Белорусский предприниматель в обществе и государстве. Историко-социологический анализ - Ирина Андрос

В бывших республиках Советского Союза кооперация сопровождалась негативными явлениями, как экономического, так и социального характера (о них мы уже писали выше), что также отрицательно повлияло на ее «имидж». Легализацию кооперации и ИТД в СССР представляли как движение от неорганизованных и полулегальных форм применения труда к современным, культурным, включенным в единую систему организации. Данное решение рассматривалось как смелый и решительный шаг вперед, однако оно имело преходящий характер. Кооперация так и не была реабилитирована как постоянная форма хозяйственных отношений. Введение в перестроечную экономику рыночных, в том числе и кооперативных элементов продолжало носить вынужденный характер, а сохранение административно-командных – принципиальный и стратегический. Сами кооператоры и представители органов власти, регулировавшие кооперативную деятельность, главным препятствием на пути развития кооперативного движения считали не неприязнь населения, а саму экономическую систему, отторгавшую независимое предпринимательство. Видя в государственном принуждении к труду более совершенную форму организации труда, чем кооперация, противники кооперации ставили трудовую повинность, политическое принуждение к труду выше, чем экономические методы стимулирования производственной деятельности. Однако кооперация как форма организации труда и управления производством наиболее соответствует психологии хозяйственного творчества, социальным потребностям человека. Вывод напрашивается один – под воздействием именно «перестроечной» государственной политики складывалось неприятие населением кооперативов. Ведь развитие кооперативного движения привело к расшатыванию советской системы ценообразования, централизованного материально-технического снабжения и т. п. Кроме того, между государственным хозяйством и кооперацией возникла конкуренция за трудовые ресурсы, в которой кооперация выигрывала. В Беларуси «закат» советского кооперативного движения ознаменовал переход к новым формам и способам экономической реализации частной хозяйственной инициативы вместе с обретением республикой независимости.

Глава 2

Личность предпринимателя

2.1. Личность предпринимателя на Западе: от экономической выгоды к социальной ответственности

Предприниматель является катализатором перемен. Он никогда не живет прошлым, лишь иногда – настоящим и практически всегда – будущим.

Знания и профессиональные навыки предпринимателя определяют результативность деятельности, уровень благосостояния и степень социальной защищенности как его самого, так и других вовлеченных в данный процесс участников. Это обстоятельство актуализирует постоянную необходимость комплексного исследования роли и возможностей предпринимательства в качестве стратегического фактора развития производства. Данный подход обусловливает важность изучения феномена предпринимательства в контексте не только экономических и политических, но и социокультурных перемен в деятельности общества, а также соответствующих изменений в массовой и научной формах сознания. В XVII–XVIII вв., когда в Западной Европе начал складываться тип рыночных отношений, адекватный индустриальному производству, характеризующемуся рациональностью и высокой эффективностью хозяйства, возникла необходимость в определенном типе людей, выполняющих инновационную функцию, т. е. предпринимателей.

Со Средних веков в научном сознании западного общества усиливается исследовательский интерес к характеристикам личности предпринимателя. Но неопределенность многих понятий из сферы предпринимательской деятельности как новой формы хозяйствования не позволяла давать точный и исчерпывающий портрет предпринимательства как социально-экономического феномена. Так, к крупным средневековым предпринимателям относились лица, выполнявшие подряды на строительство государственных и культурных учреждений. Откуп налоговых сборов – другого рода крупный предпринимательский подряд. Фигуры средневекового предпринимательства форматом поменьше – это в основном ремесленники, торговцы, авантюристы и первые биржевые спекулянты. С нынешней точки зрения этих людей сложно отнести к «чистому» предпринимательскому типу. Если говорить о средневековой экономике, то предпринимательство не играло в ней той роли, которую оно выполняет в современном мире. Базовые потребности большей части населения удовлетворялись в условиях натурального хозяйства. Что касается высших слоев общества, то предметы роскоши им поставляли крупные купцы, которые, достигнув финансового благополучия, часто оставляли хозяйственное поприще. Процесс обогащения в то время еще не стал системной предпринимательской практикой.

