Мрачные ноты (ЛП) - Годвин Пэм

Когда раздается последний звонок, ученики выходят из класса, за исключением Айвори, которая ставит свои вещи на стол, находящийся возле двери, и смотрит на меня с нетерпением.

— Разве у других студентов нет частных уроков?

— У Себастьяна Рот и Лестера Тьерри есть собственные репетиторы дома.

— Я знаю. — Она морщит лоб. — Но Крис и Сара всегда занимаются здесь.

— Они решили обучаться под руководством миссис Ромеро.

Вчера при встрече с Крисом и Сарой я подкинул им предложение, намекая, что у другого преподавателя фортепиано имеются некоторые свободные места, и ее более мягкий подход будет наилучшим для них. Это правда только отчасти. Миссис Ромеро обучает более младшие классы, и у нее забот полон рот. Но она работает на меня, поэтому я определяю ее график.

Губы Айвори приоткрывается, когда она переваривает новости.

— Означает ли это, что вы будете полностью принадлежать мне с трех до семи вечера каждый день?

Черт меня побери! Мне нравится, как это звучит.

Ее глаза становятся широкими.

— Вот черт, я имела в виду...

— Я понял, и, да, я буду вашим наставником.

Как правило, я предпочитаю подготавливать одного или двух студентов одновременно. Хотя мои намерения относительно Айвори имеют мало общего с развитием ее личности. Когда дело доходит до самобичевания, я стараюсь быть преподавателем, безрассудно пытающимся воздерживаться на протяжении школьного года с чересчур болезненными синими яйцами.

Я закрываю дверь и пробираюсь к углу L-образной комнаты. Прислонившись бедром к роялю «Бёзендорфер», я жду, когда она присоединится ко мне, а затем постукиваю костяшками пальцев по гладкой черной поверхности.

— Четыре часа каждый день.

Огромная усмешка овладевает ее прекрасным ртом.

— Не буду тратить ваше время.

— Нет, не будете. — Я мог бы смотреть на нее двадцать четыре часа в сутки и ощущать себя самым извращенным человеком в мире. Но если не выкину подобные мысли из головы, наше совместное времяпрепровождения закончится еще до того, как начнется. — Вы практиковались прошлой ночью?

— Безусловно.

Айвори полностью расслаблена и никоим образом не проявляет уязвимость. Она говорит правду, что объясняет ее вчерашнее местонахождение.

— Где именно вы практиковались? — Я стараюсь перефразировать вопрос, поскольку она поймет, что я знаю о том, что ее не было дома. — У вас есть пианино?

— Больше нет. — Прядь ее темно-каштановых волос выскальзывает из-за уха и спадает на плечо. Девушка собирает ее у изгиба шеи, скручивая у груди. — Моя мама продала пианино моего отца после его смерти.

Моего отца, а не моего папочки. Я прикусываю щеку с внутренней стороны, скрывая довольство.

— Недалеко от моего дома есть музыкальный магазин. — Глядя на меня, она упирается локтем о пианино, полностью отражая мое положение. — Его владелец разрешает мне тренироваться на «Стейнвэй» до одиннадцати часов каждый вечер.

Это совпадает с тем временем, когда она вернулась домой. Так почему я не могу избавиться от ощущения, что Айвори что-то скрывает?

Потому что она не смотрит на меня. Девушка играет с кончиками своих волос, и где бы она ни витала в облаках, она отвлечена молчанием.

Дотрагиваясь пальцем до ее подбородка, приподнимаю его, чтобы привлечь ее внимание.

— Пришло время окончить наш предыдущий разговор.

Она поджимает губы.

— Кто требовал от вас непристойных услуг?

Айвори поворачивается и присаживается за фортепиано.

— Никакой лжи?

— Я не обучаю лжецов, мисс Вестбрук.

Она согласно кивает головой, но выражение ее лиц мрачное.

— Правда в том, что мне нужна ваша помощь. — Ее пальцы с легкостью пробегаются по клавишам. — Вот с этим. Освоением фортепиано. — Она растягивает их. — Я лучшая пианистка в этой школе, знаете ли.

— Так ли это?

Девушка смотрит на меня сквозь ресницы.

— Возможно, я даже лучше вас.

Желудок ухает вниз, когда она так возбуждающе улыбается.

