Дебаты под Martini - Кристофер Бакли
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Славные? Массовые убийцы-труженики? Или массовые спасители? Вызывают симпатию?
Я отправился на встречу с миловидной дамой из Института табачной промышленности. Она оказалась очень привлекательной и… очень высокой. Не хочу заниматься любительской психологией, но подозреваю, что для женщины совсем не просто иметь рост под два метра, особенно если учесть, что она так вытянулась еще будучи подростком, и есть вероятность, пусть и небольшая, что у нее в душе накопилась озлобленность, с которой она борется по сей день. (Но это не мое дело, поэтому спрашивать я не стал.) Однако меня удивило, что до этого она работала в Министерстве здравоохранения, просвещения и социального обеспечения.
— На прощальной вечеринке они собирались подарить мне доклад министра здравоохранения с дарственной надписью, — улыбнувшись, сказала она, — но передумали.
Мне хотелось узнать, каково это — быть продавцом смерти. Конечно, я не выразился так прямо. «Ну, — сказала она, — это непросто». «Могу себе представить», — сказал я. «Присылают угрозы», — сказала она. «И что же вы с ними делаете?» — спросил я. «Выкидываю», — ответила она.
Однажды она присутствовала на симпозиуме по здравоохранению (это входит в ее обязанности: посещать симпозиумы по здравоохранению), — должно быть, ей оказали там действительно теплый прием, особенно Эверетт Кооп, грозный министр в отставке, похожий на капитана Ахава[84]. Кто-то припомнил, что раньше она работала в Минздраве. И он сказал: «Лучше бы она стала проституткой на Четырнадцатой улице». Не думаю, что такое легко выкинуть из головы.
Я спросил: «Как вы представляетесь при знакомстве?» «Ну, — ответила она, — конечно же, не заявляю напрямик, что работаю в Институте табачной промышленности». Для начала она сообщает, что «специализируется на связях с общественностью». Если просят уточнить, она говорит: «Я работаю в торговой ассоциации». Если опять просят уточнить, она меняет торговую ассоциацию на «крупного производителя». Потом она добавила: «Ведь никогда не знаешь заранее, вдруг мать этого человека только что умерла от рака». Тут я сочувственно покачал головой и подумал: «Черт, должно быть, это ужасно».
— Но почему? — робко пробормотал я. — Что…
— …такая милая девушка, как я, делает в подобном месте? — закончила она мой вопрос.
— Да! — воскликнул я. — Почему? Она выпускает дым — как Лорен Бэкол.
— Я выплачиваю ипотечный кредит.
Конечно же, именно так яппи защищались бы на Нюрнбергском процессе: «Я же просто выплачивал ипотечный кредит!» Эта женщина меня восхищает. В царстве моральных слепцов она обзавелась эхолокатором, как летучая мышь. Провожая меня к выходу, она указывает пальцем на брошюру в лотке для бумаг. Рядом лежит пачка сигарет «Смерть» — такая марка сигарет, на пачке ничего не написано, только нарисован белый череп на черном фоне. В самом деле, Институт табачной промышленности не мог придумать ничего лучше, чем сигареты «Смерть».
Но вернемся к брошюре. Вот ее название: "Как помочь молодежи сказать табаку «нет». Моя собеседница говорит:
— Вот чем я горжусь больше всего.
Эта фраза произвела впечатление. Мое восхищение ее способностью придерживаться прямо противоположных точек зрения, и без того огромное, возросло еще больше. Если подумать, этак и Геббельс мог бы стать автором брошюры под заглавием «Фюрер и евреи — история любви».
О, боже! Я обещал не впадать в морализаторство. Я писатель, и это не мое дело. Просто у меня самого есть дети, и… нет, вернемся к нашему повествованию.
В то время в новостях много внимания уделялось полемике вокруг Старины Джо, знаменитого одногорбого верблюда с пачки сигарет «Кэмел», нос которого некоторым напоминает пенис. «Кэмел» начал новую рекламную кампанию, центром которой стал Старина Джо: нацепив солнечные очки, он играет на саксофоне, режется в бильярд и перемигивается с девушками. Концерн «Набиско» тратит на рекламу с участием Старины Джо около семидесяти пяти миллионов долларов в год. Табачные компании утверждают, что они не — повторю: не — пытаются привлечь новых потребителей. Они просто стремятся укрепить престиж своего бренда-и подорвать престиж другого, стараясь убедить крошечный, малюсенький процент курильщиков перейти на сигареты их марки.
