Бородино (сборник) - Михаил Лермонтов

Демон

(Восточная повесть)

Часть I

   Печальный Демон, дух изгнанья,Летал над грешною землей,И лучших дней воспоминаньяПред ним теснилися толпой;Тех дней, когда в жилище светаБлистал он, чистый херувим,Когда бегущая кометаУлыбкой ласковой приветаЛюбила поменяться с ним,Когда сквозь вечные туманы,Познанья жадный, он следилКочующие караваныВ пространстве брошенных светил;Когда он верил и любил,Счастливый первенец творенья!Не знал ни злобы, ни сомненья,И не грозил уму егоВеков бесплодных ряд унылый…И много, много… и всегоПрипомнить не имел он силы!

   Давно отверженный блуждалВ пустыне мира без приюта:Вослед за веком век бежал,Как за минутою минута,Однообразной чередой.Ничтожной властвуя землей,Он сеял зло без наслажденья,Нигде искусству своемуОн не встречал сопротивленья.И зло наскучило ему.

   И над вершинами КавказаИзгнанник рая пролетал:Под ним Казбек, как грань алмаза,Снегами вечными сиял,И, глубоко внизу чернея,Как трещина, жилище змея,Вился излучистый Дарьял,И Терек, прыгая, как львицаС косматой гривой на хребте,Ревел – и горный зверь и птица,Кружась в лазурной высоте,Глаголу вод его внимали;И золотые облакаИз южных стран, издалекаЕго на север провожали;И скалы тесною толпой,Таинственной дремоты полны,Над ним склонялись головой,Следя мелькающие волны;И башни замков на скалахСмотрели грозно сквозь туманы –У врат Кавказа на часахСторожевые великаны!И дик и чуден был вокругВесь Божий мир; но гордый духПрезрительным окинул окомТворенье Бога своего,И на челе его высокомНе отразилось ничего.

   И перед ним иной картиныКрасы живые расцвели:Роскошной Грузии долиныКовром раскинулись вдали;Счастливый, пышный край земли!Столпообразные раины,Звонко-бегущие ручьиПо дну из камней разноцветных,И кущи роз, где соловьиПоют красавиц, безответныхНа сладкий голос их любви;Чинар развесистые сени,Густым венчанные плющом,Пещеры, где палящим днемТаятся робкие олени;И блеск, и жизнь, и шум листов,Стозвучный говор голосов,Дыханье тысячи растений!И полдня сладострастный зной,И ароматною росойВсегда увлаженные ночи,И звезды яркие, как очи,Как взор грузинки молодой!..Но, кроме зависти холодной,Природы блеск не возбудилВ груди изгнанника бесплоднойНи новых чувств, ни новых сил;И всё, что пред собой он видел,Он презирал иль ненавидел.

   Высокий дом, широкий дворСедой Гудал себе построил…Трудов и слез он много стоилРабам послушным с давних пор.С утра на скат соседних горОт стен его ложатся тени.В скале нарублены ступени;Они от башни угловойВедут к реке, по ним мелькая,Покрыта белою чадрой[5],Княжна Тамара молодаяК Арагве ходит за водой.

   Всегда безмолвно на долиныГлядел с утеса мрачный дом;Но пир большой сегодня в нем –Звучит зурна́[6], и льются вины –Гудал сосватал дочь свою,На пир он созвал всю семью.На кровле, устланной коврами,Сидит невеста меж подруг:Средь игр и песен их досугПроходит. Дальними горамиУж спрятан солнца полукруг;В ладони мерно ударяя,Они поют – и бубен свойБерет невеста молодая.И вот она, одной рукойКружа его над головой,То вдруг помчится легче птицы,То остановится, – глядит –И влажный взор ее блеститИз-под завистливой ресницы;То черной бровью поведет,То вдруг наклонится немножко,И по ковру скользит, плыветЕе божественная ножка;И улыбается она,Веселья детского полна.Но луч луны, по влаге зыбкойСлегка играющий порой,Едва ль сравнится с той улыбкой,Как жизнь, как молодость, живой.

