Портреты святых. тома 1-6 - Антонио Сикари

Девочка уже привыкла к тому, что рабство — это ужасное, но естественное состояние. Так уж устроен мир: есть хозяева, имеющие все права, и рабы, не имеющие никаких прав. Она была рабой, но поскольку у нее было доброе сердце и мягкий нрав, она не могла даже ненавидеть своих надсмотрщиков.

Дом генерала был адом. Там хозяйничали жена и мать, злые, как мегеры, они отравляли ему жизнь своими постоянными ссорами.

И когда генерал не знал, как излить свою досаду, то он, не смея ударить мать или жену, приказывал сечь розгами рабынь до тех пор, пока их тело не превращалось в кровавое месиво.

Но еще более ужасным было решение генеральской жены разукрасить несмываемыми рисунками тела юных рабынь, которые обычно ходили обнаженными.

Позвали старуху, которая мукой наметила на теле каждой девушки сложный рисунок: шесть длинных линий на груди, шестьдесят на животе, сорок восемь на правой руке. Потом по рисунку она бритвой стала делать надрезы глубиной около сантиметра. Края открытых ран несколько раз посыпали солью, чтобы шрамы были выпуклыми. Их бросили на циновку, несколько дней они были в бреду, и никто даже не позаботился о том, чтобы вытереть им кровь. Пытка была столь жестокой, что многие девушки не выжили. Бахита пришла в себя лишь через два месяца. И через много лет, рассказывая об этой пытке, следы которой сохранились навсегда, она содрогалась и плакала при одном воспоминании.

Ее подвергли еще одному мучению, слишком постыдному, чтобы рассказывать о нем. Она поведала об этом лишь за несколько лет до смерти.

«Бахита росла и гармонично развивалась. Турецкий генерал смотрел на нее с удовольствием, он гордился, тем что у него такая породистая рабыня. Но однажды он сказал жене: «Эта рабыня хорошо развита, но мне не нравятся ее ярко выраженные формы». Днем, — рассказывала Бахита, — хозяин позвал меня. Я прибежала и встала перед ним на колени, как это было принято. Он с силой сжал рукой округлую часть моей груди и стал выкручивать ее, как отжимают выстиранное белье. Я потеряла сознание, и в тот день меня оставили в покое. Но в последующие три дня все повторилось. Хозяин выкручивал мое и без того растерзанное тело, давил на него, чтобы убрать даже самые маленькие узлы, а я должна была стоять смирно, иначе меня избили бы хлыстом. Теперь я гладкая, как доска».

Но будучи в руках садистов и вынужденная жить среди рабов разного пола, она тем не менее ни разу не подверглась насилию.

«Богородица защищала меня, хотя я ее не знала», — скажет потом Бахита с необыкновенной простотой. И, действительно, трудно объяснить, каким образом она была хранима.

Год спустя генерал решил вернуться в Турцию. Он продал почти всех своих рабов, оставив себе лишь десяток, и пустился в путь с верблюдами, нагруженными огромным багажом. Прибыв в Хартум, он решил продать и оставшихся рабов, и Бахиту купил итальянский консул. Так впервые в жизни Бахита вошла в нормальный дом, к людям, гуманно обращавшимся с ней. И первый раз в своей жизни она смогла надеть на себя изящную тунику — знак целомудрия и свободы. Она помогала горничным в работе по дому, и все были добры к ней. Консул проявил заинтересованность в ее судьбе и предпринял попытки разыскать деревню и родителей негритяночки. Однако девушка была уже не в состоянии дать даже общих сведений о своем происхождении.

Однако и в этом доме с ней никогда не говорили о Боге. Вдали от родины и без миссионерской помощи вера в этих итальянцах почти погасла.

Между тем, достаточно было этой прежде неведомой дружбы, этого никогда ранее не испытанного чувства уверенности, этой первой радости жизни, этого мимолетного отцовства, проявившегося в заинтересованности консула в ее судьбе, — всего этого было достаточно, чтобы религиозное чувство девушки вырвалось наружу само по себе.

Она спрашивала себя: «Кто же это зажигает на небе все эти светящиеся точечки?» — и испытывала какое-то волнение, странную потребность обожать Кого-то. «Я любила Его, еще не зная», — скажет потом девушка.

В этом доме часто говорилось о том, как все тоскуют по Италии, и Бахита тоже стала мечтать о ней, желая увидеть эту далекую и неведомую землю, породившую таких добрых людей.

Два года спустя консула срочно отозвали на родину, и она с удивившей всех настойчивостью стала просить хозяев взять ее с собой. Они исполнили ее просьбу. В ночь после их отъезда шайка разбойников, ворвавшись в итальянское консульство, разграбила все имущество и увела всех рабов. И еще один раз Бахита, не зная, что такое чудо, почувствовала себя чудесным образом хранимой, как будто бы кто-то взялся оберегать ее. Когда они прибыли в Генуэзский порт, Бахита, опустившись на колени, поцеловала землю. Хозяева удивленно спросили, почему она это сделала, и она ответила, что не знает, просто она счастлива.

Среди встречающих были друзья консула Де Микиели — богатая супружеская пара из Мирано Венето. С ними была их трехлетняя дочь Миммина. Девочке очень понравилась Бахита, и Де Микиели упросили консула подарить им негритянку. Малышка привязалась к ней, как к матери, так что она даже спала в роскошной комнате девочки.

Все эти подробности кажутся незначительными, но они способствовали постепенному исполнению замысла Божьего, хотя новые хозяева были атеистами и даже запретили Бахите, гуляя с девочкой, заходить в церковь.

Свою дочь они все-таки научили читать «Отче Наш», «Аве Мария» и «Слава Отцу и Сыну», и трехлетняя хозяйка заставляла произносить эти молитвы и свою черную мамочку. Обе не понимали смысла того, что говорили, но Бахита, которой уже исполнилось семнадцать, повторяла молитвы одна, в течение всего дня, находя в этом необычайную прелесть.

Через три года новые хозяева решили переехать на жительство в Африку, и для этого понадобилось несколько предварительных поездок.

Примерно на десять месяцев они были вынуждены оставить Бахиту в Италии. Они добились того, что временно ее взяли в венецианский Институт оглашенных, содержавшийся каноссианскими монахинями.

«Ну вот, — сказала ей хозяйка тоном, каким убеждают детей, — теперь это твой дом: оставайся здесь.» И обещала, что скоро вернется за ней. Тем более, что вместе с Бахитой она вынуждена была оставить и девочку, которая и слышать не хотела о расставании с ней. Но хозяйка, конечно, и представить себе не могла, что эти слова врезались Бахите в самое сердце.

Так началось ее христианское воспитание.