Живем только раз - Марина Серова

— Может, потанцуем? — предложила Инна.

Общество поддержало. Все поднялись. Люська, конечно, немного обиделась, что так бесцеремонно нарушили ее покой. Обиженно зевнув, кошка уселась, глядя на костер и на останки кучерявого, щуря свои зеленые глаза.

Пират принялся скакать с лаем вокруг нас, мол, чего взбесились? Кушайте, делитесь косточками — и тихо-мирно в домик.

Но из динамиков зазвучал голос Рики Мартина — ну очень заводит! И понеслось… Народ бесновался. В том числе и я, забыв обо всем на свете. Одним словом, полный уход от реальности.

Тамаре уже не мешало незнание языка. Ее тоже увлек Рики Мартин.

А еще она была просто счастлива оттого, что ее путешествие закончилось благополучно. Что ее славная талантливая переводчица Мананка почивала в теплой постельке. Короче, все было о’кей.

И, конечно, не смутила смена погоды. Никого не волновали обдрипанные куртки, наброшенные на плечи.

— А пойдемте-ка купаться, — вдруг мечтательно произнесла Нина.

На мой взгляд, идея была совершенно безумной.

— Ты что, холодно, — изрек Саша.

Тамара по очереди созерцала собеседников, не понимая, о чем речь.

Гоша-Жорик ей все объяснил. Она, улыбаясь, смотрела теперь на противоборствующие стороны, поджидая, кто же победит.

Я поспешила предложить свои услуги в деле решения столь важного для пьяного общества вопроса и достала свои заветные косточки:

— Вот как они, милые, скажут, так мы и поступим. Они у меня никогда не лгут и не ошибаются.

Всем идея понравилась и очень всех заинтересовала. Кости выдали следующее: 22+28+3 — «Некое скорбное событие ожидает вас впереди».

Вот тебе и на. Это уж ни в какие рамки не лезет. Мне совсем не улыбалась такая перспектива.

Идти на пруд мне теперь решительно не хотелось. Голос моего разума пытался меня предостеречь. Но вы же отлично знаете, дорогой читатель, как слаб этот самый голос разума в пьяной компании! Его, конечно, никто не услышал, хотя моим сотрапезникам тоже не понравилось предостережение костей. Все засобирались на пруд.

И самый разумный представитель тарасовского общества, гениальный детектив Татьяна Александровна Иванова, представьте, не противопоставила себя большинству, она не сказала «нет», хотя и купальника-то у нее с собой не было, и погода изменилась.

Ну, купальник, допустим, мелочи жизни — кто, собственно говоря, в темноте что-то разглядит? Да еще с пьяных глаз! Плевать с Эйфелевой башни! Купаться так купаться.

Короче, подвыпивший народ, расправившись с остатками кучерявого барашка и сдобрив все это очередной порцией спиртного — ну не знаю, как у них этот напиток называется! — отправился на пруд.

За нами увязались животные. Ну, то, что лохматый Пират возглавлял ночное шествие, — это, на мой взгляд, было делом обычным. А вот отправившаяся с нами на ночное купание Люська меня удивила. У кошек ведь как-то не принято сопровождать хозяев в дальних прогулках. А эта бестия бежала и вопила. У кошек, как известно, интуиция очень сильно развита. Мне бы обратить на этот факт внимание. Но где там! Мои мысли были заняты совсем другим.

Кешка обнимал меня за плечи и изредка по ходу дела чмокал в шейку, прямо около ушка. Я его не порицала: флиртовать так флиртовать.

Одним словом, что и говорить, компания наша выглядела колоритно.

Мы вышли на Центральную улицу, приблизились к переезду. И тут мой взгляд упал на особняк Губеров — в гостиной у вдовушки горел свет. Меня это, конечно, заинтриговало. Я даже попыталась туда рвануть, но рука Кешки крепко держала меня за плечи:

— Тань, да плюнь ты на все. Не мешай бабе развлекаться. Не дергайся.

Я решила, что Кешино высказывание резонно и что моя деятельность в Антоновке может быть таким образом рассекречена. Не стоило лезть на рожон.

А потом — елки-палки! — могу я хоть раз в жизни, плюнув на все, заняться собой, любимой, самым близким мне человеком? Тем более — рядом такой славный парень… Начихать! Мои баксы, похищенные Жориком, ко мне уже точно вернутся. Так что деньги у меня теперь есть. Могу, в принципе, и на губеровское дело наплевать. Но сумочку, где лежали мои косточки, предрекшие скорбное событие, я все же инстинктивно прижала к себе.

Гладь небольшого пруда. Красиво, но в воду совсем не хочется. Я поежилась.

— Холодно, черт побери!