   Клянусь полночною звездой,Лучом заката и востока,Властитель Персии златойИ ни единый царь земнойНе целовал такого ока;Гарема брызжущий фонтанНи разу жаркою пороюСвоей жемчужною росоюНе омывал подобный стан!Еще ничья рука земная,По милому челу блуждая,Таких волос не расплела;С тех пор как мир лишился рая,Клянусь, красавица такаяПод солнцем юга не цвела.

   В последний раз она плясала.Увы! заутра ожидалаЕе, наследницу Гудала,Свободы резвую дитя,Судьба печальная рабыни,Отчизна, чуждая поныне,И незнакомая семья.И часто тайное сомненьеТемнило светлые черты;И были все ее движеньяТак стройны, полны выраженья,Так полны милой простоты,Что если б Демон, пролетая,В то время на нее взглянул,То, прежних братий вспоминая,Он отвернулся б – и вздохнул…

   И Демон видел… На мгновеньеНеизъяснимое волненьеВ себе почувствовал он вдруг.Немой души его пустынюНаполнил благодатный звук –И вновь постигнул он святынюЛюбви, добра и красоты!..И долго сладостной картинойОн любовался – и мечтыО прежнем счастье цепью длинной,Как будто за звездой звезда,Пред ним катилися тогда.Прикованный незримой силой,Он с новой грустью стал знаком;В нем чувство вдруг заговорилоРодным когда-то языком.То был ли признак возрожденья?Он слов коварных искушеньяНайти в уме своем не мог…Забыть? – забвенья не дал Бог:Да он и не взял бы забвенья!..…………………………

   Измучив доброго коня,На брачный пир к закату дняСпешил жених нетерпеливый.Арагвы светлой он счастливоДостиг зеленых берегов.Под тяжкой ношею даровЕдва, едва переступая,За ним верблюдов длинный рядДорогой тянется, мелькая:Их колокольчики звенят.Он сам, властитель Синодала,Ведет богатый караван.Ремнем затянут ловкий стан;Оправа сабли и кинжалаБлестит на солнце; за спинойРужье с насечкой вырезной.Играет ветер рукавамиЕго чухи[7], – кругом онаВся галуном обложена.Цветными вышито шелкамиЕго седло; узда с кистями;Под ним весь в мыле конь лихойБесценной масти, золотой.Питомец резвый КарабахаПрядет ушьми и, полный страха,Храпя косится с крутизныНа пену скачущей волны.Опасен, узок путь прибрежный!Утесы с левой стороны,Направо глубь реки мятежной.Уж поздно. На вершине снежнойРумянец гаснет; встал туман…Прибавил шагу караван.

   И вот часовня на дороге…Тут с давних лет почиет в БогеКакой-то князь, теперь святой,Убитый мстительной рукой.С тех пор на праздник иль на битву,Куда бы путник ни спешил,Всегда усердную молитвуОн у часовни приносил;И та молитва сберегалаОт мусульманского кинжала.Но презрел удалой женихОбычай прадедов своих.Его коварною мечтоюЛукавый Демон возмущал:Он в мыслях, под ночною тьмою,Уста невесты целовал.Вдруг впереди мелькнули двое,И больше – выстрел! – что такое?..Привстав на звонких[8] стременах,Надвинув на брови папах[9],Отважный князь не молвил слова;В руке сверкнул турецкий ствол,Нагайка щелк – и, как орел,Он кинулся… и выстрел снова!И дикий крик и стон глухойПромчались в глубине долины –Недолго продолжался бой:Бежали робкие грузины!

   Затихло все; теснясь толпой,На трупы всадников поройВерблюды с ужасом глядели;И глухо в тишине степнойИх колокольчики звенели.Разграблен пышный караван;И над телами христианЧертит круги ночная птица!Не ждет их мирная гробницаПод слоем монастырских плит,Где прах отцов их был зарыт;Не придут сестры с матерями,Покрыты длинными чадрами,С тоской, рыданьем и мольбами,На гроб их из далеких мест!Зато усердною рукоюЗдесь у дороги, над скалоюНа память водрузится крест;И плющ, разросшийся весною,Его, ласкаясь, обовьетСвоею сеткой изумрудной;И, своротив с дороги трудной,Не раз усталый пешеходПод Божьей тенью отдохнет…

   Несется конь быстрее лани,Храпит и рвется, будто к брани;То вдруг осадит на скаку,Прислушивается к ветерку,Широко ноздри раздувая;То, разом в землю ударяяШипами звонкими копыт,Взмахнув растрепанною гривой,Вперед без памяти летит.На нем есть всадник молчаливый!Он бьется на седле порой,Припав на гриву головой.Уж он не правит поводами,Задвинул ноги в стремена,И кровь широкими струямиНа чепраке его видна.Скакун лихой, ты господинаИз боя вынес как стрела,Но злая пуля осетинаЕго во мраке догнала!

   В семье Гудала плач и стоны,Толпится на дворе народ:Чей конь примчался запаленныйИ пал на камни у ворот?Кто этот всадник бездыханный?Хранили след тревоги браннойМорщины смуглого чела.В крови оружие и платье;В последнем бешеном пожатьеРука на гриве замерла.Недолго жениха младого,Невеста, взор твой ожидал:Сдержал он княжеское слово,На брачный пир он прискакал…Увы! но никогда уж сноваНе сядет на коня лихого!..

   На беззаботную семьюКак гром слетела Божья кара!Упала на постель свою,Рыдает бедная Тамара;Слеза катится за слезой,Грудь высоко и трудно дышит;И вот она как будто слышитВолшебный голос над собой:«Не плачь, дитя! не плачь напрасно!Твоя слеза на труп безгласныйЖивой росой не упадет:Она лишь взор туманит ясный,Ланиты девственные жжет!Он далеко, он не узнает,Не оценит тоски твоей;Небесный свет теперь ласкаетБесплотный взор его очей;Он слышит райские напевы…Что жизни мелочные сны,И стон и слезы бедной девыДля гостя райской стороны?Нет, жребий смертного творенья,Поверь мне, ангел мой земной,Не стоит одного мгновеньяТвоей печали дорогой!

   На воздушном океане,   Без руля и без ветрил,   Тихо плавают в тумане   Хоры стройные светил;   Средь полей необозримых   В небе ходят без следа   Облаков неуловимых   Волокнистые стада.   Час разлуки, час свиданья –   Им ни радость, ни печаль;   Им в грядущем нет желанья   И прошедшего не жаль.   В день томительный несчастья   Ты об них лишь вспомяни;   Будь к земному без участья   И беспечна, как они!»

«Лишь только ночь своим покровомВерхи Кавказа осенит,Лишь только мир, волшебным словомЗавороженный, замолчит;Лишь только ветер над скалоюУвядшей шевельнет травою,И птичка, спрятанная в ней,Порхнет во мраке веселей;И под лозою виноградной,Росу небес глотая жадно,Цветок распустится ночной;Лишь только месяц золотойИз-за горы тихонько встанетИ на тебя украдкой взглянет, –К тебе я стану прилетать;Гостить я буду до денницыИ на шелковые ресницыСны золотые навевать…»

   Слова умолкли в отдаленье,Вослед за звуком умер звук.Она, вскочив, глядит вокруг…Невыразимое смятеньеВ ее груди; печаль, испуг,Восторга пыл – ничто в сравненье.Все чувства в ней кипели вдруг;Душа рвала свои оковы,Огонь по жилам пробегал,И этот голос чудно-новый,Ей мнилось, все еще звучал.И перед утром сон желанныйГлаза усталые смежил;Но мысль ее он возмутилМечтой пророческой и странной.Пришлец туманный и немой,Красой блистая неземной,К ее склонился изголовью;И взор его с такой любовью,Так грустно на нее смотрел,Как будто он об ней жалел.То не был ангел-небожитель,Ее божественный хранитель:Венец из радужных лучейНе украшал его кудрей.То не был ада дух ужасный,Порочный мученик – о нет!Он был похож на вечер ясный:Ни день, ни ночь, – ни мрак, ни свет!..

Часть II