Железный крест - Lackberg Camilla

– Папа, можно выйти из-за стола?

– Как, ты уже все съел? Вот так номер! Конечно иди. Мы с мамой посидим еще немного.

Поднимаясь по лестнице в свою комнату, он слышал обрывки разговора.

– Надеюсь, Аксель не слишком рискует…

– Гертруд, ты должна прекратить это сюсюканье с Акселем. Ему девятнадцать лет… и мы должны гордиться, что у нас такой сын…

Эрик закрыл за собой дверь. Бросился на постель и взял из стопки на тумбочке самую верхнюю книгу. Александр Великий. Тоже был не робкого десятка. Как и Аксель…

– Я хочу сказать, что ты мог бы и поставить меня в известность. Я чувствовала себя полной идиоткой. Она начинает мне рассказывать, что ты гуляешь с Карин…

– Да-да, знаю… – Патрик устало опустил голову.

Весь час, что Кристина просидела на кухне, был пропитан подтекстами, пронзительными взглядами и ядовитыми намеками. Не успела закрыться за свекровью дверь, Эрика взорвалась.

– Меня вовсе не волнует, что ты встречаешься со своей бывшей женой и с ней прогуливаешься. Я не ревнива, и ты это прекрасно знаешь. Но ты не сказал мне ни слова, вот что приводит меня в бешенство!

– Я понимаю…

– Он понимает! И это все? Никаких объяснений? А я-то думала, у нас нет друг от друга секретов! – Эрика знала, что приближается к опасной границе, но ничего с собой сделать не могла. Накопившееся раздражение требовало немедленного выхода, и ее несло все дальше. – Я-то думала, мы договорились! Ты смотришь за ребенком, я работаю. Ничего подобного! Мне все время мешают! Ты каждую минуту врываешься в мой кабинет, для тебя это проходная комната, потом ты исчезаешь на два часа, и я, вопреки договору, опять вожусь с Майей! Как же я обходилась весь год без твоей помощи? Или ты думаешь, что у меня была служанка? И я могла уйти из дома, как ты, когда мне вздумается? Мне-то некого было спросить, где малышкины варежки! – Эрика вдруг, словно со стороны, услышала свой срывающийся на визг голос и осеклась.

– Ладно… – произнесла она на три тона ниже. – Я пойду пройдусь.

– Иди. – Патрик напомнил ей черепаху, которая осторожно высовывает голову из панциря, чтобы посмотреть, нет ли опасности. – Прости, что не успел тебе сказать сразу…

– Черт с ним… Только больше так не делай, ладно? – Эрика слабо улыбнулась.

Буря миновала, она уже упрекала себя за глупую вспышку. Сейчас ей нужен был свежий воздух – свежий воздух, и больше ничего.

Она быстро шла по улицам. Туристы разъехались, и Фьельбака выглядела на редкость пустынной, лишь кое-где заметны были следы летней суеты. Городок напоминал гостиную после праздника: недопитые стаканы, серпантин в углу, в кресле уснул перебравший гость в шутовском колпачке. Собственно, Эрика предпочитала этот сезон – лето было для нее слишком утомительным. А сейчас – тишина и покой. Пустынная площадь Ингмара Бергмана… Мария и Матс через несколько дней закроют свой киоск и уедут торговать в Селен, они так делают каждый год. И это тоже нравилось ей в городке: предсказуемость. Все шло заведенным порядком, из года в год…

Обмениваясь кивками со знакомыми, Эрика поднялась по Галербакен. Она знала во Фьельбаке всех или почти всех, но сейчас у нее не было желания разговаривать – она приветливо поднимала руку и ускоряла шаг. Миновав заправку и быстро шагая по Дингельвеген, она уже знала, куда направляется. Только сейчас Эрика поняла, что подсознательно это и было целью ее прогулки с самого начала.

– Три случая избиений, два ограбления банковских контор, еще какие-то мелочи… Но никаких обвинений в подогревании расовой вражды. – Паула выбралась из машины и захлопнула за собой дверцу. – Помимо Франца я накопала еще кое-что на парня по имени Пер Рингхольм, но это ерунда. Пока.

– Это его внук. – Мартин запер машину.

Они подъехали к дому в Греббестаде[5] недалеко от «Йестиса», где была квартира Франца Рингхольма.

– Погляди-ка, – Мартин кивнул в сторону отеля, – здесь когда-то можно было подрыгать ногами вечерок-другой.

