Строитель - Андрей Готлибович Шопперт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Андрей Юрьевич поломал немного голову и решил, что это всякие примеси, но среди них точно должен быть оксид алюминия. Овручевских сланцев у него пока нет, но каолин же есть. А это смесь оксидов кремния и алюминия. Вот пусть пять процентов и будет каолиновая глина.
Три дня куча народа во всех имеющихся на сегодняшний день во Владимире чугунных ступках перетирала эти компоненты в пыль. Перетёрли, смешали прокалили до 600 градусов, чтобы вывести кристаллическую воду, снова перетёрли, просеяли и загрузили в тигли получившийся серо-белый порошок.
С хрусталём чуть меньше компонентов. И их содержание Андрей Юрьевич знал точнее. Нужно 24% оксида свинца (PbO). Это написано на богемском фужере. Сколько-то будет угар, пусть будет 28%. Нужен поташ. Но не тот, что просто из золы получили. Он загрязнён примесями. Там железо, которое стеклу придаст зеленоватый цвет, а для линз нужно прозрачное стекло. Потому, провели каустификацию. В раствор поташа долили извести, и когда карбонаты выпали в осадок, то раствор слили, процедили, выпарили и прогрели при 600 градусов. В результате получили чистый едкий натр (Na2O). Его профессор по аналогии с содовым стеклом бросил 6 процентов. И около процента добавил ещё и извести. Всё остальное — опять промытый, прокалённый и перетёртый в ступах песок.
Оксид свинца взяли тот, что получился после купелирования золота. Просто не было другого. Андрей Юрьевич понимал, что он загрязнён оксидами других металлов, но выбора не было. Свинца не осталось ни грамма. Весь извели, и то на всю золотую руду не хватило. Больше трети осталось в закромах Родины.
Температуры Андрей Юрьевич, при которой происходит варка стекла из компонентов, боялся. Она там выше полутора тысяч градусов, и как бы при этом сам тигель не расплавился. Плавили в тех же печах и в тех же тиглях, что и сталь варили. И держать нужно по времени высокую температуру примерно столько же. При этом происходит формирование однородной массы или процесс гомогенизации. Тут удаляются все пузырьки газа. Получается однородный расплав.
Когда печи стали остывать и уже можно было достать тигли, то он вздохнул с большим облегчением. Ничего вроде не развалилось и не расплавилось. И в обоих тиглях было стекло. Касаться его нельзя, а то взорвётся, нужен теперь отжиг и быстрое остывание. Этот процесс Андрей Юрьевич доверил делать помощникам, а сам плюясь пошёл спать. То что он увидел в тиглях его откровенно расстроило.
Хрусталь получился красного цвета. И не просто красного, а непрозрачно-красного. Ошибка понятна и Андрей Юрьевич когда дал команду использовать оксид свинца, что был взят после купелирования золота, там где-то в мозжечке понимал, что ждать настоящего прозрачного хрусталя при этом, значит быть упертым оптимистом. Не ходи к семи гадалкам, медь из золотой руды именно этот цвет и дала. Не будет у него пока подзорной трубы.
А натриевое стекло хоть и было прозрачным, но тоже получилось цветным. Было такого янтарного цвета. Выходит и тут какую-то примесь пропустили. Надо закрывать тигли? Что могло насосать из воздуха.
— Ероха, а что вы в этой печи до этого делали? Она же не новая.
— В этой? А в этой серу из серной руды выплавляли. Ты, вроде недоволен, княже, вон какое красиво стекло получилось, представляешь какие красивые бусы выйдут. А ты, Андрей Юрьевич, знаешь, как дырочки в тех бусинах делать? А как сами бусины? — кузнец прямо сиял от радости, что очередная придумка князя удалась.
— Знаю.
Событие двадцать первое
Выспаться в эту ночь не удалось. Маленький внучок Ванька переполошил весь замок. Да, как и положено женщины жили на своей половине. Но ребенок плакал, и неугомонная Анька прибежала к нему и разбудила.
— Отравили! Ванюшу отравили, гады! Аспиды!
— Да, чтоб твою! — выругался профессор Виноградов и бросился за женой малолетней и малохольной.
— Что у него? Какие симптомы? За знахаркой послали? За Епифанием? — начал он вопросы задавать. А вокруг бабский ор стоит и все ревут в голос, в том числе и Ванька.
— Плачет, горячий весь, кашляет, сопельки бегут, понос и обильно слюни потекли.
— Потекли слюни? Понос? Ссуки! Всех перевешаю! — Андрей Юрьевич, думал, что бояре больше не решатся… — Стоп. А чем вы его кормили? Он же грудной? Он титьку сосет? Где кормилица⁈
Анька девка решательная или решительная. Тут же всё для себя решила и ринулась в соседнюю комнату. Там раздались удары, пощёчины и теперь ещё одна голосила. Вскоре дверь открылась и нарисовалась картина маслом. Анька за косу тащила ползущую за ней на коленях здоровущую девку. Кормилицу. Дуню, кажется.
— Вот она, змеюка подколодная! — Анька пнула женщину. Та ещё громче завыла.
— А ну, стоять! — рыкнул на это Андрей Юрьевич и оторвал жену от кормилицы, — Замолчали все! Тихо, говорю! — пришлось рыкнуть во весь голос ещё раз.
Тишиной это назвать сложно. Орал Ванюшка, стонала Дунька и подвывали Анька и с Ефимией.
— Ты ему что-нибудь кроме груди давала? — поднял за подбородок бьющуюся об пол лбом кормилицу.
— Вот, истинный крест, только титьку и еще водички давала попить, но вода в кувшине у меня в горнице стоит, вот, истинный крест. Я и сама её пью. Зубики мобуть у Ивана Димитриевича режутся.
— Стоп. Да, прекратите вы! — опять повысил голос профессор, — Наверное, и правда, зубки режутся, — он вспомнил, как дочь жаловалась лет пять назад, когда у внука резались зубы именно на эти симптомы, тоже тогда скорую вызывали для малютки. А врачиха отругала дочь и сказала высунуть нос из интернета или прямо там прочитать про то, когда и как режутся первые зубки у детей.
— Так отрави… — продолжала подвывать Анька.
— Зубики режутся. Сейчас придёт знахарка, и я дам команду гридням выпороть вас обеих, чтобы панику не сеяли.
Две малолетние дурочки замолкли наконец, продолжал кричать внук и молиться в голос Дунька.
Ещё через пять минут всклокоченную знахарку привели не менее всклокоченные гридни, и она, после того как палец в рот княжичу сунула, диагноз кормилицы подтвердила.
— Зубик режется. Ничего страшного. Сейчас отвар успокоительный дам. Теперь часто так будет, пока восемь штук не прорежутся.
Утром невыспавшийся и злой на малолеток этих, Андрей Юрьевич дал