— Брось, Танюх! Вода же не успела остыть, — это Кешка-философ. Он уже сбросил спортивный костюм и бросился в воду. Остальные тоже разделись и, наверное, усиленно убеждали себя в том, что купание будет приятным. Все, кроме Нины, зачинщицы похода на пруд. Сбросив лишь шлепки, она зашла по щиколотку в воду, побродила вдоль берега и сказала:

— Нет, ребята. Как хотите, а я купаться не буду — холодно.

Все возмутились ее безобразным поведением. Попеняли. И только. А надо было закинуть ее в воду. Это было бы справедливо.

Окрестности огласились радостными воплями бросившихся в воду.

Орали все члены нашей команды, решившиеся на это безумие.

Я последовала примеру большинства.

Ярая сторонница ночного купания, Нина, оставаясь в куртке, ждала нас на берегу. Она пристроилась на камушке и ждала окончания водных процедур чокнутых. Пират восседал рядом с ней и подобострастно облизывал ей руки, словно соглашаясь с хозяйкой: «Ну, сбрендили. Что с них взять?..» Откуда ему, бедняге, было знать, что сбрендила-то, в общем, его хозяйка. А теперь она в этом не признается.

А вот Люська вела себя совершенно неординарно. Она носилась по берегу пруда и оглашала окрестности истошным мяуканьем: «Вы с ума сошли! Разве можно в такой холод еще и купаться? Вылезайте немедленно!»

Я предполагаю, что именно это пыталась сказать нам Люська. А возможно, кошка просто призывала нас поторопиться. Не знаю. Но поведение ее было странным.

Мы выскочили на берег один за другим. Полотенце, прихваченное Ниной, едва не разорвали на кусочки.

— Вай, хороша водичка! — восклицал Жорик, трясясь, как студент перед экзаменом.

Нина включила магнитофон, который прихватила с собой.

Дикие пляски при луне немного согрели нас. Еще полезнее в деле «сугрева» был «шмурдяк», который она извлекла из авоськи.

Эту спасительную жидкость мы пили по очереди, передавая друг другу единственную кружку. На закуску каждому досталось по веточке петрушки, распластавшейся на мизерном кусочке хлеба.

И тем не менее мозги мои прояснились. Естественный вытрезвитель сделал свое дело. И мои мысли вернулись к особняку Губера.

— Что-то там неладно, — подумала я вслух.

Я часто, как Скарлетт из «Унесенных ветром», говорю себе: «Я подумаю об этом завтра». И почти всегда это срабатывает. Но сегодня это высказывание не возымело действия. Видимо, не надо себя успокаивать. Кости лучше знают.

Когда наша шумная компания возвращалась к дому Саши-Жорика, я вновь взглянула на особняк Губеров и потом на часы. Они показывали четыре утра, а в особняке Губеров все так же горел свет.

— Давай зайдем. Вдруг что-то случилось, — предложила я.

На этот раз Кешка меня не стал уговаривать. Молча кивнув, он поднес мою руку к губам, чмокнул ее и сказал:

— Давай. Уговорила. Все нормальные люди уже вставать собираются. А у нее все еще свет горит.

Никто из компании не заметил, что мы поотстали. А мы с Кешей крадучись приблизились к особняку и тихо толкнули калитку. Она не была заперта. Входная дверь — тоже.

— Ирина Анатольевна!

В ответ ни звука. Гробовая тишина. Только легкий шорох портьеры.

То, что мы увидели, потрясло нас обоих. Ирина Анатольевна лежала на полу с перерезанным горлом. В луже крови. Ее маечка, в которой я видела ее днем, тоже вся пропиталась кровью.

Женщина, раскинув руки, лежала на спине. Глаза ее были широко открыты. В правой руке был зажат нож. Кешка выскочил на улицу и начал сражаться с собственным желудком.

Я на всякий случай проверила у нее пульс. Мало ли что. Обычно самоубийцы, пытаясь покончить с жизнью таким образом, задирают слишком высоко голову. При этом повреждают гортань, но не задевают сонную артерию. В итоге — море крови, но самоубийцы остаются в живых. Потом они, как правило, раскаиваются в содеянном.

Однако в данном случае, к сожалению, все было иначе. Сонная артерия пострадала. Пульс не прослушивался. Женщина начала уже остывать…

Кешка кое-как привел себя в порядок на свежем воздухе и вновь шагнул в апартаменты Губеров. Теперь он мягко осел на пол. Парень просто выпал в осадок. Слабак.

Уж теперь я точно верю своей знакомой медсестре, которая утверждает, что никто не боится крови больше, чем мужчины. Она часто рассказывала мне, что на медпрактике во время обыкновенного аборта в обморок падают именно мужчины.

Она присутствовала на такой операции вместе с военными медиками. Я не верила ни одному ее слову, пока не увидела двухметрового Кешку, вытянувшегося параллельно с Ириной. Большие шкафы, как известно, громко падают. Это правда. Теперь я знаю. Но мертвое — мертвым, живое — живым. Надо Кешку спасать.