В результате рекламной кампании со Стариной Джо доля «Кэмел» на нелегальном рынке, охватывающем детей и подростков, выросла с пяти до тридцати двух процентов. Матери пришли в ярость. Даже «Век рекламы», отраслевой журнал, принадлежащий компании «Маммон»[85], опубликовал обличительную статью о Старине Джо, — впрочем, пользы от этого было немного. Старина Джо и по сей день среди нас, он играет на своем саксофоне.
Между тем за океаном торгпред США начал принуждать страны Тихоокеанского бассейна — Тайвань, Японию, Южную Корею и прочие — открыть свои рынки для американского табака. До того времени эти страны не разрешали рекламу табачных изделий. И тут за дело берется торгпред США, грозя некой «санкцией номер триста один», названной по номеру раздела в Торговом соглашении от тысяча девятьсот семьдесят четвертого года, которое дает президенту право вводить карательные тарифы на иностранные товары в случае, если их страна-производитель проводит дискриминационную политику в отношении «Мальборо» и других, не позволяя «Мальборо» и другим рекламировать свою продукцию — и не важно, что реклама сигарет запрещена законом.
Как и следовало ожидать, эти страны не выдержали давления американского правительства. И каков счастливый итог? Только за первый год рекламы американских табачных изделий в Южной Корее количество курящих среди мальчиков-подростков выросло с восемнадцати до тридцати процентов. Среди девочек-подростков — с двух до девяти процентов. В других странах отмечались те же тенденции.
По подсчетам Всемирной организации здравоохранения, от настоящего времени до конца столетия курение в развитых странах убьет двести пятьдесят миллионов человек. То есть примерно каждого пятого жителя США.
Понятно, что табачная промышленность делает все от нее зависящее, чтобы помочь молодежи сказать курению «Нет». Я распрощался с дамой из Института табачной промышленности, испытывая теплые, но смешанные чувства.
Мой следующий друг работает в Институте пива. Институт Пива! Я пришел к нему сразу же после встречи с главой лобби по крепким спиртным напиткам — Совета по дистиллированному алкоголю Соединенных Штатов Америки. Они ненавидят друг друга, производители пива и крепких спиртных напитков. Почему? Из-за спорного налогового вопроса под названием «эквивалентность». Если одна порция пива и одна порция виски с содовой содержат одинаковое количество этанола, тогда, говорят люди из СДА США правительству, вы должны облагать пиво таким же налогом, каким облагаете нас. И это заставляет пивоваров — особенно Оги Курса — сильно нервничать.
Поэтому я предпочитаю не говорить пивоварам, что общаюсь с перегонщиками.
Мой пивовар — что за парень! Красавец с накачанными мускулами, со всеми накоротке. Называет меня «старик», хотя мы знакомы лишь десять минут. На его рабочем столе лежит последний выпуск «Отчетности о несчастных случаях со смертельным исходом» Департамента транспорта. На книжной полке: глиняные пивные кружки, бутылки из-под пива экзотических марок. На стене: диплом Летней школы по изучению спиртных напитков. Мне ужасно хочется спросить, умеют ли в Летней школе по изучению спиртных напитков устраивать вечеринки. Рядом висит фото с автографом, на котором изображены он, его жена и президент Буш.
Он много работает. Несмотря на один серьезный недостаток. Он терпеть не может летать, а бывали времена, когда ему доводилось налетать до миллиона миль в год. Однажды в самолет ударила молния. Он выпил пятнадцать порций алкоголя, чтобы прийти в себя. После того случая он так боится самолетов, что ему приходится напиваться перед каждым рейсом.
— А это иногда приводит к неприятностям, — признается он.
Он устраивает мне tour d'horizon[86] no миру пива. Картина далеко не безоблачная. Вот уже десять лет, как продажи остаются примерно на одном уровне — нео-прогибиционизм[87] на подъеме. Лицемерие цветет пышным цветом. Конгрессмен Джо Кеннеди-второй требует клеить на пивные бутылки еще больше этикеток с предупреждениями. Знаете, когда кто-нибудь из Кеннеди ратует за высокие моральные принципы в отношении алкоголя, ничего хорошего ждать не приходится.
— Мы ежегодно делаем миллионные вливания в безопасность дорожного движения, — говорит он.
А какова благодарность? Никакой, nada, rien, прошло-забыто. Неблагодарные. Мы с ним обсуждаем правительственную «Теорию контролируемой доступности», суть которой в том, что, если товар обложить налогом, покупать его будут меньше. Он цитирует Гиммлера: