Бородино (сборник) - Михаил Лермонтов

Отчего

Мне грустно, потому что я тебя люблю,И знаю: молодость цветущую твоюНе пощадит молвы коварное гоненье.За каждый светлый день иль сладкое мгновеньеСлезами и тоской заплатишь ты судьбе.Мне грустно… потому что весело тебе.

Из Гете

Горные вершиныСпят во тьме ночной;Тихие долиныПолны свежей мглой;Не пылит дорога,Не дрожат листы…Подожди немного,Отдохнешь и ты.

Ребенку

О грезах юности томим воспоминаньем,С отрадой тайною и тайным содроганьем,Прекрасное дитя, я на тебя смотрю…О, если б знало ты, как я тебя люблю!Как милы мне твои улыбки молодые,И быстрые глаза, и кудри золотые,И звонкий голосок! – Не правда ль, говорят,Ты на нее похож? – Увы! года летят;Страдания ее до срока изменили,Но верные мечты тот образ сохранилиВ груди моей; тот взор, исполненный огня,Всегда со мной. А ты, ты любишь ли меня?Не скучны ли тебе непрошеные ласки?Не слишком часто ль я твои целую глазки?Слеза моя ланит твоих не обожгла ль?Смотри ж, не говори ни про мою печаль,Ни вовсе обо мне. К чему? Ее, быть может,Ребяческий рассказ рассердит иль встревожит…

Но мне ты всё поверь. Когда в вечерний часПред образом с тобой заботливо склонясь,Молитву детскую она тебе шепталаИ в знаменье креста персты твои сжимала,И все знакомые родные именаТы повторял за ней, – скажи, тебя онаНи за кого еще молиться не учила?Бледнея, может быть, она произносилаНазвание, теперь забытое тобой…Не вспоминай его… Что имя? – звук пустой!Дай бог, чтоб для тебя оно осталось тайной.Но если как-нибудь, когда-нибудь, случайноУзнаешь ты его – ребяческие дниТы вспомни, и его, дитя, не прокляни!

А. О. Смирновой

В простосердечии невеждыКороче знать вас я желал,Но эти сладкие надеждыТеперь я вовсе потерял.

Без вас хочу сказать вам много,При вас я слушать вас хочу;Но молча вы глядите строго,И я, в смущении, молчу.Что ж делать?.. Речью неискуснойЗанять ваш ум мне не дано…Всё это было бы смешно,Когда бы не было так грустно…

Тучи

Тучки небесные, вечные странники!Степью лазурною, цепью жемчужноюМчитесь вы, будто как я же, изгнанники,С милого севера в сторону южную.

Кто же вас гонит: судьбы ли решение?Зависть ли тайная? злоба ль открытая?Или на вас тяготит преступление?Или друзей клевета ядовитая?

Нет, вам наскучили нивы бесплодные…Чужды вам страсти и чужды страдания;Вечно холодные, вечно свободные,Нет у вас родины, нет вам изгнания.

Валерик

Я к вам пишу случайно; право,Не знаю как и для чего.Я потерял уж это право.И что скажу вам? – ничего!Что помню вас? – но, Боже правый,Вы это знаете давно;И вам, конечно, всё равно.

И знать вам также нету нужды,Где я? что я? в какой глуши?Душою мы друг другу чужды,Да вряд ли есть родство души.Страницы прошлого читая,Их по порядку разбираяТеперь остынувшим умом,Разуверяюсь я во всем.Смешно же сердцем лицемеритьПеред собою столько лет;Добро б еще морочить свет!Да и притом что пользы веритьТому, чего уж больше нет?..Безумно ждать любви заочной?В наш век все чувства лишь на срок;Но я вас помню – да и точно,Я вас никак забыть не мог!

Во-первых, потому, что многоИ долго, долго вас любил,Потом страданьем и тревогойЗа дни блаженства заплатил;Потом в раскаянье бесплодномВлачил я цепь тяжелых летИ размышлением холоднымУбил последний жизни цвет.С людьми сближаясь осторожно,Забыл я шум младых проказ,Любовь, поэзию, – но васЗабыть мне было невозможно.

И к мысли этой я привык,Мой крест несу я без роптанья:То иль другое наказанье?Не всё ль одно. Я жизнь постиг;Судьбе, как турок иль татарин,За всё я ровно благодарен;У Бога счастья не прошуИ молча зло переношу.Быть может, небеса ВостокаМеня с ученьем их пророкаНевольно сблизили. ПритомИ жизнь всечасно кочевая,Труды, заботы ночь и днем,Всё, размышлению мешая,Приводит в первобытный видБольную душу: сердце спит,Простора нет воображенью…И нет работы голове…Зато лежишь в густой травеИ дремлешь под широкой теньюЧинар иль виноградных лоз;Кругом белеются палатки;Казачьи тощие лошадкиСтоят рядком, повеся нос;У медных пушек спит прислуга,Едва дымятся фитили;Попарно цепь стоит вдали;Штыки горят под солнцем юга.Вот разговор о старинеВ палатке ближней слышен мне;Как при Ермолове ходилиВ Чечню, в Аварию, к горам;Как там дрались, как мы их били,Как доставалося и нам;И вижу я неподалекуУ речки, следуя пророку,Мирной татарин свой намазТворит, не подымая глаз;А вот кружком сидят другие.Люблю я цвет их желтых лиц,Подобный цвету ноговиц,Их шапки, рукава худые,Их темный и лукавый взорИ их гортанный разговор.Чу – дальний выстрел! ПрожужжалаШальная пуля… славный звук…Вот крик – и снова всё вокругЗатихло… но жара уж спа́ла,Ведут коней на водопой,Зашевелилася пехота;Вот проскакал один, другой!Шум, говор. Где вторая рота?Что, вьючить? – что же капитан?Повозки выдвигайте живо!«Савельич!» – «Ой ли?» – «Дай огниво!»Подъем ударил барабан –Гудит музыка полковая;Между колоннами въезжая,Звенят орудья. ГенералВперед со свитой поскакал…Рассыпались в широком поле,Как пчелы, с гиком казаки;Уж показалися значкиТам на опушке – два, и боле.А вот в чалме один мюридВ черкеске красной ездит важно,Конь светло-серый весь кипит,Он машет, кличет – где отважный?Кто выдет с ним на смертный бой!..Сейчас, смотрите: в шапке чернойКазак пустился гребенской;Винтовку выхватил проворно,Уж близко… выстрел… легкий дым…Эй вы, станичники, за ним…Что? ранен!.. – Ничего, безделка…И завязалась перестрелка…