По мере достижения институциональной стабильности и юридической защищенности западное предпринимательство все более специализировалось и одновременно обретало цивилизованный облик, что, в свою очередь, способствовало активному изучению теоретической и практической сторон предпринимательской деятельности многими классиками социально-экономической мысли. Одно из первых научных определений предпринимателя принадлежит ирландскому банкиру и купцу Ричарду Кантильону (Richard Cantillon, 1680–1734), который в своей единственной книге «Очерк об общей природе торговли», опубликованной на французском языке в Лондоне в 1755 г. (до этого времени материалы существовали только в рукописном варианте), определял его как хозяйствующего субъекта, добровольно принимающего на себя обязанность несения различных рисков в процессе экономической деятельности. Р. Кантильон сформулировал тезис, согласно которому расхождения между спросом и предложением на рынке дают возможность отдельным субъектам рыночных отношений (фр. entrepreneur – посредник) покупать товары дешевле и продавать их дороже. Р. Кантильон считал землю основным источником богатства, признавал (как впоследствии и Φ. Кенэ) важную роль земельных собственников в обеспечении доходов населения, пытался решить проблему реализации общественного продукта. И Кантильон, и Кенэ отождествляли прибавочную стоимость с земельной рентой. По мнению Кантильона, предприниматель может быть торговцем или землевладельцем, но в равной степени он может быть и капиталистом, использующим чужой труд; во всех случаях, однако, предпринимательская роль остается непосредственно за тем, кто принимает решения в условиях неопределенности[68].

Можно ли здесь говорить о некоей ответственности постсредневекового или раннебуржуазного предпринимателя? На наш взгляд, да. Аристотель считал ответственность одним из проявлений свободы, а свободу – одним из условий ответственности: человек вправе принимать решения и совершать действия согласно своим мнениям и предпочтениям, но он должен отвечать за их последствия и не может перекладывать вину за негативные результаты своих решений и действий на других. У раннебуржуазного предпринимателя была ответственность перед партнерами, однако существовала проблема в долженствовании ответа за свои поступки. Торговцы, авантюристы и первые биржевые спекулянты тому пример.

Эту точку зрения разделял и другой известный экономист – шотландский политэконом Адам Смит (Adam Smith, 1723–1790). Он определял предпринимателя как собственника капитала, который ради реализации какой-то коммерческой идеи и получения прибыли идет на экономический риск. На наш взгляд, это ответственность уже и перед государством, поскольку экономические риски бывают и внутренние и внешние. В определении А. Смита содержатся три основные составляющие деятельности предпринимателя: прибыль – как цель деятельности, коммерческая идея – как способ ее достижения, риск – как неизбежное негативное условие всего процесса. В своей фундаментальной работе «Исследование о природе и причинах богатства народов» (1776) Адам Смит определил человека как автономного индивида, движимого двумя мотивами – своекорыстным интересом и склонностью к обмену. А. Смит ратовал за свободное перемещение экономических сил (фактор, без которого предпринимательство было бы серьезно ограничено), которое обеспечивает достижение благосостояния человека и общества.

Талантливый финансист и один из богатейших людей своего времени в Англии, последователь и одновременно оппонент Адама Смита, экономист Давид Рикардо (David Ricardo, 1772–1823) считал, что «экономический человек» – это лицо, наделенное эгоизмом и стремящееся ко все большему накоплению богатства. Ему чужды такие качества, как нравственность, культурные ценности. Можно сказать, что Д. Рикардо в чем-то следовал средневековой католической теологии, которая утверждала, что «делание денег» подлежит моральному осуждению, поэтому ему сложно было устанавливать стандарты нравственной мотивации поведения «экономического человека»[69]. Д. Рикардо утверждал, что ценность продуктов определяется количеством труда, необходимого для их производства, и разработал теорию распределения, объясняющую, как эта ценность разделяется между различными классами общества. Мы усматриваем в этом первое научное обоснование зависимости эффективности хозяйственной деятельности не от первоначальной величины капитала и не от предзаданных условий той или иной сферы деятельности, а в первую очередь от степени трудовой активности производящего субъекта, от его персонального вклада в сам процесс производства продуктов.