную посуду и установила на лоджии этюдник, чтобы поскорее приступить к своей первой американской картине, которая обозначит мистическую дверь в новую жизнь.

Энергия распирала художницу, но она решила начать с простого, хотя в любой рисунок всегда вкладывала глубокий философский смысл. Пробой пера стал нехитрый натюрморт – одинокий условный цветок в условной вазе. Из сине-лиловых листьев и стеблей насыщенного густого тона, словно радость из заключения, вырывался яркий, оранжево-желтый распустившийся цветок. В его сердцевине и в центре трех бутонов – золотая звездочка пестика как символ надежды. И только маленький, слетевший на стол лепесток содержал крупицу сомнения. В дневнике Ирина записала: «Изобразительное искусство ближе всего к человеку и имеет физиологический приоритет перед словом. Оно очень эмоционально и быстро доходит до сознания, требуется всего лишь несколько секунд, чтобы человек получил импульс. Но самое главное в искусстве – недоговоренность».

Вернувшийся после занятий Сэм повез гостью в Художественный салон, который поразил ее обилием товаров и дороговизной. Она не знала не только названий, но и назначения половины вещей, а тюбик красок стоил от пяти до шестидесяти долларов. Хорошо, что на первое время хватит привезенных из Москвы. Зато обязательные срочные покупки – подрамники, гвозди, холсты, разбавитель и лак – оказались доступны по цене и прекрасного качества. Ира прикинула, что затраты на одну картину составят в среднем 15 долларов, и сразу израсходовала пятьдесят, а куда деваться? Хорошо, что Сэм не позволил ей платить за продукты, нагрузил полную тележку и рассчитался сам.