Портреты святых. тома 1-6 - Антонио Сикари
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она была подобна жаждущей влаги земле и «была особенно счастлива, когда почувствовала, что Бог увидел ее страдания». Более всего ее трогало, когда говорили, что она дщерь Божья и что Бог любит ее. Пораженная этим, она часто в течение дня оставляла свои дела и бежала к преподавательнице катехизиса, чтобы убедиться в этом: неужели именно она — дочь Божья? Даже если была рабой? Даже если она — черная? И Он действительно любит ее? Даже если у нее ничего нет, чтобы дать Ему взамен?
Она еще не закончила своего образования и не приняла крещения, когда хозяйка вернулась за ней, чтобы увезти в Африку. Она рассказала, что открыла там большую гостиницу и что за ней, Бахитой, оставлено место барменши — прекрасное положение для девушки, бывшей почти что рабыней.
И здесь началась борьба, напряженность которой мы с трудом можем вообразить. Девушка сжилась со своим рабским положением: «Я думала, что рабы являются собственностью хозяев и что хозяева могут делать с ними все, что угодно, даже убить». Кроме того, та девочка, о которой она заботилась последние годы, цепляющаяся за нее и желающая быть с ней во что бы то ни стало, была единственной привязанностью, существовавшей у Бахиты в этом мире. Психологически и по-человечески она не имела никакой возможности сопротивляться. С другой стороны, одна мысль об опасности потерять веру, которую она едва начала вкушать, сделала ее непреклонной.
Это не было желанием или вкусом свободы, как можно было бы предположить. Наоборот, Бахита призналась, что сейчас испытывает большие страдания, чем тогда, когда ее похитили: теперь она должна была отказаться от всего, что узнала и полюбила, а будущее было таким туманным. Монахиня, присутствующая при разговоре с хозяйкой, попыталась даже уговорить ее не быть такой неблагодарной и не причинять страданий девочке. Но Бахита чувствовала в себе внутреннюю силу, убеждающую ее остаться: речь шла о вере, которую она только-только начала познавать.
Увещевания сменились угрозами, поскольку хозяйка намеревалась потребовать соблюдения африканских законов, согласно которым девушка принадлежала ей с правом жизни и смерти.
Пришлось вмешаться самым высоким властям — главному префекту и кардиналу Венеции, чтобы напомнить синьоре, что Италия не признает этого лютого законодательства, а потому Бахита была вольна принять любое решение.
«Я не хочу терять Господа Бога», — сказала девушка, разразившись слезами. И осталась в кротком ожидании своего крещения, часто думая о том, что не достойна его. Ее окрестили 9 января 1890 года, и в тот же день состоялась конфирмация и первое причастие. Ей дали имя Джузеппина Бахита.
Спустя почти сорок лет ей довелось привезти в эти края подругу. Вот что та рассказывает: «Она привела меня посмотреть на то место, где ее крестили. Приблизившись к нему, она с радостным волнением почти бегом бросилась к этому благословенному месту. Растроганная, она опустилась на колени и поцеловала камень, на котором преклоняла колени во время крещения. “Здесь, — сказала она на своем диалекте, — именно здесь я стала дочерью Божьей… Я, бедная негритянка, бедная негритянка… здесь меня окропили водой, открывшей мне Рай!” Потом, — продолжала подруга, — она повела меня в часовенку Мадонны. И здесь она распростерлась на полу и поцеловала это место со словами: “Здесь я стала дочерью Марии”. Она говорила с восхитительным волнением и заметила, что для нее, сироты, было огромным утешением обрести мать в Мадонне».
Но тогда ее страдания продолжались. После первого причастия она просила у Бога разрешения не оставлять это место, ставшее для нее родным домом. Она почувствовала непреодолимое желание посвятить жизнь своему Богу, как те монахини, которых она уже хорошо узнала и полюбила. Но в глубине души она была уверена, что это невозможно: «Я так страдала, что не могла объясняться. Я чувствовала себя недостойной и, принадлежа к черной расе, была уверена, что поставлю Институт в неловкое положение и что меня не примут».
Два года спустя, помолясь Мадонне, она набралась смелости поговорить с духовником. Тот поговорил с настоятельницей, которая уже давно заметила, что Благодать коснулась души девушки, но ждала, когда она сама заговорит. Ее приняли, хотя в те годы и в тех местах цветная монашка была не просто редким, но уникальным явлением. Три года она была послушницей. Потом призвали кардинала Джузеппе Сарто — будущего Папу Пия X, — чтобы он проэкзаменовал ее. Выслушав девушку, изъяснявшуюся на своем бедном, вымученном диалекте, он сказал ей (тоже на диалекте): «Принимайте святой обет без страха. Иисус этого хочет. Иисус любит вас. И вы любите Его и служите ему всегда!»
Так с этой беседы между двумя будущими святыми, началась история матери Джузеппины Бахиты, каноссианской монахини. В Скио (предместье Виченцы), куда она приехала в 1902 году и где оставалась до конца жизни, ее ласково называли «мать Моретта» — «Черная матушка», и постепенно, год от года, жители этих мест убеждались, что среди них поселилась святая.
И вот как Бог взрастил плоды благодати в душе этого создания, которое люди сделали рабой. Прежде всего это касалось вопроса о хозяине. Похищенная в шестилетнем возрасте, она стала чем-то вроде одушевленного предмета, который хозяева — большие и маленькие, мужчины и женщины — передавали из рук в руки. Зачастую это делалось с жестокостью, а иногда с единственной целью извлечь из этого изящного предмета какую-либо пользу.
Но даже в самый худшие мгновения ей никогда не удавалось возненавидеть их. Более того, она подчинялась хозяевам и уважала их, уверенная в том, что обязана им по крайней мере жизнью.
Она никогда не могла украсть у них и куска хлеба, даже если была голодна. «Это не было моим, — объяснит она потом монахиням, — это принадлежало хозяевам!» Замечая возмущение слушателей, она поясняла: «Меня заставили страдать, это правда, но они поступали согласно своим привычкам… думая, что поступают хорошо».
Иногда сиротки Института просили ее рассказать свою историю, и мать Моретта соглашалась, с целью научить их доверяться Господу. Одна из них вспоминала: «Когда я говорила, что арабы, мучившие ее, были плохими, она прикладывала палец к губам и возражала: молчите! Они не были плохими, но они не знали Господа Бога!» И это не было суждением, смягченным специально для детей: она действительно была в этом убеждена.
А иногда она говорила: «Бедняги, может быть, они и не думали причинить мне столько зла. Ведь они были хозяевами, а
