Досье на звезд: правда, домыслы, сенсации. Их любят, о них говорят - Федор Раззаков

У нас много ребят подорвалось на минах — в тех местах шли тяжелые бои и осталось много всего… Я помню, как мы с приятелем ходили глушить рыбу, неся с собой гранату, держали ее за кольцо. Наши отцы увидели это, отняли у нас гранату, отнесли ее на простыне в лес и там зарыли…»

Видимо, опасаясь за здоровье и психику своего ребенка, родители в 1948 году перевезли Алексея в Ленинград и отдали в городскую школу. Сам он был рад такому повороту, потому как продолжал читать «Пионерскую правду» и всерьез надеялся, что городские школы — не чета деревенским. Как же он заблуждался! В школе, в которую попал Алексей, царили не менее жестокие нравы, чем в комаровской; хотя такой пытки, как «темная», там не практиковалось, однако избиения слабых, воровство — всего этого было в избытке. Били и Германа, причем так часто и с таким ожесточением, что вскоре он превратился в совершенно забитое и затравленное существо. А родители, видя, что их сын высокий и крепкий, естественно, не подозревали об этом и никак не могли понять, почему он при любом удобном случае старается улизнуть от учебы, прогуливает уроки.

Ситуация стала меняться в лучшую для Германа сторону в пятом классе. Причем изменил ее он сам. Устав терпеть издевательства своих сверстников, он записался в секцию бокса при местном Дворце пионеров и довольно быстро достиг там успехов. Вскоре это почувствовали на себе и его обидчики. Однажды какой-то задира по старой привычке решил накостылять ему по шее и уже замахнулся ддя удара, но в следующее мгновение получил такой мощный апперкот, что кулем свалился на паркетный пол школьного коридора. Все, кто видел это, от удивления разинули рты и внезапно поняли, что отныне обижать Алексея — весьма накладно. Более того, отъявленная школьная шпана решила «закорешиться» с боксером Германом и, получив его согласие, приняла в свои ряды.

«Мои родители, — вспоминает он сам, — ничего не знали о моем окружении. Папа был прекрасен, умен, но абсолютно простодушен. Ему не могло прийти в голову, что те милые ребята, которые приходили к нам домой и у которых были клички Шатен, Пушкин, Колотушка, на самом деле — профессиональные воры. Им ничего не стоило взять и пырнуть человека скальпелем. Но, правда, в доме у нас они никогда ничего не брали, у них был свой кодекс чести…»

Алексей Герман окончил школу, когда ему еще не было шестнадцати лет. Он хотел стать врачом и уже собирался подавать документы в медицинский институт. Однако отец почемуто был против этой затеи, хотя уважал представителей этой профессии — у него было много друзей среди медиков. Видимо, не верил, что сын сумеет достичь на этом поприще больших успехов. В конце концов Алексей внял советам отца и решил поступить на режиссерский факультет Ленинградского государственного института театра, музыки и кинематографии. При этом он выдвинул родителям условие: я следую вашему совету и подаю документы на режиссерский, а вы не вмешиваетесь в ход экзаменов. Родители это условие приняли. Однако в дальнейшем слово свое все же не сдержали. Герман благополучно прошел три тура, однако перед четвертым его мать внезапно почувствовала, что дело может закончиться для сына провалом, и решила вмешаться в ход событий. Она подключила к этому делу поэтессу Ольгу Берггольц, которая была в хороших отношениях с известным режиссером Григорием Козинцевым. После разговора с Берггольц тот позвонил заведующему кафедрой института Вивьену и попросил его проявить снисходительность к абитуриенту Герману. Дальнейшее понятно. Отмечу лишь, что Алексей был зачислен в мастерскую все того же Г. Козинцева.

Надо сказать, что сам Герман прекрасно понимал, каким образом он попал в институт и, будучи человеком честолюбивым, старался всеми силами доказать своим однокурсникам, что прозвище «папенькин сынок» — незаслуженное. А доказать это можно было только учебой. В итоге Герман довольно скоро стал отличником, каковым оставался все годы обучения, так что однокашники уже не обвиняли его в том, что он незаслуженно занимает чье-то место. На третьем курсе Алексеея даже взяли в Большой драматический театр, где он бегал в массовке и получал за это пусть небольшие, но все-таки деньги.

Кстати, о деньгах. Будучи сыном известного и популярного писателя, Герман никогда не нуждался в деньгах. По его же словам, у отца была дикая теория. Он говорил: «Я хочу, чтобы ты всего отведал с молодости, чтобы вся эта дребедень тебя не тянула. Ты будешь жить в хороших гостиницах, в хороших номерах, ты будешь ездить в поездах СВ, будешь есть в хороших ресторанах, тебя будут обслуживать лучшие холуи. Для того, чтобы, когда я помру или состарюсь, тебя никогда к этому не тянуло, чтобы ты понимал, все это ерунда». Я студентом мог пригласить любых своих друзей в кавказский ресторан, не имея ни копейки денег. Подходил официант, метрдотель, нас обслуживали, мы заказывали, что хотели, потому что знали: счет будет оплачен. Я останавливался в гостинице «Москва» или в «Национале» в отдельном номере, а мне было восемнадцатьдевятнадцать лет.

Я, кстати, до сих пор не курю. Это — одно из условий отца: «Ты не должен курить. Начнешь курить — все, все эти блага у тебя ровно наполовину сократятся. Ты же не станешь меня обманывать?» И я не курил: зачем мне курить перед девицей, выпендриваться, когда я лучше приглашу ее в гостиницу «Европейскую» и папе выставлю счет».

Однако, как ни странно, девицы так и липли к Алексею в период его студенчества — его первая любовь оказалась безответной. Любимая девушка предпочла ему другого. Дело было в Киеве, девушку звали Виола. Герман был в нее влюблен, а она откровенно морочила ему голову, возбуждая ревность юноши по имени Роберт, который был ей далеко не безразличен. Когда Алексей об этом догадался, он задал девушке прямой вопрос: «Это правда?» Но она, как настоящая артистка, разыграла возмущение: «Какой ужас! Что ты говоришь? Я даю тебе честное слово, что это не так». Алексей поверил. Но прошло всего лишь несколько дней, и правда раскрылась самым неожиданным образом.

Однажды Алексей пошел с ней купаться, а когда ушел, то оставил свои мокрые плавки у нее на даче — чтоб просохли. На следующий день Виола прислала их ему домой с нарочным — тем самым Робертом, а вместе с ними и записку, в которой было написано: «Леша, все, что скажет Роберт, правда». И Роберт объяснил ему, что у них с Виолой любовь и все такое прочее. Герман был поражен в самое сердце. Несколько дней мучился, а затем с горя познакомился с другой девушкой — татарочкой. Привел ее домой, а когда утром проснулся, схватился за голову — в квартире не оказалось ни татарочки, ни чемодана с вещами. По словам самого Германа, «это была самая трудная неделя в моей жизни, связанная с любовью».