Библиологический словарь - протоиерей Александр Мень

«И.ф.»ш. в новозав. исследованиях. Очевидно, что передача Евангелия Христова на протяжении 30–50 лет прошла 3 этапа: 1) устная проповедь Самого Спасителя; 2) устная проповедь апостолов и первые досиноптические тексты, как сохраненные в НЗ в виде Посланий, так и утраченные; 3) записанные 4 Евангелия. Экзегеты «И.ф.»ш. обращали гл. внимание на 2–й этап, причем одни надеялись дойти до «первоистока» (т. е. 1–го этапа), а другие не считали это возможным. Бультман подчеркивал именно церковную, общинную природу еванг. Предания. Евангелисты, по его мнению, лишь собирали и редактировали сложившиеся формы *Предания. Он справедливо признавал, что задача проповедников Евангелия была практической: возвещать веру в воскресшего Господа (ср. Лк 1:4; Ин 20:31) — и поэтому в Евангелиях отсутствуют лишенные смысла подробности, к–рыми авторы *апокрифов заполняли историч. пробелы. Нашим Евангелиям предшествовали «литературные единицы», т. е. отдельные *нарративные части предания и речения, к–рые евангелисты располагали по–разному. Бультман вычленил в речениях Христовых 3 типа: *логии, пророческие слова, *апофтегмы — и, как это делал Гункель по отношению к Псалмам, связал их с коллективной традицией Церкви. «Литературные единицы» вышли из устных форм Предания. В свою очередь, формы Предания закреплялись не в статичной, нейтральной среде, а в рамках сложной, противоречивой действительности. Христиане вели полемику с иудеями и язычниками, защищались от враждебных нападок, наставляли новокрещенных, вместе молились и совершали Евхаристию, решали многочисл. внутрицерк. проблемы. Трудно предположить, что апостольское свидетельство о Христе происходило без учета этих аспектов церк. жизни. Ведь уже ап.Павел менял свой подход в зависимости от того, говорил ли он с иудеями или эллинами. Следовательно, для более адекватного понимания всех оттенков смысла в Евангелиях к ним нужно подходить, учитывая среду, для к–рой и в к–рой они были написаны.

Все это не может вызывать возражений. Но сторонники «И.ф.»ш. пошли дальше. По словам Бультмана, «история форм» «связана с определенными обстоятельствами или процессами в истории народа», т. е. общины, но о Самом Христе мы, по сути дела, «почти ничего не можем знать». Известно лишь то, как представляла Его себе Церковь. Подобный вариант *модернизма фактически подменял Христа Церковью. Учение Евангелий, их неповторимый дух и стиль, печать уникальной Личности, к–рая лежит на них, — все это целиком было отнесено на счет общины, «анонимной массы», к–рая якобы вполне произвольно распоряжалась Преданием, изобретая эпизоды и речи, потребные для ее насущных нужд. Исторически и психологически это выглядит совершенно неправдоподобным, тем более что в апостольскую эпоху наставники общин строго следили, чтобы проповедь была согласна с Преданием (1 Кор 11:2). Ок. 52 ап.Павел призывал фессалоникийцев: «стойте и д е р ж и т е п р е д а н и я, которым вы научены» (2 Фес 2:15). Следовательно, мы не имеем права предполагать в общинах бесконтрольную анархию. Эпич. сказания, в истории к–рых больше всего проявились законы коллективного творчества, складывались веками и тысячелетиями; между тем литературная история Евангелий насчитывает всего ок. 3–х десятков лет. И наконец, сила воздействия Евангелий состоит не просто в их литературных достоинствах, а в том Образе, Который не мог быть порожден ни гением евангелистов, ни тем более творчеством «анонимных масс».

«Жизненный контекст», историч. обстоятельства должны были, разумеется, влиять на выбор тем и на акценты, но уточнение самого этого контекста историками крайне затруднительно и не выходит за пределы гипотез. Напр., экзегеты «И.ф.»ш. утверждают, что различие в передаче притчи о пропавшей овце в Мф 18:10–14 и Лк 15:1–7 порождено в первом случае заботой Церкви об отдельной душе, а во втором — желанием Луки показать любовь Христа к грешникам. Но откуда видно, что это различие связано с той или иной ситуацией в Общине? Оттенки в изложении притчи могли придать сами евангелисты (см. ст. «Истории редакций» школа). Настойчивая тенденция «И.ф.»ш. находить в Евангелии не Христа, а только Церковь была продиктована псевдоапологетич. намерением: уступить самым упорным тезисам, чтобы этой ценой «спасти» хоть что–то от «натиска науки». Но хрупкие гипотетич. конструкции не следует отождествлять с наукой как таковой. Недаром один из основателей «И.ф.»ш. Гункель считал свой метод чем–то вроде искусства. Наука же (в частн., сравнит. филология и библ. *археология) вполне подтверждает достоверность Евангелий. Палестинский «жизненный контекст», теснейшая связь греч. Евангелий с арам. и евр. языками, стойкость предания, закрепленного в ритмич. форме, — все это указывает не на среду «второго поколения» христиан, а на первонач. традицию Иерусалимской церкви, идущей от Двенадцати (см. ст. Евангелия). Постепенно стали выясняться уязвимые стороны методов «И.ф.»ш. Сами ученики Бультмана в 50–е гг. 20 в. подвергли сомнению его уверенность в том, что Община не интересовалась земной жизнью Христа, что евангелисты были лишь собирателями преданий, что Община обладала такой творческой силой, что коллективно создала образ Христа. Еще в период расцвета влияния «И.ф.»ш. правосл. библеист о.*Лев (Жилле) писал: «Евангельские тексты — не монолит, одинаково древний и одинаково чистый во всем своем составе. В этом слитке свидетельств можно различить последовательные «редакторские» наслоения, как бы отпечатки различных лиц и эпох. Но в целом этот слиток кажется чрезвычайно прочным. Немногие тексты выдержали бы тот критический анализ и тот строгий экзамен, какой выпал на долю Евангелий».