— Давайте не будем увлекаться.

— Вы правы. — Она изучает свои пальцы на клавишах. — Мне нужно еще многому научиться. Но, благодаря великолепному учителю и его достаточному вниманию, я смогу выйти отсюда в конце года. Из Трема. Вот вся честность, которую я могу дать вам, мистер Марсо. — Она опускает руки на колени и смотрит на меня умоляющими глазами. — Если вы будете уделять слишком много внимания другим аспектам моей жизни, вещам, не связанных с моим талантом, то это повредит моему будущему. И если вы привлечете социальные службы, они отнимут у меня все мои возможности.

Сейчас она признает, что мне вряд ли понравятся факты, которые я найду, когда буду рыться в ее истории. У меня нет намерения привлекать социальные службы, и ей не нужно знать о том, насколько я готов к расследованию, чтобы узнать о ней.

Но предпочитаю услышать ответ сначала от нее.

— Отвечайте на вопрос.

— Пожалуйста, я не могу.

Это все, что мне нужно. Соблазнительный звук ее мольбы одним придыханием — и она владеет каждым нервом моего тела. Я жажду услышать его, когда она будет стоять на коленях, освобождая меня от штанов, направляя к своему рту.

Держи себя в руках, придурок.

Понятно же, что она не скажет, кто использует ее. Но я выясню это.

— Ладно. — Указываю на фортепиано. — Сыграйте для меня.

Айвори поправляет сиденье, выскальзывает из поношенных туфель и кладет стопы на педали. Положив ладони на колени, она интересуется у меня.

— Барокко? Классика? Джаз?

— Удивите меня.

Она успокаивает свое дыхание, пока ее взгляд устремлен на клавиши. Кажется, будто поток спокойствия проходит через нее, когда Айвори расслабляется, а лицо смягчается. Затем, поднимая руки, наклоняя голову над клавишами, будь я проклят, ее пальцы кружат в воздухе. Исполнение концерта, который она выбрала, — чистое безумие, с высокой темповой сложностью и слишком большим количеством нот. «Исламей» Балакирева — одна из самых сложных каденций во всем классическом фортепианном репертуаре, и она исполняет ее как профессионал.

Айвори словно торнадо из ловких движений запястий, ожесточенных пальцев и раскачивающихся бедер. Ее подбородок колышется, голова дергается в такт сильным ударам, а выражение лица полностью сфокусированное. Но мой критический слух не упускает ее промахи. Когда она сильно ударяет по аккордам, ускоряясь слишком быстро, проигрывает все шестнадцать нот, как восьмые триоли.

Вот почему я не играю эту часть. Я освоил ее еще в колледже, но это же чертов кошмар. Трудность и неловкость в расположении пальцев, левая рука прыгает через правую, и последние восемь минут я весь в поту. Кроме того, я не поклонник классической интерпретации, что звучит иронично, поскольку занимаю место в симфоническом оркестре Луизианы.

Несмотря на минимальные ошибки Айвори, она блестяще манипулирует ритмом, следуя установленным правилам наряду со своими художественными убеждениями. В конце каждой музыкальной фразы я выдыхаю вместе с ней и наклоняюсь ближе, когда она ударяет по клавишам, полностью загипнотизированная взлетом и падением своих рук. Айвори вдыхает жизнь в ноты, соединяя их в поперечную и тактовую черту, что делает это лучшим исполнением, которое я когда-либо слышал.

Она заканчивает взмахом рук и тихонько вздыхает. Пот стекает капелькой вдоль линии волос, пока ее руки дрожат на коленях.

Проходит довольно много времени, прежде чем девушка прочищает горло, бросая на меня взгляд.

— Что скажете?

— Вы слишком тяжело тянете ноты. Ваше рубато грубое и быстрое. При исполнении вы допускаете слишком много ошибок.

Она кивает, опуская плечи.

— Это музыкальный инструмент, мисс Вестбрук. Не оружие. Вы создаете музыку, а не стреляете нотами по слушателям.

— Я знаю, — проговаривает она тихо. — Выступление — это искусство, которое я все еще... пытаюсь... — Подбородок Айвори дрожит, а слезы блестят в глазах, когда она отворачивается и шепчет себе под нос: «дерьмо».