Но в этих сшибках удалыхЗабавы много, толку мало;Прохладным вечером, бывало,Мы любовалися на нихБез кровожадного волненья,Как на трагический балет;Зато видал я представленья,Каких у вас на сцене нет…

Раз – это было под Гихами –Мы проходили темный лес;Огнем дыша, пылал над намиЛазурно-яркий свод небес.Нам был обещан бой жестокий.Из гор Ичкерии далекойУже в Чечню на братний зовТолпы стекались удальцов.Над допотопными лесамиМелькали маяки кругом;И дым их то вился столпом,То расстилался облаками;И оживилися леса;Скликались дико голосаПод их зелеными шатрами.Едва лишь выбрался обозВ поляну, дело началось;Чу! в арьергард орудья просят;Вот ружья из кустов <вы>носят,Вот тащат за ноги людейИ кличут громко лекарей;А вот и слева, из опушки,Вдруг с гиком кинулись на пушки;И градом пуль с вершин деревОтряд осыпан. Впереди жеВсё тихо – там между кустовБежал поток. Подходим ближе.Пустили несколько гранат;Еще подвинулись; молчат;Но вот над бревнами завалаРужье как будто заблистало;Потом мелькнуло шапки две;И вновь всё спряталось в траве.То было грозное молчанье,Не долго длилося оно,Но <в> этом странном ожиданьеЗабилось сердце не одно.Вдруг залп… глядим: лежат рядами,Что нужды? здешние полкиНарод испытанный… «В штыки,Дружнее!» – раздалось за нами.Кровь загорелася в груди!Все офицеры впереди…Верхом помчался на завалы,Кто не успел спрыгнуть с коня…«Ура!» – и смолкло. – «Вон кинжалы,В приклады!» – и пошла резня.И два часа в струях потокаБой длился. Резались жестоко,Как звери, молча, с грудью грудь,Ручей телами запрудили.Хотел воды я зачерпнуть…(И зной и битва утомилиМеня), но мутная волнаБыла тепла, была красна.

На берегу, под тенью дуба,Пройдя завалов первый ряд,Стоял кружок. Один солдатБыл на коленах; мрачно, грубоКазалось выраженье лиц,Но слезы капали с ресниц,Покрытых пылью… на шинели,Спиною к дереву, лежалИх капитан. Он умирал;В груди его едва чернелиДве ранки; кровь его чуть-чутьСочилась. Но высоко грудьИ трудно подымалась, взорыБродили страшно, он шептал…«Спасите, братцы. – Тащат в горы.Постойте – ранен генерал…Не слышат…» Долго он стонал,Но всё слабей и понемногуЗатих и душу отдал Богу;На ружья опершись, кругомСтояли усачи седые…И тихо плакали… потомЕго остатки боевыеНакрыли бережно плащомИ понесли. Тоской томимый,Им вслед смотрел <я> недвижимый.Меж тем товарищей, друзейСо вздохом возле называли;Но не нашел в душе моейЯ сожаленья, ни печали.Уже затихло всё; телаСтащили в кучу; кровь теклаСтруею дымной по каменьям,Ее тяжелым испареньемБыл полон воздух. ГенералСидел в тени на барабанеИ донесенья принимал.Окрестный лес, как бы в тумане,Синел в дыму пороховом.А там вдали грядой нестройной,Но вечно гордой и спокойной,Тянулись горы – и КазбекСверкал главой остроконечной.И с грустью тайной и сердечнойЯ думал: Жалкий человек.Чего он хочет!.. небо ясно,Под небом места много всем,Но беспрестанно и напрасноОдин враждует он – зачем?»Галуб прервал мое мечтанье,Ударив по плечу; он былКунак мой; я его спросил,Как месту этому названье?Он отвечал мне: «Валерик,А перевесть на ваш язык,Так будет речка смерти: верно,Дано старинными людьми».«А сколько их дралось примерноСегодня?» – «Тысяч до семи».«А много горцы потеряли?»«Как знать? – зачем вы не считали!»«Да! будет, – кто-то тут сказал, –Им в память этот день кровавый!»Чеченец посмотрел лукавоИ головою покачал.

Но я боюся вам наскучить,В забавах света вам смешныТревоги дикие войны;Свой ум вы не привыкли мучитьТяжелой думой о конце;На вашем молодом лицеСледов заботы и печалиНе отыскать, и вы едва лиВблизи когда-нибудь видали,Как умирают. Дай вам богИ не видать: иных тревогДовольно есть. В самозабвеньеНе лучше ль кончить жизни путь?И беспробудным сном заснутьС мечтой о близком пробужденье?

Теперь прощайте: если васМой безыскусственный рассказРазвеселит, займет хоть малость,Я буду счастлив. А не так?Простите мне его как шалостьИ тихо молвите: чудак!..

Завещание