Мрачные ноты (ЛП) - Годвин Пэм

Фыркнув, он напряженно смотрит вперед, сжимая пальцами руль. Пальцами, которыми я не могу терпеть прикосновения.

Прескотт прислоняется головой к подголовнику.

— Не желаю тебя ни с кем делить.

— Какая жалость.

— Бл*д, Айвори! Какая же ты... — Он потирает гладко выбритую щеку и смягчает тон. — У меня появилось больше денег. Я заплачу тебе больше, намного больше остальных, только бы ты перестала с ними видеться. Назови сумму.

Он не сможет себе этого позволить. Я мысленно суммирую ежемесячные коммунальные услуги, ипотеку, продукты и школьные принадлежности. Черт, это большие деньги. Но сделав глубокий вдох, я называю ему сумму.

— Будет сделано.

Что? Его чертово пособие в состоянии оплатить все мои счета?

Я обнимаю себя руками.

— Все, что от меня требуется, это перестать помогать другим?

— Да, и перестать меня отвергать. — Его пальцы обхватывают мое колено, подтягивая к себе ногу.

— Я... я, — Задыхаюсь, когда пытаюсь ослабить его хватку. — Я не могу. — С ним бесполезно бороться. — Отпусти.

— Я собираюсь заполучить тебя в любом случае. Перестань всё усложнять. — Он отпускает ногу и поднимает руки. — Как, по-твоему, это выглядит?

Отстраняясь к двери, я закрываю лицо рукой. Черт, какой у меня выбор?

Могу отказаться от Прескотта, забыть о его деньгах, и попытаться компенсировать потерянные средства с другими парнями, которые хотят того же, чего и он.

Или скажу им всем отвалить, обрушив на себя ипотечный дефолт. Мне еще нет восемнадцати. Я могу пойти в социальную службу и объяснить свою ситуацию. Может, они возьмут меня на воспитание. Возможно, есть шанс, что новый дом будет слишком далеко от Ле Мойн. Могу ли я доверить свое будущее какому-то взрослому, который решит, какую школу мне посещать? И что насчет Шуберта? Временная семья может не позволить мне взять его с собой. Мое сердце сжимается при одной мысли об этом. Он ведь не просто кот. Шуберт — последний подарок моего отца перед смертью. Он единственное живое проявление любви, которое у меня осталось.

Или я могу принять предложение Прескотта, вытерпеть хотя бы один школьный член и оставить себе дом, учебу и кошку.

Слезы давят на глаза, когда я заставляю себя ответить.

— Окей.

— Окей? — Он приподнимается, поворачиваясь всем телом ко мне. — Значит, окей... — Он кружит по кругу в поисках пустого заросшего участка, и останавливается, когда его взгляд упирается на заднее сиденье. — Выходи.

Дрожащими руками кладу на пол папки с заданиями, открываю дверцу и шагаю в клубок виноградников.

Он выходит из машины и мгновенно оборачивается ко мне. Оскал искажает его лицо, когда он открывает дверцу заднего сиденья.

— Сюда. На спину.

Нет, нет, нет. Моим легким трудно дышать, а каждая мышца будто скованна.

— Айвориии, — рычит он. — Так не пойдет. Я не заплачу ни цента, пока не побалую свой член.

Боже, в его руках уже находится презерватив.

Высокая трава колет лодыжки. Щебетание ночных насекомых доносится из темного разбитого асфальта. Где-то вдалеке лает собака. Другая присоединяется к ней. Но этот ужасный звук расстегивающейся молнии скрипом отдается в ушах.

Прескотт держит в руке свой толстый и набухший член, указывая прямо на меня и раскатывая на нем презерватив. Подкатывает тошнота, и рот наполняется слюной.

Когда он встречает мой взгляд, его решительное выражение лица выглядит в лунном свете призрачным и зловещим.

— Выбирай: сдаешься сразу или чуток поборемся? Один из двух вариантов принесет тебе больше денег.

Все расплывается из-за слез. Я пошла на эту сделку, зная, что будет дальше. Необходимо собраться с духом, Айвори.

Поворачиваясь к двери и прикрыв глаза ладонями, скольжу на заднее сиденье.

Мой мозг уже тянется к мрачным нотам 9-й сонаты Скрябина. Мелодия проигрывается в голове, когда вес его тела прижимает мою спину к сиденью. Я представляю себе сложную комбинацию нажатия клавиш, когда он отодвигает в сторону трусики и, кряхтя, толкается в меня. Так сухо, так чертовски больно, жжение между ног вызывает еще больше слез. Я фокусируюсь внутри себя, блокируя его. И почти потерялась в неблагозвучной музыке собственного разума, когда из кармана Прескотта раздается мелодия звонка.

