Наследие греха - Рут Ренделл

Они вместе пошли по Хай-стрит. Кое-где над витринами лениво колыхались под ветерком линялые полосатые маркизы. Тени под ними были черны как ночь, и тем более ослепительным казался по контрасту с ними солнечный свет, бивший с синего, как над Средиземным морем, неба. В самой «Карусели» оказалось и душновато, и темновато, а еще пахло аэрозолем от мух.

– Два чая, пожалуйста, – сделал заказ Берден.

– Расскажите мне о Криллингах, – попросил Генри.

– Долгая история, мистер Арчери. Муж миссис Криллинг умер, оставив ее без гроша, так что ей пришлось переехать в город и искать работу. Дочка, Элизабет, с детства была капризной, а мать вконец ее избаловала. Она водила ее к психиатрам – не спрашивайте меня, откуда брались деньги, – а потом, когда ее все же заставили отправить девочку в школу, та стала менять их как перчатки. Успела даже поучиться в школе Святой Екатерины в Сьюингбери, но оттуда ее быстро выгнали. Когда ей было четырнадцать, суд по делам несовершеннолетних рассматривал ее дело как нуждающейся в опеке, и ее забрали у матери. Но после она все равно вернулась к ней. Так часто бывает.

– Думаете, все это из-за того, что в детстве она нашла тело миссис Примеро?

– Может быть. – Майкл поднял голову и улыбнулся официантке, которая принесла чай. – Большое спасибо, мисс. Сахару, мистер Арчери? Нет, мне тоже не нужно. – И он, кашлянув, продолжил: – Думаю, все бы сложилось иначе, будь у нее нормальный дом и семья, но миссис Криллинг всегда была нестабильна. Говорят, она тоже меняла работу за работой, пока наконец не оказалась в каком-то магазине. По-моему, им помогал деньгами кто-то из родственников. Миссис Криллинг то и дело брала на работе выходные под предлогом якобы астмы, хотя на самом деле она просто сошла с ума.

– Ее признали невменяемой?

– Вы даже не представляете себе, сэр, до чего трудно официально признать человека сумасшедшим. Доктор, правда, говорил, что, если увидит ее в истерике, сразу выпишет ей направление в психбольницу, но они же хитрые, эти больные. Пока врача вызовут, пока он приедет, она уже придет в себя и встречает его нормальная, как мы с вами. Правда, пару раз она все же лежала в психиатрической клинике в Стовертоне как добровольный пациент. А года четыре назад завела себе друга – мужчину. В городе только об этом и говорили. Элизабет тогда училась на физиотерапевта. Ну и, короче, вышло так, что бойфренд предпочел старухе-матери молоденькую дочку.

– Mater pulchra, filia pulchrior[9], – пробормотал Арчери.

– Вот именно, сэр. Лиз забросила учебу и ушла жить к нему. Миссис Криллинг опять слетела с катушек и полгода провела в Стовертоне. Выйдя оттуда, она не оставляла молодую чету вниманием – звонила, писала письма, являлась сама, в общем, старалась изо всех сил. Дочка не вытерпела и в конце концов вернулась снова к мамочке. Бойфренд торговал машинами, он и подарил ей «Мини».

Генри вздохнул.

– Не знаю, следует ли мне сейчас говорить об этом, но вы были так добры ко мне, вы и мистер Вексфорд… – заговорил он, и его собеседник почувствовал, как в нем зашевелилось чувство вины. Сам он отнюдь не считал, что они с шефом сделали для Арчери все возможное. – Миссис Криллинг говорила, что если Элизабет – она называет ее деткой – попадет в тюрьму… ведь она может туда попасть, верно?

– Вполне.

– То она расскажет вам что-то, вам или тюремным властям. У меня сложилось впечатление, будто она может сообщить вам некую информацию, которую миссис Криллинг, напротив, желает сохранить в тайне.

– Большое спасибо, сэр. Придется нам подождать и посмотреть, что время покажет.

Пастор допил свой чай. Почему-то он чувствовал себя предателем. Для чего он выдал сейчас миссис Криллинг: чтобы остаться в хороших отношениях с полицией?

– Я подумал, – начал он, пытаясь оправдаться в собственных глазах, – что, может быть, это имеет какое-то отношение к убийству миссис Примеро? Не вижу причин, почему тот дождевик не могла надеть миссис Криллинг. Вы ведь сами говорили, что она нестабильна. Она была там, и возможностей у нее было не меньше, чем у Пейнтера.

Берден покачал головой.

– Но какой мотив? – спросил он с сомнением.

– У сумасшедших свои мотивы, не всегда понятные нормальным людям.

– Но она действительно любит дочь, хотя и по-своему. Она не стала бы брать ее туда, если бы знала.

