Нежность - Федор Раззаков

Очень хочется научить Павлика отвечать за себя. Отношусь к сыну серьезно, сужу его, наверное, даже слишком строго. Уже сейчас узнаю кое-какие свои черты. Оба встаем по утрам с хорошим настроением. Всегда! Вне зависимости от того, как закончился вечер накануне, светит ли за окном солнце или же льет дождь…

Несмотря на мою строгость, Павлик не обделен лаской и теплом. Стараюсь максимально много времени проводить с ним, поэтому и в поездки, и на гастроли всегда беру с собой…»

В апреле 2006 году у Табакова и Зудиной родился второй ребенок – дочь Маша (назвали в честь матери Табакова). Спустя пять месяцев ее крестили в той же церкви, что десять лет назад Пашу Табакова, – Федора Стратилата. Крестными девочки стали близкие друзья семьи – Сергей Глинка и Лариса Новикова (она же в свое время крестила Пашу).

Андрей ТАРКОВСКИЙ

В первый раз Тарковский женился в 1957 году, когда учился на режиссерском факультете ВГИКа. Его супругой стала однокурсница по ВГИКу Ирма Рауш. Вскоре у них родился сын, которого Тарковский назвал в честь своего отца Арсением. Однако, ко всему прочему, и сам повторил судьбу родителя: ушел из семьи, бросив и молодую жену, и ребенка. Случилось это в самом начале 60-х. Потом в течение нескольких лет Андрей не женился, предпочитая браку короткие романы с актрисами.

Так, в 1961 году, во время работы над первым фильмом («Иваново детство»), у него произошел роман с актрисой Валентиной Малявиной (стоит отметить, что небольшую роль в картине сыграла и бывшая жена Тарковского Ирма Рауш). И когда в сентябре 62-го Андрей и Валентина отправились с фильмом на кинофестиваль в Венецию, их роман был в самом разгаре. Там, кстати, между ними произошел первый серьезный конфликт: Тарковский приревновал свою возлюбленную к Андрону Михалкову-Кончаловскому. История эта была связана с посещением ночного бара. Валентина Малявина, Лилиана Алешникова и Михалков-Кончаловский всю ночь просидели в этом баре, о чем на следующее утро стало известно руководству советской делегации. Виновников «скандала» вызвали на общее собрание (его устроили прямо на пляже!) и отчитали по первое число. Тарковский на этом судилище не присутствовал, однако знал о его причине и поэтому сделал для себя соответствующие выводы: стал относиться к другу более чем натянуто. Когда в тот же день поздно вечером Михалков-Кончаловский постучал к нему в номер и попросил пустить его переночевать, Тарковский ему дверь не открыл. Пришлось бедолаге Андрону провести ночь в шезлонге все на том же пляже.

Роман Тарковского и Малявиной продолжался несколько лет: они то сходились, то расходились. За это время Валентина успела побывать замужем за оператором Павлом Арсеновым, а Андрей – встретить свою вторую жену, Ларису. Это произошло в 1965 году, когда Тарковский снимал своего гениального «Андрея Рублева». Л. Тарковская вспоминает: «Это была любовь с первого взгляда. Я сидела в кабинете директора фильма Тамары Огородниковой. Вошел он. Я не знала, что это Тарковский. Увидела очень красивого, элегантно одетого, блистательного человека… Как я боролась со своим чувством! Как старалась не отвечать на ухаживания Андрея!.. Ведь у каждого из нас были семьи. У меня росла дочь, у него – сын. Боролись-боролись с нахлынувшими чувствами, но потом поняли, что это бессмысленно. Когда наши служебные отношения перешли в любовь, Андрей встал передо мной на одно колено и сказал: «Дорогая Лара, во что бы ни вылились наши отношения, моя любовь к вам не пройдет. Я вас настолько уважаю, что никогда не посмею обратиться к вам на «ты»». – «Я тоже», – сказала я…»

Стоит отметить, что на момент романов с Валентиной и Ларисой Тарковский все еще был женат на Ирме, и поэтому ему приходилось тщательно скрывать от нее свои «левые» увлечения. Но она то ли догадывалась, то ли знала об этом от сослуживцев мужа, поскольку периодически устраивала мужу выволочки. Тот каждый раз обещал исправиться, но слово свое, как известно, не держал.

Роман с Ларисой протекал у Тарковского на съемках «Рублева» в те дни, когда его жены не было во Владимире (она была занята в фильме лишь в эпизодах, поэтому большую часть времени проводила в Москве). Лариса обычно проникала в гостиничный номер режиссера под утро. В этом ей помогала Ольга Суркова, которая жила на том же этаже, что и Тарковский: под утро она открывала Ларисе дверь в коридоре. Гостиничная прислуга об этих похождениях ничего не знала, зато сами киношники были прекрасно обо всем осведомлены.

Вспоминает О. Суркова: «В то время, как мне помнится, Лариса чаще всего носила костюм-джерси: черную юбку и кофту, мастерски скомпонованную на груди в какой-то абстрактный рисунок из кусков разного цвета, что-то серое с черным и красным. Надо сказать, что денег у Ларисы было совсем немного, хотя мама у нее была, по ее рассказам, художником-модельером, а папа – отважным морским адмиралом.

Были у нее, как говорится, «простые» русые волосы на прямой пробор, в то время чаще всего собранные сзади в пучок или спрятанные под небесно-голубой шапочкой из ангоры в цвет ее глаз. Такие шапочки в обтяжку назывались тогда «чулок». И эта ее прическа казалась мне всегда наиболее для нее выгодной и соответствующей тому образу, который ей был предписан Андреем и которому она пыталась соответствовать. Но она сама так не думала, предпочитая в торжественных случаях подвивать свои негустые волосы, рассыпая их по плечам, что уж совсем никак не вязалось с изысканным Андреем. «Русская барышня» была ему все-таки больше к лицу…»

За время съемок «Рублева» Тарковский настолько «прикипел» к своей любовнице, что иной раз не мог прожить без нее и дня. Когда она по каким-нибудь делам уезжала в Москву, у Андрея все валилось из рук. И тогда директор фильма Тамара Огородникова срочно телеграфировала Ларисе в столицу, чтобы та немедленно бросала все свои дела и мчалась во Владимир. И Лариса мчалась.

Приведу слова все той же О. Сурковой: «Лариса боролась за Андрея, закусив удила, – никаких моральных пределов не существовало. Она не сомневалась сама и внушала другим (мне лично, по крайней мере, весьма успешно), что Ирма Рауш, его жена и мать его ребенка, для него не годится, что она эксплуатирует его талант, слишком суха и эгоистична, не любит его и не ценит… А когда Ирма появлялась на съемках, Лариса беззастенчиво рвала все и всяческие постромки. Я никогда не видела Ирму Рауш и была прямо-таки поражена ее несхожестью с Ларисой, когда судьба свела нас в Москве. Передо мной сидела умная, строгая, интеллигентная женщина, до стиля и уровня которой Ларисе нужно было шагать и шагать… Может быть, Ирма ставила Андрею слишком высокую планку, которая могла отчасти изменить в деталях его картины? А Лариса только кудахтала о его гениальности, подгребая под себя все дивиденды. Боже мой, как она сумела использовать его имя в своих шкурных и таких земных интересах?! Глядя на Ирму, я легко представляла себе, что ей даже в голову не приходило разглядеть в Ларисе соперницу хоть в какой-то мере, – это как соизмерить несоизмеримое. Ларисины методы были не для нее…»