— Черт. — Он шарит руками в районе ног и вытаскивает телефон из кармана брюк. — Твою мать!

— Слезь с меня!

— Нет. Мне нужно ответить, поэтому держи рот на замке.

Я тычу ему в грудь, но он не шевелится. Его бедра толкаются сильнее, когда ненависть вытекает огромными каплями из моих глаз.

— Это моя мать. — Он располагает телефон на сиденье позади моей головы, звонок веселой трелью заставляет кровоточить мой слух. — Если она услышит тебя, я потеряю все карманные деньги. И ты... — Его палец парит над экраном, когда он упирается в меня бедрами. — Тебя вышвырнут из школы.

Прежде чем я собираюсь сказать ему, что он долбаный кретин, он пальцем нажимает на экран и включает громкую связь.

— Что случилось, мам? — Прескотт приподнимает таз и плюхается обратно на меня; от экрана исходило сияние, отображая на его лице голодный взгляд.

— Где ты? — голос декана рявкает в трубку.

— Дома у Эйвери.

Кто такая Эйвери? Я извиваюсь под ним всем телом, желая с этим покончить.

— Ты будто запыхался, — говорит она.

Он хватает меня за грудь и сжимает.

— Поднимаю тяжести. У нее есть милая комната для тренировок.

— Да? Передай ее матери от меня привет. Нам бы с ней встретиться за чашкой чая.

— Ага.

— Держи свои руки при себе, сынок. Я не хочу никаких проблем с ее родителями.

Я прикусываю губу, чтобы не заплакать. Его движения учащаются, превращаясь в неравномерные толчки. Слава богу, он уже близок. Но как он может заниматься этим, разговаривая со своей матерью? Он так омерзителен, что моя кожа испытывает отвращение повсюду, даже через одежду, где проникает его жар.

— Я видела, как ты разговаривал с этой девчонкой Вестбрук за обедом, — говорит декан.

Мой пульс зашкаливает, но Прескотт в совершенно другом измерении. С разинутым ртом в беззвучном крике, его тело судорожно подергивается, испуская освобождение. Как только он кончает, я отталкиваю его от себя.

— Прескотт? — декан выдыхает в трубку. — Ты слушаешь меня?

— Да, Айвори милая. — Он уставился на меня, опаляя своим дыханием. Милая, бл*дь. Не отводя взгляда, Прескотт проговаривает громко: — Не понимаю, почему ты ее не терпишь.

— Она пытается забрать у тебя место в Леопольде. Кроме того, у нее репутация той, кто водится с мальчиками в школе. Держись от нее подальше.

Он почесывает пальцем бровь.

— Да, хорошо. Мне нужно идти.

— Прескотт...

Он отключает телефон и бросает его на переднее сиденье.

— Ты кончила?

Я отворачиваюсь от него, тайно вытирая слезы и рыча в ответ.

— Конечно нет, придурок.

Он и впрямь думает, что мне понравилось? Я никогда не испытывала оргазма, по крайней мере, я даже об этом не знаю. Но если я способна почувствовать подобное, то только не с ним.

— Кто такая Эйвери? — Поправляю трусики и задираю юбку.

Он снимает презерватив и подтягивает брюки.

— Моя девушка.

— Девушка? — В горле образуется огромный комок. — Почему ты изменяешь ей?

— Она просто ханжа, а ты нет. Верно? — Он тянется к вырезу на моей рубашке.

Я бью его по руке и хватаю сумку с переднего сиденья.

— Могу поспорить, ты трахалась с бо́льшим количеством парней, чем количество клавиш на фортепиано.

Восемьдесят восемь? Когда я открываю дверь и выпрыгиваю наружу, духота обволакивает мое лицо. Правда в том, что я сама не уверена в количестве. Может, половина? Может, больше.

Он вылезает с другой стороны и встречает меня взглядом поверх машины.

— Пятьдесят два белых парня Ле Мойн и тридцать шесть черных парней Трема. Я прав?

Пятьдесят две белые клавиши и тридцать шесть черные.

Он думает, что умен, раз проводит такую больную аналогию. Но Прескотт понятия не имеет, насколько вредны его комментарии. Да, у меня было много секса с разными парнями. Не весь мой опыт был похож на такой, как этот. Иногда я настолько слаба, что физически не в силах остановить их. Иногда чувствую себя обманутой, продажной, пойманной в ловушку... Когда была моложе, я позволяла парням трогать себя от дурацкой безысходности в любви, но в конце концов поняла, что нет ничего ласкового в набухшем пенисе. Тем не менее, порой становится интересно, будет ли на этот раз по-другому. Возможно, кто-то станет любить и обнимать меня крепко. Наверное, мне станет лучше, чтобы вновь оказаться в ловушке.