Арчери заговорил медленно, словно раздумывая над каждым словом:

– На процессе она говорила, что в первый раз пришла в «Приют Победителя» в двадцать пять минут седьмого. Но этому нет никаких доказательств, кроме ее слов. А что, если на самом деле она пошла туда без двадцати семь, сразу после Пейнтера? А потом взяла с собой девочку именно потому, что была уверена: никто не поверит, что мать привела бы с собой ребенка, если бы знала про труп.

– Вы явно поспешили с выбором профессии, сэр, – сказал Берден, вставая. – Вам бы детективом быть. Сейчас бы уже до суперинтенданта дослужились.

– Просто я дал волю фантазии, – сказал Генри и, чтобы избежать дальнейшего поддразнивания, поспешил сменить тему: – Вы не знаете, когда в стовертонской больнице приемные часы?

– Элис Флауэр следующий пункт в вашем списке? Я бы на вашем месте сначала позвонил справиться, можно ли к ней. А посещения у них с семи до половины восьмого.

Глава 8

Дни наши – три раза по два десять и еще десять; И будь даже человек силен и доживи до четырех раз по два десять, дни его – тяготы и печаль.

Элис Флауэр было восемьдесят шесть, немногим меньше, чем ее хозяйке в день смерти. Несколько ударов один за другим скособочили ее старое тело, как бури – старый дом, но тот хоть и был стар, а держался крепко, ибо был построен на века. Он не был изящен и никогда не знал украшательств. У него была одна цель – укрывать от ветров и непогоды.

Пожилая женщина лежала на узкой высокой койке в палате под названием «Жимолость». Там были и другие, похожие на нее старухи, в таких же, как у нее, кроватях. У всех были чистые розовые лица и редкие седые волосы, сквозь которые просвечивала розовая кожа. На каждом прикроватном столике стояли по меньшей мере две вазочки с цветами – взятка своей совести со стороны родственников, которым только и оставалось, что прийти и поболтать со старушками, вместо того чтобы носить за ними судна да обрабатывать пролежни.

– К тебе посетитель, Элис, – сказала медсестра и повернулась к вошедшему следом за ней священнику. – Не пытайтесь поздороваться с ней за руку. Руки у нее не двигаются, зато слух отличный, и болтает она столько, что у осла уши отвалятся ее слушать.

Взор Генри вспыхнул отнюдь не христианской ненавистью, но сестра, если и заметила его реакцию, не обратила на нее внимания.

– Любишь ты почесать язычком, верно, Элис? К тебе преподобный Арчери, – сказала она пациентке.

Болезненно моргнув при этих словах, посетитель подошел к кровати.

– Добрый вечер, сэр, – поздоровалась с ним старушка.

У нее было квадратное лицо с грубой, морщинистой кожей. Паралич двигательных нервов оттянул книзу один уголок рта, так что ее нижняя челюсть постоянно торчала вперед, открывая крупные искусственные зубы. Медсестра суетилась рядом, то поправляя вырез ночной рубахи старой служанки, то укладывая на покрывале ставшие бесполезными руки. Арчери было страшно на них смотреть. Работа обезобразила их, но немощь и отечность натянули и отбелили кожу, так что они стали похожи на руки уродливого младенца. Природная чувствительность и вкус к языку 1611 года, привитый Генри за годы учебы, слились теперь в потоке жалости, которая захлестнула его сердце и вынесла со дна его души такие слова: «Хорошо, добрый и верный слуга, в малом ты был верен, над многим тебя поставлю»[10].

– Вас не огорчит, если я попрошу вас рассказать мне о миссис Примеро, мисс Флауэр? – задал он вопрос негромко, опускаясь в гнутое деревянное кресло.

– Нет, конечно, – ответила за нее сестра, – она обожает говорить о ней.

Больше Арчери терпеть не мог.

– Прошу меня простить, но это частное дело, – заявил он медсестре.

– Частное! Да вся палата знает его вдоль и поперек, оно тут вроде сказки на ночь, уж поверьте! – И сестра с достоинством выплыла из комнаты, шурша накрахмаленной сине-белой формой, бесчувственная, точно автомат.

Голос Элис Флауэр оказался надтреснутым и шероховатым: удары повлияли на мышцы гортани и голосовые связки. Но произношение у нее осталось безукоризненным, усвоенным, как тут же подумал Арчери, за годы работы в кухнях и детских у образованных людей.

– О чем вы хотели меня спросить, сэр? – поинтересовалась она.

– Сначала о семье Примеро.

– О, это несложно! Я много о них знаю. – Из груди женщины вырвался клокочущий кашель, и она отвернулась, чтобы не шокировать посетителя судорожными движениями своего уродливого рта. – Я пришла к миссис Примеро сразу после рождения мальчика…