ТРИ БРАТА - Илья Гордон

Да, перед ним стояли те же самые лошади, каких он когда-то видел во сне. Еще тогда он рассказал брату сон, который и доныне, во всех подробностях, в его памяти: он крепко натягивал вожжи, и лошади рысью мчались по степи.

Заве-Лейб гладил лошадей по холке, по гриве, затем нежно обнял их и с умилением прошептал:

– Эх, люба, люба моя!

Медленно и ласково водил он рукой по их шеям, по крупам, пальцами расчесывал гривы, открывал рот и заглядывал в зубы.

– Стой! Стой! – успокаивал он их.

Вдруг острой болью кольнула сердце мысль: а лошади-то не его.

– Эх, – с досадой выругался он. – Почему вы попали к Танхуму, а не ко мне? Мне бы иметь вас!

От боли и досады он даже ударил одну лошадь в бок, а другую в морду. Лошади испуганно шарахнулись.

Шум в конюшне разбудил Танхума, прервав какое-то долгое, запутанное сновидение. Он видел невесту, она стояла около колодца. Вдруг вынырнул вор, у которого он забрал шапку, и пытался столкнуть невесту в колодец. «Я же его до смерти забил, а шапку с деньгами забрал себе, – подумал он во сне. – Откуда же вор взялся?»

На этом сон оборвался, и Танхум вскочил с постели. Дрожь пробежала по его телу. «В конюшню забрался вор. Конокрад… сейчас уведет лошадей», – пронеслось у него в голове.

Танхум схватил лежавший в углу топор и бросился в конюшню.

– Кто там? – испуганно крикнул он, едва переводя дыхание.

В темноте между лошадьми кто-то стоял. Танхум замахнулся было топором, но тотчас опустил его, опасаясь изуродовать в тесноте лошадь. В эту минуту послышался знакомый голос:

– Танхум!

Танхум облегченно вздохнул.

– Это ты, Заве-Лейб? Что ты делаешь у меня в конюшне среди ночи?

Заве-Лейб хотел что-то ответить, но губы у него тряслись. С трудом он пробормотал:

– Лошади… Понимаешь, я хотел… поглядеть на лошадей…

– Среди ночи… Ты в своем уме? Кто лезет в конюшню в такое время? Ведь я подумал, что это вор! Мог тебя насмерть топором зарубить!

Ничего не ответив, Заве-Лейб выскользнул из конюшни, нырнул в ворота и пустился бежать.

Едва побледнело на востоке, Танхум отправился к невесте. Народ еще спал, на улице не было ни души. Упитанные, с лоснящейся кожей гнедые неслись, задрав морды, в серую, местами еще окутанную туманом степную даль. С восторженным блеском в глазах смотрел Танхум на своих любимиц и с гордостью и упоением думал о том, что их хозяин – он, что, туго натянув вожжи, он правит ими, и они со всей силой мчат его к невесте, к его будущей жене.

Танхум сидел, откинувшись на окрашенное в зеленый цвет сиденье брички. Кроваво-красная заря занялась на краю неба. Подернутая мглой степь становилась все яснее и яснее и предстала перед его глазами во всем многообразии своих красок.

«Денек будет сегодня на славу», – подумал он. Лошади неслись мимо полос серой осенней стерни недавно сжатых хлебов. Там и сям мелькали порыжелые пятна перезревшего сена и зеленого, еще не увядшего буркуна. Легкий ветерок едва колыхал придорожные травы, насвистывая веселую песенку. Танхуму хотелось, вторя утреннему ветерку, затянуть песню, поклониться травам, прижаться грудью к матери-земле. Никогда ему еще не было так хорошо на душе, как сегодня! Опьяненный радостью, он забыл и о воре с драгоценной шапкой, и о вечном страхе, который его преследует и гонит с места на место. Ему бы хотелось посмотреть со стороны на мчавшихся лошадей, прислушаться к тарахтенью брички, представить себе, что сказали бы люди, увидев такую упряжку:

«Едет, видать, зажиточный хозяин».

Солнце уже стояло высоко в небе, когда Танхум с шумом и грохотом въехал в колонию. Он стал разыскивать хату, где жила сваха, но, подъехав к ней, вдруг повернул лошадей в другую сторону.

– Что ж это вы не узнали моей хаты? – крикнула выбежавшая навстречу растрепанная Ханця, накинув на голову платок. – Заезжайте, заезжайте, пожалуйста!

Танхум завернул к ней во двор и стал распрягать лошадей. Ханця ушла в хату хлопотать по хозяйству.

Со всех сторон стали подходить колонисты. Пока Танхум распрягал лошадей, они разглядывали их и прикидывали на глаз, какая им цена.

– Кони что надо! Жеребцы как на подбор! – отозвался низенький человечек с седенькой бородкой.

