По-настоящему - Екатерина Болдинова

– Она сейчас не может подойти, Асеньку кормит, – ответила женщина спокойным ласковым голосом.

– Я звоню по просьбе всего класса. Мы… узнали про малышку и, если можно, хотели бы навестить Аню и… девочку. – Уф, как тяжело было говорить!

– А сколько вас? – Клянусь, я слышала в голосе своей собеседницы добрую улыбку!

– Человек десять.

– Ой, как много! – засмеялась женщина. – Ну приходите. Только в понедельник, часа в два. И купите в аптеке маски, иначе к ребёнку не пущу.

– А… примета? – Я вспомнила, что, по старой традиции, ребёнка месяц после рождения никому показывать нельзя. – Ничего, что мы придём?

– Да мы тут все врачи, несуеверные, – ещё раз улыбнулась в трубку Анина мама. – Маски наденете, обувь снимете, руки помоете. И милости просим.

Через полчаса после этого разговора мы со Стёпкой кружили по «Детскому миру», рассматривая крошечные костюмчики, пинеточки, шапочки… Выбрали штанишки и платьице для девочки, примерно на годик, и яркую погремушку. Бедный Стёпа, ему пришлось ходить за мной по магазину почти полтора часа!

К Ане мы пришли почти всем классом. С шариками, цветами, тортом и красиво упакованным подарком. Дверь открыла мама, очень молодая женщина с весёлыми глазами. Заставила нас снять обувь, проверила, чтобы помыли руки и надели маски. Ребята изо всех сил старались не галдеть, но семнадцать человек, конечно, не могли не наделать шума. В итоге нас пропустили в большую светлую комнату. Диван, три кресла, шкаф, телевизор. На маленьком столике стоял поднос с разрезанным на двадцать кусочков шоколадным тортом и маленькие тарелочки. Не успели все разобрать торт, как вошла Аня…

Она была такая красивая! Абсолютно домашняя светловолосая девушка, в скромном хлопковом костюме, такая смущённая и такая… другая. С очень взрослыми глазами. Все бросились её обнимать, целовать. Аня, похоже, не была готова к такой радостной встрече и… неожиданно заплакала. Тогда девчонки тоже разревелись и стали обнимать Аню ещё крепче, а Стёпа пошутил: «У нас тут и гроза, и ливень, и всё в одной комнате».

А потом Аня принесла дочку. У меня аж дух захватило – она была такая крошечная! Хорошенькая, маленькая, пальчики тоненькие-тоненькие, как спичечки… И глазки такие серьёзные. Девочка крепко прижималась к маме, и Аня с Асей на руках казалась человеком из абсолютно другого мира. Мадонна с младенцем на руках. «Какая хорошенькая! Хочу такого же пупса!» – охнула Оля.

Никто не спрашивал Аню об Асином отце. Но вопрос явно витал в воздухе. Аня не могла этого не чувствовать. «Аська – вылитый папа», – тихо сказала она. Все замерли. Аня улыбнулась: «Он в армии сейчас. Мы поженились ещё осенью, просто я не хотела в школе об этом говорить. Сейчас, когда родилась Ася, его должны отпустить домой. А я вернусь в школу ближе к лету, сдавать экзамены». В этот момент я вспомнила ухмылку Татьяны и её слова, что отец ребёнка «даже не удосужился забрать Аню из роддома». Вот уж действительно, слышит звон, да не знает, где он.

Уже вечером, провожая меня домой, Стёпа вдруг очень серьёзно спросил: «Мариш, ты хотела бы иметь детей?»

– Ну да, конечно… – промямлила я. – А почему ты спрашиваешь?

– Просто… девчушка у Ани чудесная. Аня молодец, что не стала делать аборт.

– Не понимаю, Стёп. Объясни.

– Ну, я уверен, что девяносто процентов девушек в такой ситуации просто пошли бы в больницу, не думая о последствиях. Нет ребёнка и беременности – нет проблемы! – горячо сказал Стёпа.

Разговор приобретал всё более сложный характер. Раньше я как-то не думала о проблеме абортов среди моих сверстниц.

– Но ведь ситуации бывают разные, Стёпа. А если девушка… забеременела (как-то неудобно мне было говорить это простое слово) из-за… в результате изнасилования (у меня краска прилила к лицу, я ещё ни с кем не разговаривала на такие темы)? Или отец ребёнка отказывается его признать? Если у семьи нет денег на содержание малыша? Если роды грозят опасностью самой… девушке? Что тогда?

Стёпа прищурился.

– Я напишу об этом статью. Завтра принесу тебе почитать. Хочешь?

Подозреваю, что Стёпа писал статью всю ночь. Во всяком случае, в школе он сильно клевал носом и не был готов ни по одному предмету. Статью он дал мне перед химией, я спрятала её в учебник и жадно читала добрую половину урока.

