Воспоминания - Сергей Юльевич Витте

Глава одиннадцатая. Гаагская конференция

Около середины 1898 года, как-то раз ко мне явился министр иностранных дел граф Муравьев, с которым после моих пререканий по вопросу о захвате Порт-Артура и Да-лянь-вана у меня были крайне натянутые отношения. Граф Муравьев объяснил мне, что он ко мне пришел для того, чтобы спросить моего мнения по следующему вопросу: он получил от военного министра Куропаткина письмо, в котором Куропаткин говорит, что Австрия, по его сведениям, приступает к быстрому перевооружению и усилению артиллерии, что мы в отношении артиллерии находимся в таком положении, что можем быть покойны, что наша артиллерия будет не менее слабой, нежели артиллерия германской армии; но, что в виду такого решения, принятого в Австрии, нам необходимо будет тоже значительно усиливать нашу артиллерию, между тем в настоящее время у нас происходит перевооружение всей пехоты, на что требуются громадные суммы, которые недавно и было решено отпускать: и поэтому одновременное перевооружение и пехоты, и артиллерии было бы чрезвычайно стеснительно и лишило бы военное министерство возможности делать совершенствования в других частях нашей вооруженной силы, и поэтому он предлагает министру иностранных дел – не сочтет ли он возможным войти в сношение с австрийским правительством, чтобы они не перевооружали своей артиллерии и не увеличивали ее, и, что мы, с своей стороны, примем также то же обязательство или, по крайней мере, если они будут делать эти перевооружения, то чтобы они делали это в той мере, в какой и мы будем это производить.

Я сказал Муравьеву, что по моему мнению предложение генерала Куропаткина совершенно невозможное, во-первых, потому, что оно не достигнет никакой цели, ибо для меня очевидно, что Австрия отвергнет такое предложение и, пожалуй, даже деликатно надсмеется над ним, с другой стороны, предложение это прямо покажет Европе всю нашу несостоятельность, что мне как министру финансов ясно, что подобное предложение может принести более вреда, чем самый отпуск денег на перевооружение артиллерии, так как оно будет знаменовать такое положение финансов, при котором министр финансов не может добывать деньги на самые необходимые нужды, таким образом я считаю это предложение совершенно детским. Но в беседе с графом Муравьевым я ему дальше высказал и объяснил, какой вред принесет всему свету и специально Европе все увеличивающееся перевооружение, что такого рода затраты совершенно обессиливают население и лишают население возможности безбедно жить, что от такого положения вещей рождаются социалистические учения и пропаганда социализма во всех ее видах в Западной Европе, что уже начинает переноситься и к нам, поэтому я, с своей стороны, считаю величайшим благом для Европы в частности и для всего мира вообще, если будет положен предел вооружению, если, наконец, люди и государства поймут, что от вооруженного мира народы страдают не менее, нежели от войны.

Все эти мысли я развивал в разговоре весьма подробно и энергично и видимо произвел на графа Муравьева значительное впечатление.

Я мог произвести на него это впечатление тем более, что хотя мысли мои не представляли ничего особенно нового, но для Муравьева, при полной его некультурности в серьезном смысле этого слова, многие из моих мыслей являлись совершенно новыми.

Через несколько дней после моей беседы с ним, я получил от него приглашение, что по Высочайшему повелению он просит меня придти в министерство иностранных дел на совещание по одному весьма важному делу. На этом совещании, кроме меня, присутствовали: военный министр, товарищ Муравьева граф Ламсдорф и еще несколько высших чиновников министерства иностранных дел. Граф Муравьев передал нам, что он докладывал Его Величеству о том, не следует ли поднять вопрос о разоружении или, по крайней мере, о том, чтобы поставить предел дальнейшему вооружению, и что Его Величество отнесся к этой мысли весьма симпатично. Потом он прочел проект обращения к представителям держав по поводу созыва мирной конференции Куропаткин возражал против такого предположения, что было естественно с его стороны, как министра военного. Я же, с своей стороны, высказал, что по моему мнению можно такое обращение не делать и не возбуждать этого вопроса, но что во всяком случае такое предложение, какое исходило от военного министра, чтобы уговорить Австрию не перевооружать свою артиллерию, потому что мы не можем угоняться за нею, является несравненно гораздо более неисполнимым и странным; но кроме того, я с своей стороны нахожу, что возбуждение вопроса о принятии мер для мирного разрешения международных конфликтов есть мысль весьма симпатичная и плодотворная, а поэтому я вполне сочувствую проекту обращения министра иностранных дел.

Обращение это и последовало 12 августа 1898 года. Это обращение вызвало общее сочувствие иностранных держав, которые все выразили Его Императорскому Величеству благодарность за принятый им почин к упрочению всеобщего мира. Затем последовала мирная конференция в Гааге, а именно 6 мая 1899 года конференция эта была открыта, а 18 мая закрыта.

После циркулярного письма министра иностранных дел с предложением, 18 мая 1898 года я имел случай говорить по этому предмету с Государем, а именно поздравил Его Величество с тем, что ему было угодно принять на себя почин такого великого и благородного дела, причем выразил Государю Императору, что не может быть никакого сомнения в том, что практических результатов от этой конференции в ближайшем будущем и даже в более или менее отдаленном будущем ожидать нельзя, так как восстановить всеобщей мир и прекратить тот, можно сказать, всеобщий разврат внедрившихся в народах, который приводит их к разрешению всех недоразумений посредством пролития крови, также трудно – как трудно проводить священные истины Сына Божия.

Мы видим, что эти истины христианские были высказаны Христом и его апостолами уже скоро 2000 лет тому назад, и все-таки еще значительная часть населения совершенно индифферентна к этим истинам, или же прямо их отвергает, и что, вероятно, еще потребуются тысячелетия, чтобы эти истины были познаны всеми народами и вошли в плоть и кровь их бытия. Точно также потребуются столетия для того, чтобы идея о мирном разрешении всех недоразумений между народами вошла в практический обиход, но тем не менее величайшая заслуга Государя, что он возбудил этот вопрос, но, конечно, будет еще большая заслуга, если в дальнейшем царствовании своем он своими действиями покажет, что мирное предложена, им сделанное, представляет не только внешнюю форму, но и содержит в себе практическую реальность. К величайшему сожалению надо признаться, что на практике покуда мысль о мирном разрешении вопроса осталась в области разговоров, и Россия сама делает пример совершенно обратный тому, что было предложено ее Монархом,