Вершина мира. Книга первая - Евгения Прокопович

— Не знаю, — признался егерь, — может, пристрелю, а может, просто шкуру спущу, не решил еще.

— Ну, тогда он точно домой сам не явится, кому ж хочется головы лишиться, — сделал Влад разумный вывод.

— Ладно, — вздохнула я, — это все позже. Давайте я вас лучше познакомлю, вот это, — я ткнула пальцем в Саху, — Саха, егерь, лекарь и по совместительству мой дядя. Шутить с ним не советую, рука у него больно тяжелая. А это Влад, мой друг, — Влад с Сахой пожали друг другу руки.

— Я не друг, — возразил мне Влад, и, обращаясь к Сахе, добавил, — я ее раб, абсолютно бесправное существо.

— Слышь, бесправное существо, слазь тогда с медведя и топай ножками, — приказала я, у него прямо-таки талант обижать меня.

— Да ладно тебе, Аська, пущай едет. Темень, хоть глаз коли, споткнется еще за корягу ноги и руки переломает.

В лес действительно пришла непроглядная ночь, а я и не заметила, настолько легко шагалось в обнимку с Сахой. В просветах плотного потолка из веток и листьев проглядывали звезды. Мне пришлось согласиться с доводами дяди. У Влада нет никаких навыков в хождении по дневному лесу, а уж по ночному и подавно.

Неожиданно лес кончился, и мы оказались на пригорке, с которого, как на ладони, была видна вся долина, раскинувшаяся под ногами, на ее дне огромным черным зеркалом лежало озеро, переливающееся в ровном свете Крека. Легкий ветерок обдал прохладой и принес с собой запах воды, нагретого песка и ночных цветов. Почти у самой кромки озера стоял огромный бревенчатый дом, во всех окнах которого горел приветливый уютный свет, обещающий усталому путнику горячий ужин и ночной приют.

— Ну, вот мы и дома, — проговорил Саха, — вы потиху спускайтесь, а я чуть подзадержусь, надо травички кой-какой набрать, сейчас баньку истопим.

Саха скользнул в сторону, растворившись в темноте, словно его и не было, ни одна веточка не шелохнулась. Мы почти спустились по склону, когда во тьме послышалось какое-то движение, и черная тень метнулась к Владу, сбив его с медвежьей спины. До меня долетали только звуки возни и приглушенные ругательства. Я кинулась на звук, на ходу скидывая рюкзак и пытаясь отыскать в боковом кармане небольшой фонарик. Нашла. Желтоватый лучик света выхватил из темноты две мужские фигуры, катающиеся по земле. Влад, оказавшийся прижатым к земле, извернулся и с силой ткнул нападавшего в лицо. Незнакомец хрюкнул и отключился. Влад скинул его с себя и быстро поднялся на ноги.

— Что здесь за дурдом творится? — недовольно поинтересовался он, сердито стряхивая с себя песок и сухую траву, — сначала ненормальный дядя с медведем, напугавший до смерти, потом вообще какой-то парень психованный! Полудурок! — Влад зло сплюнул в сторону и вытер рукавом разбитую губу, — а если бы у меня пистолет был? Пристрелил бы, ни задумываясь. Кретин! Кто это такой, мать его за ногу?

— А это мы сейчас узнаем, — пообещала я. Я перевернула поверженного врага на спину и посветила ему в лицо фонариком. — Опаньки, — усмехнулась я, — Олег Александрович, собственной персоной, прошу любить и жаловать. Этот, как ты выразился, полудурок, младший сын Сахи. Утверждать пока не берусь, но ты, кажись, ему нос сломал, глянь, как кровища хлещет.

— Я не хотел, — заволновался Влад, — он первый на меня напал.

— Я бы ему вообще морду раскроил по новой, — критически заметил Саха, появляясь около нас и разглядывая сына. Саха отстегнул от пояса фляжку и побрызгал в лицо Олежке водой. Парень замотал головой и сел, затравлено оглядывая стоящих над ним людей.

— Ну, здравствуй, Олег Александрович, — беззлобно ухмыльнулась я, — значит так теперь принято на Боре гостей встречать? — Я уперла руки в бока и начала наступать на подростка, — кто это вас, милейший, такому обучал, неужто ж матушка ваша, Василиса Андреевна, или отец Александр Петрович?

— Я-то учил, да видать плохо. Сейчас домой придем, и у него будет много времени, чтобы припомнить все правила хорошего тона, под замком в своей комнате, целая неделя, вспоминай не хочу, — мрачно пообещал Саха, грубо поднимая Олежку за шиворот и ставя на ноги.

— Но, батя, — залепетал Олежка басом, — это же мой медведь…

— Две недели, — поправился Саха, — а будешь еще возражать, я тебя и ремешком благословлю, — и спокойно пошел к дому, уже не обращая внимания на несчастного Олега.

— Саха! Подожди, — я бросилась вслед за ним, — ну зачем портить вечер. Олежка и так уже наказан, по носу он все-таки получил, в следующий раз подумает, прежде чем кидаться.

— Ладно, — после некоторого раздумья неохотно согласился Саха, — будь сегодня по-твоему. Слышь, Олег Александрович, кланяйся Анне Дмитриевне в ножки, она меня уговорила. И нос утри, рубаху всю залил.

Мы уже подходили к дому, когда под ноги Владу бросился ощетинившийся серый шар.

— Это волк? — с паникой в голосе спросил Влад, вытягиваясь по стойке смирно.

— Да, волк, — подтвердил Саха, и потрепал серого по холке, — его зовут Арк, он уже старый и подслеповат малек, но дразнить не советую, у него еще осталось достаточно сил и проворности, что бы откусить задницу сильно любопытным представителям человечества.

Арк подскочил ко мне, поставил лапы на мои плечи став враз со мною ростом и принялся нализывать лицо.

— Арк, Аркуша, — я почесала грозному зверю шею, мягко отстраняясь от его шершавого языка, — отстань, баловник, залижешь же до смерти.

Я толкнула добротную дверь, и мы оказались в сенях, там было тепло, пахло медом и яблоками, к этому запаху примешивалось что-то еще, еле уловимое, от чего становится тихо и спокойно, наверное, так пахнет детство.

Разувшись, мы прошли в просторную, уютную комнату, служащую гостиной. Весело потрескивал живой огонь в камине, сложенном из неотесанных камней. Посередине комнаты массивный стол, застеленный белой скатертью. На самой середине стола возвышался древний самовар, поблескивая начищенными желтыми боками. На открытых окнах чуть покачивались похожие на легкую паутинку занавески, связанные умелыми руками Васены.

Сама хозяйка дома хлопотала на кухне у печи, готовя в чугунке что-то необыкновенно вкусное. Высокая и статная с толстой русой косой и рыжими глазами рыси, Василиса, из тех женщин, о которых писал древний поэт, что-то о том, что они коня запросто останавливали и по горящим избам шлялись, точнее не скажу, не помню. Нраву Васена сурового, и ежели, не дай-то Бог, всерьез осерчает, от нее даже Саха уходит в лес, предпочитая там пережидать бурю на семейном горизонте. В гневе Васька невоздержанна на язык и распускает руки. Так что ей ничего не стоит пройтись по спинам своих мужиков оглоблей или чем-нибудь еще попавшимся под руку. А какой же ей еще иметь нрав ежели у нее в доме три мужика разного возраста? Муж, да два сына и за всеми надо смотреть. Но при всем, она моментально становится на защиту своих великовозрастных оболтусов. Васена ловко подхватила ухватом чугунок, сунула его в печь и только после этого обратила на нас внимание.