Портреты святых. тома 1-6 - Антонио Сикари
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но к этому чувству изумления примешивалась тысяча мелких и неприятных вещей, важных и для нашего времени, когда проблема расовых различий снова обостряется. Тогда, в начале века, быть негритянской монахиней в Италии значило, главным образом, быть объектом любопытства для больших и маленьких. Как известно, дети не таят своих непосредственных реакций: смущения, неприятия, страха, бестактного любопытства.
При монастыре, в котором находилась Бахита, был детский приют. И именно дети первыми отвергли ее, не слишком заботясь о соблюдении приличий.
Они делали это по-детски, с неосознанной жестокостью для своих лет. Но рана все равно осталась. Другая на месте Бахиты сделалась бы резкой и нетерпимой. Однако есть люди, для которых проблема цвета кожи не существует.
«Ты пачкаешь мне платьице», — сказала ей одна девочка, гордо вышагивающая в новеньком белом платье — она не хотела, чтобы его трогали черными руками. «Ты вся грязная, — сказал ей кто-то другой, — завтра я принесу мыло, чтобы отмыть тебя!» Одна девочка отходила от нее, когда Бахита хотела ее приласкать, другая выбрасывала конфеты только потому, что ей дала их эта черная монахиня. А какая-то другая девочка, наоборот, потрогав ее, облизывала себе ручонки, чтобы попробовать, не шоколадные ли они.
Тысяча мелких эпизодов — забавных и в то же время ужасных — показывают проблему расовых различий в ее начальной стадии наивной и тем не менее уже укоренившейся и нетерпимой.
Мать Моретта, конечно, страдала, но она понимала детей и впоследствии покоряла их так, что потом они не хотели с ней расставаться.
«Я такая же, как другие, — объясняла она одному из них, — только африканское солнышко сделало меня черной». А другому говорила так: «Знаешь, это Господь меня создал такой!» А девочке постарше говорила: «Помни, что пачкает не черный цвет, а грех на душе, и старайся не делать этого, потому что я вижу по твоим глазкам, что Господь о чем-то просит тебя».
Потом дошла очередь до взрослых. Будущий кардинал Далла Коста, прибывший в Скио как протоиерей, служил мессу монахиням. Во время причастия не поняв, что это за черное лицо перед ним, он попросил ее снять вуаль. «Я негритянка, господин», — объяснила Бахита с белоснежной улыбкой.
Во время войны, когда часть монастыря была отведена под военный госпиталь, врач поспешил к Бахите, которая, упав, вывихнула ногу. «Снимите чулок!»— рассеянно сказал ей вечно торопящийся доктор. «Не могу, господин, — возразила мать Моретта, — такой меня сделал Господь».
Эти эпизоды вызывают улыбку, но стоит рассказать о них, ибо они свидетельствуют о достигнутом ею равновесии и даже о безмятежном чувстве юмора, свойственном только внутренне умиротворенным людям.
Одна молоденькая сестричка, только что прибывшая в общину, встретила ее вечером в темном коридоре и испуганно отскочила. «Простите меня, мать, — извинилась девушка, — но Вы такая черная!» Бахита отвечала: «Но душа у меня белая, да к тому же в темноте и Вы вовсе не кажетесь белой!»
Однажды в поезде она вызвала любопытство одной глупой и навязчивой синьоры. Услышав, что эта старая черная монашка живет в Италии уже пятьдесят лет, она глупо заметила: «За пятьдесят лет у Вас побелели ладони на руках!» — «Да, — ответила Бахита, показывая ей тыльную сторону рук, — через следующие пятьдесят лет я буду белая и здесь тоже».
Но обычно в ответ на любой намек на ее отличие от других, конечно, такие слова глубоко ранили ее, она ссылалась на белизну своей души, обретенную в крещении, и на собственное достоинство дочери Божьей. Способ прост, но никакой расизм не может быть побежден без этого лекарства. О том, как она относилась к этой проблеме в глубине своего сердца, нам известно из следующего трогательного эпизода.
Это было в 1923 году. Мать Моретта заболела воспалением легких. Пришел врач, милый и галантный. Войдя в ее келью, он воскликнул, процитировав «Песнь песней»: «Черна я, но красива!» Бахита была тронута, она прекрасно поняла эти слова по-латыни и ответила: «О, если бы Господь мог так мне сказать!»
По словам свидетелей, она жила как бы в ожидании услышать в конце жизни такое приветствие от своего Иисуса.
Следует добавить еще следующее: переход от жестоких земных хозяев к Хозяину небесному, от сознания рабыни к радости ощущать себя дочерью и принесение в дар Богу всей своей скромной, горестной жизни— все это помогло ей всецело принять таинство ее монашеского посвящения.
Послушание, бедность, целомудрие — слова трудные для всех христиан. Благодать состоит в том, чтобы понять и полюбить их. И это касается всех, особенно, Однако наших юношей и девушек — тех, кого Бог призывает, чтобы посвятить их Себе и приблизить. И зачастую не хватает целой жизни, чтобы полностью понять и полюбить эти слова.
Послушание Бахиты выражалось в ее поступках. Достаточно было сказать ей: «Настоятельница велит…», и она была уже на ногах, готовая внимательно выслушать и исполнить.
Она делала это столько лет, дрожа от страха перед хлыстом земных хозяев, что делать это теперь, из любви, обращая взгляд к своему Господу Иисусу, было для нее жестом не только добровольным, но и «естественным» в самом изначальном значении этого слова: это была «природа», «естество», признававшее ее происхождение и ее Создателя.
Она без труда усвоила самые традиционные правила монашеского послушания.
Смена разных настоятельниц, изменения в стиле, характере, распоряжениях ее не смущали. Она говорила, что важны не материалы, из которых сделан ковчег Святых Даров (золото, серебро, дерево…), но заключенная в нем освященная просфора, и она преклоняла колени перед Святыми Дарами, а не перед их вместилищем.
Это образное выражение она, естественно, заимствовала у какогото проповедника, но оно казалось ей таким уместным и простым! Девочек-сироток, приходящих в Институт сестер, она продолжала называть «мои маленькие хозяйки». Она поступала так, когда хозяева дарили ее своим дочерям, и тем более она должна была делать так теперь, когда Иисус дарил ее тем своим маленьким созданиям, которые воспитывались в Его доме, где Бахита была гостеприимной привратницей. Одна свидетельница на процессе канонизации рассказала: «В Институте Скио была одна глухонемая по имени Джустина. Монахини говорили, что Бахита повиновалась бы даже Джустине, если бы та у нее что-нибудь потребовала! Основной принцип ее жизни можно выразить очень просто: «Я сделаю все, пусть только мне скажут, что