Три с половиной листа размышлений на такую непростую тему! С примерами из художественной литературы и даже со ссылками на Библию! Нет, я не могу согласиться со всеми Стёпиными выводами. Но как здорово он пишет – добавить бы немного статистики, и эту статью возьмёт любая газета. Вот уж кому действительно нужно поступать на факультет журналистики!

Когда я сказала об этом Стёпе, он даже слегка покраснел от удовольствия. «Я тебе потом кое-что расскажу», – загадочно шепнул он мне на ухо.

Потом?..

Утром в фойе школы появился приказ об исключении Ани. За «аморальное поведение».

Перед первым уроком класс жужжал и гудел, как растревоженный улей. Татьяна торжествовала (я не могу понять, откуда в человеке столько злости! Ведь Аня, насколько мне известно, ничего плохого ей не сделала!). На большой перемене все, кто ходил навещать Аню, дружной толпой направились в кабинет директора.

Директор благоухал. Иначе это назвать невозможно – в его кабинете было трудно дышать от стоявшего там едкого цветочного запаха какого-то парфюма. Мне нравится, когда от мужчины приятно пахнет, но не до такой же степени! При виде семнадцати старшеклассников, сгрудившихся в дверях, он даже присвистнул.

– Чем обязан, молодые люди?

Все загалдели, потом резко замолчали, кто-то толкнул меня в спину, и я поняла, что говорить от лица общественности придётся мне.

– Мы видели приказ об исключении Ани Симоновой. Это неправильно и несправедливо. В её поведении нет ничего аморального.

– Так… – директор сложил руки домиком и с усмешкой посмотрел на нас. – То есть вы считаете, что это достойно – в шестнадцать лет стать мамой? Бросить занятия? Растить ребёнка без отца? И вы предлагаете мне не исключать Симонову, оставить её в гимназии в качестве старшеклассницы, примера для младших гимназистов?

– Да, у Ани родилась девочка. Между прочим, просто замечательная! И Аня замужем, если уж вас так беспокоит моральная сторона. Но даже если бы и не была… Это что, имеет значение для школы? Она хорошо занималась и, даже когда уже не могла ходить на занятия, всё время звонила мне, спрашивала, что мы изучаем, чтобы не отстать. Она будет передавать тетради, и учителя смогут выставлять ей оценки. А потом – ближе к лету, вернётся в школу, чтобы сдать экзамены и получить аттестат, – сказала я. С лица директора сошла насмешливая мина. Теперь он смотрел на меня исподлобья, скрестив руки на груди.

– Да-да, – зашумели за моей спиной одноклассники.

– Вы посмотрите журналы, у неё же ни одной тройки нет, ни за одну четверть! – воскликнула Оля.

– Аня – хорошая девочка! – сказал Стёпа.

– А почему же тогда не исключили Тосю Плотникову из 10-го «А»? Она уже несколько раз была беременна от разных парней, и это все знают! – выкрикнула Юлька (это правда, у Тоси очень своеобразная репутация).

– Я не изменю своего решения, – сказал директор твёрдо. – Приказ уже подписан. Если Симонова придёт в школу и правильно себя поведёт, может быть, я найду возможность восстановить её. Но, вообще, у нас здесь гимназия, а не публичный дом! Всё, разговор закончен. Вам пора на уроки.

Никто не шевельнулся.

– Вы что, не слышали? – директор встал и стукнул кулаком по столу. – Марш на занятия.

Я открыла было рот, чтобы начать спорить, но Стёпа буквально отодвинул меня в сторону.

– А мы вам не стадо овец. И не надо нами командовать. Мы пришли заступиться за свою одноклассницу, с которой вы поступили несправедливо. И не уйдём, пока вы не отмените приказ об исключении Ани.

Когда он сказал это, моё сердце совершило невероятный прыжок сначала вверх, а потом куда-то глубоко вниз. Лицо Рудольфа Петровича покрылось красными пятнами. В воздухе повисла напряжённая тишина. И тут через нашу толпу в кабинет протиснулась… Татьяна Мироновна. А за ней шли Нина Петровна, Анна Леопольдовна, наша англичанка Любовь Игнатьевна… И ещё целая толпа учителей – фактически все те, кто вёл уроки у нашего класса и кто знал Аню как ученицу. Со стороны это выглядело, наверное, как в финальной серии каких-нибудь «Простых истин». Учителя молча встали перед директорским столом. Татьяна Мироновна положила на стол сорванную с доски объявлений бумажку – тот самый приказ.

– От лица всех учителей хочу вам сообщить: мы против, – сказала она. Мы одобрительно зашумели. – Никто не позволит вам отчислить девочку за то, что у неё родился ребёнок. Она должна получить образование.