В «И.ф.»ш. наиболее ценной остается мысль о роли Церкви в фиксации Предания (эта мысль нашла поддержку и в документах II *Ватиканского собора). Все экзегеты соглашались и с тем, что Евангелия не «биографии» Христа в обычном смысле слова, а проповедь веры. Однако это не значит, что они содержат вымыслы общин. Существование досиноптич. форм тоже правдоподобно, как и наличие разнообразных жанров в Евангелиях. «Литературные жанры, — писал в 1957 *Леон–Дюфур, — могут и должны быть определены со всей возможной строгостью; но при этой строгости не следует забывать о приблизительности оценок, сопровождающих их открытие; чистые формы представляют исключение, и предложенная классификация носит более эллинистический, чем семитический характер. Не существуют ли они только в воображении того, кто их придумал?». Работы «И.ф.»ш. пестрят такими словами, как «кажется», «возможно», «создается впечатление», «чувствуется» и т. д. Оперируя системой шатких допущений и априорных предпосылок, «И.ф.»ш. к тому же опиралась на филос. идеи, далекие от христианства, чуждые библ. историзму. Только эти идеи и могли привести к странной мысли, будто первые христиане не интересовались «Иисусом истории». Если бы это было так, само возникновение Евангелий осталось бы необъяснимым.

 Г и б е р (*Жибер) П., Евангелия: вера и история, «Логос», 1972, № 2; *Ж и л л э (Лев, иером.), В поисках первонач. еванг. предания, «Путь», 1932, № 36; е г о ж е, Иисус Назарянин: По данным истории, Париж, 1934; Р е ф у л е Ф., Иисус — Тот, Кто приходит из иного мира, «Логос», 1973, № 3–4; *Т р о ф и м о в а М.К., Философия экзистенциализма и проблемы истории раннего христианства, ВДИ, 1967, № 2; B a r t o n J., Reading the Old Testament, Phil., 1984; G e n t h e, 1977, S.238; M c K n i g t h E.V., What is Form Criticism?, Phil., 19859; S c h o k e l L.A., Form Criticism, NCE, v.5; T u c k e r G.M., Form Criticism of the Old Testament, Phil., 1971; см. также ст. «Новый поиск исторического Иисуса»; RGG, Bd.1, S.1186, Bd.2, S.1246.

ИСТОРИКО–ЛИТЕРАТУРНАЯ КРИТИКА БИБЛЕЙСКАЯ

(др. наименование: в ы с ш а я к р и т и к а, *л и т е р а т у р н а я к р и т и к а, к р и т и к а *и с т о ч н и к о в), занимается исследованием свящ. книг с целью их *атрибуции, датировки и выяснения их источников. Древняя, ср. — век. и совр. *исагогика *фундаментализма в вопросах атрибуции и хронологии в основном предпочитает следовать преданиям, а гипотезы источников рассматривает как противоречащие догмату боговдохновенности. В ответ на это защитники И. — л.к. приводят след. возражения: 1) предания об авторах и времени написания книг далеко не всегда единодушны и достоверны; 2) святоотеч. исагогика не относила вопрос об атрибуции и датировке к разряду догматических и поэтому не предлагала единой концепции; 3) учение о боговдохновенности возможно сочетать с гипотезой источников свящ. книг.

— — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — —

Осн. хронологич. вехи историко–лит. изучения Библии

— — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — —

3 в. — свт.*Дионисий Великий ставит под сомнение взгляд, согласно к–рому 4–е Евангелие и Апокалипсис написаны одним автором. Языч. философ *Порфирий предлагает датировать Кн.Даниила 2 в.

до н.э. *Ориген датирует Кн.Иова домоисеевым временем. Тертуллиан приписывает Евр ап.Варнаве.