Он подошел ближе к лошадям, заглянул им в зубы, поднял хвосты и разочарованно сказал:

– Вот те на! Это же совсем не жеребцы, а кобылы! А я думал…

– Что ты думал? – спросил высокий белобрысый мужчина. – Ты, наверно, хотел попросить жеребца на случку? А лошади хорошей породы…

– А бричка посмотрите какая… Вы слышали, как оси звенят? – отозвался другой колонист.

– А у этой вроде копыто расколото, – заметил кто-то. Поначалу Танхум с удовольствием слушал, как люди расхваливают его лошадей, хотя и боялся дурного глаза. Но замечание о расколотом копыте обидело его. Он хотел было отчитать человека, высказавшего такую чушь, но, повернувшись к нему, узнал в нем отца своей невесты.

Танхум напоил лошадей, приготовил для них мешанку, но мысль об обидном замечании будущего тестя не оставляла его.

«Видно, кони его получше моих и блеснуть мне перед ним нечем».

Наконец он не выдержал, подошел к отцу невесты и сказал:

– Вы говорите, что копыто расколото? Ничего подобного. Это вам показалось. Она просто плохо подкована, оттого и ногу держит не так, как надо, а бежит – дух захватывает… Перековать надо, и дело с концом.

Отец невесты ничего не ответил и продолжал разглядывать лошадей.

Из хаты вышла сваха. Она отозвала его в сторону и шепнула ему на ухо:

– Это же ваш гость! Жених вашей дочери!

Затем едва заметным кивком отозвала в сторону Танхума, долго с ним толковала, повторяя одни и те же слова:

– Сокровище я нашла для вас! Бриллиант! Сияет, как солнышко ясное! Полмира обойди – другой такой не найдешь. И умом и красотой блещет. Отдаем вам золотой клад, чистое золото!

– Так сколько вам надо заплатить за сватовство? – перешел к делу Танхум.

Сваха молчала. Она, видимо, ждала, что жених назовет ей сумму. Не долго думая, Танхум сказал:

– Дам вам пятерку, но с тем, чтобы свадьба была как можно скорее… Время сейчас горячее, ждать некогда, надо выезжать в поле.

Они долго торговались, а когда поладили, сваха подвела жениха к отцу невесты, который все еще стоял с колонистами около лошадей. Все трое отошли в сторону, поговорили немного и отправились к невесте.

Колонисты проводили их любопытным взглядом, строя всевозможные догадки насчет приезжего.

– Наверно, дельце какое есть, – заметил один из них. – В такую пору человек не станет даром гнать лошадей. Наверно, уж очень нужно было.

– Может, хочет лошадей менять? – высказал предположение другой. – Черт их разберет, этих богатеев, с их делами…

– А может, свататься приехал? – сказал третий.

…Сваха пошла в хату к невесте, а хозяин повел гостя по двору. Они долго рассматривали ригу, амбар, скирды сена и соломы, плуги, телегу. Проявляя гостеприимство, хозяин предложил Танхуму овес для лошадей, но гость с самодовольной улыбкой хвастливо заявил:

– За три версты не выезжаю без корма для лошадей и без ведерка. Лошадь любит, чтобы за ней уход был.

Они долго еще толковали о всяких домашних делах, затем хозяин зашел в хлев, оставив гостя во дворе.

Танхум подошел поближе к хлеву, до его слуха донесся вкрадчивый голос:

– Драгоценный камень я нашла для тебя! Бриллиант, настоящий бриллиант! Полмира объехать – другого такого не сыщешь…

Притаившись, он жадно ловил каждое слово свахи.

– Если бы ты видела, сколько народу сбежалось, чтобы поглядеть на его коней. Сам царь мог бы запрячь их в свою карету. Вот какие кони! Теперь таких и не найдешь. Посмотреть на них – сразу видно, какой хозяин твой суженый. А упряжь и бричка какие! А земли сколько у него! А хозяйство какое! Да разве все перечислишь? Ты только на коней посмотри, и хозяин тебе сразу и приглянется.

Желая предстать перед невестой во всей своей красе, Танхум распахнул свой черный пиджак и выставил наружу свою голубую рубаху, подпоясанную зеленым кушаком.

Вышел из хлева хозяин и пригласил гостя в хату. Усадив его, он крикнул дочери, которая в сенях разливала молоко из подойника в кринки.

– Живее, Нехама! У нас гость, дожидается тебя… Такую работягу, как она, такие умелые руки и сыскать трудно. Вы только посмотрите, какой порядок во дворе, в хате! Все сделано ее руками, – расхваливал отец Нехаму. Его маленькие черные глаза блестели, на тощем загорелом лице играла улыбка.

Танхум окинул взглядом комнату, посмотрел на стены, потолок и, соглашаясь с отцом, кивнул:

– Конечно, хорошая хозяйка в доме – целое богатство.

Вошла Нехама. В белом платье с черными крапинками, с гладко причесанными волосами, она казалась очень привлекательной. Ее толстая коса была перекинута через плечо. Нехама застенчиво взглянула на Танхума, и густая краска выступила на ее белом полном лице.