– Могу себе представить… Но теперь, судя по всему, они с танцами завязали.

– Можно и так сказать. Я не танцевал… дай вспомнить… уже больше года.

Нельзя сказать, чтобы эта фраза прозвучала элегически. Секрет состоял в том, что Мартин был так влюблен в свою Пию, что охотнее всего вообще никуда бы не выходил из дома. Но, чтобы найти свою принцессу-лягушку, ему пришлось перецеловать немало самых обычных лягушек. Целуешь – а она все равно лягушка, ни в кого не превращается и никакого отношения к принцессам не имеет.

– А ты? – с любопытством спросил он Паулу.

– Что – я? – Она притворилась, будто не поняла вопроса.

Мартин решительно постучал в дверь, и тут же они услышали звук шагов.

Дверь открыл очень коротко стриженный худощавый седой мужчина в джинсах и клетчатой рубашке того типа, что носит Ян Гийу[6], желая, по-видимому, продемонстрировать истинно мужское равнодушие к модным веяниям.

– Франц Рингхольм? – Мартин разглядывал хозяина с нескрываемым любопытством.

Он уже порыскал по Интернету и обнаружил, что Франц – личность известная, и не только в Гётеборге. Он, как следовало из найденных сайтов, был основателем одной из самых быстрорастущих антиэмигрантских организаций Швеции, которая, если верить болтовне на разного рода форумах, уже представляла собой серьезный политический фактор.

– Да, это я… Что господам угодно? – Он перевел взгляд с Мартина на Паулу.

– У нас есть к вам несколько вопросов. Разрешите войти?

Франц отошел в сторону, пропуская их в квартиру. Мартин с удивлением осмотрелся. Он точно не мог бы сформулировать, что именно ожидал увидеть, но не такой образцовый, почти вызывающий порядок. По сравнению с этой квартирой его собственная выглядела как притон наркоманов.

– Присаживайтесь, прошу вас. – Хозяин показал на диван и два кресла справа в гостиной. – Я, представьте, только что поставил свежий кофе. Молоко? Сахар?

Безукоризненная, вежливая, даже изысканная речь. Мартин и Паула удивленно переглянулись.

– Ни то ни другое, спасибо.

– Немного молока, без сахара, благодарю вас. – Паула первой прошла в гостиную.

Они сели рядом на белый диван и осмотрелись. Комната просторная и светлая. Большие окна с видом на море. Нет, он был не прав: порядок тут не вызывающий, не излишне педантичный, а совершенно естественный. Уютное, ухоженное жилье.

– А вот и кофе. – Франц появился в гостиной с подносом, на котором стояли три дымящиеся чашки и большое блюдо с печеньем. – Прошу. – Он взял одну из чашек и опустился в глубокое кресло. – Чем могу служить?

Паула отхлебнула глоток превосходного кофе.

– Вы, конечно, знаете, что под Фьельбакой произошло убийство.

– Да, Эрик… – с горечью сказал Франц Рингхольм и тоже отпил немного кофе. – Я был совершенно сражен этой новостью. И подумайте только, какой удар для Акселя!

– Да, но… да. – Мартин был совершенно обескуражен доброжелательством и вежливой искренностью хозяина – прямая противоположность картине, которую он заранее вообразил. – Собственно говоря… мы приехали потому, что у Эрика Франкеля нашли несколько ваших писем.

– Вот как, – Рингхольм улыбнулся и потянулся за печеньем, – значит, он их сохранил… Да, Эрик был типичный коллекционер. Вы, молодежь, наверняка считаете, что это пыльное занятие – писать письма – осталось в прошлом веке. А нам, старым филинам, трудно оставить свои привычки… – Он приветливо подмигнул Пауле.

Она уже готова была улыбнуться в ответ, но вспомнила, что человек, сидящий в кресле напротив, всю свою жизнь посвятил беспощадной борьбе с такими, как она.

– В письмах неоднократно упоминается про какую-то угрозу. – Ей удалось сохранить непроницаемое выражение лица.

– Позвольте выразиться так: я бы не стал называть это угрозой. – Франц откинулся в кресле и непринужденно, с молодой грацией, закинул ногу на ногу. – Я просто посчитал своей обязанностью предупредить Эрика, что в организации есть определенные круги… определенные силы, чьи действия иногда выходят за пределы разумного.