Птицы небесные или странствия души в объятиях Бога. Книга 1 - Монах Симеон Афонский

к седловине. Стояла середина лета, и в горах установилась жаркая и сухая погода. От тропинок и высохшего мха на деревьях и кустах поднималась едкая пыль, от которой першило в горле. Из-за сухости и пыли приходилось часто пить. Вода в наших фляжках быстро убывала. Отец Пимен и я знали, что за перевалом внизу нас ждет чистая холодная река, огибающая перевал по узкому каньону справа, по которому можно было спуститься, но подъем исключался полностью.

К полудню жара стала нестерпимой. Вода во флягах закончилась. В горле саднило от пыли и было трудно глотать. Мы сбились с тропы и решили с отцом Анастасием взять левее, где и обнаружили ее петляющей среди зарослей барбариса и кизила. Наш друг взял круто вправо и теперь поднимался без тропы по полуразрушенным скалам. Было видно, как он изнемогал от жары и жажды. На наших глазах он остановился и снял с плеч рюкзак. Потом достал из него пятилитровую железную банку с хлопковым маслом и принялся пить его большими глотками. Мы смотрели на эту сцену во все глаза, с трудом подавляя тошноту.

Как бы там ни было, нам удалось взобраться на перевальную седловину и мы поспешили вниз, к голубоватым извилинам быстрой реки, стремительно несущей свои чистые струи в белых бурунах пены. Вдоволь напившись вкусной прохладной воды, эконом поведал нам, что жажда и сухость в горле так допекли его вместе с жарой, что ему ничего не оставалось, как выпить теплое масло.

– Ну, и как ощущение? – спросили мы.

– Ужас! Теплое и противное. Но пить можно. Сразу сил прибавилось, потому и дошел до перевала…

На берегу реки мы приготовили ужин – перловую кашу и чай, после чего пошли к воде мыть посуду. Бурное течение неожиданно вырвало из рук преподавателя котелок, который в мгновение ока исчез из поля зрения. Уныние отпечаталось на наших лицах: вот так дела! Придется теперь искать в чем готовить еду… Особенно сетовал отец Пимен, умевший вкусно и быстро готовить. Мы задумались, но, ничего не придумав, решили что как-нибудь обойдемся без котелка и взялись за молитвенное правило.

Двигаясь вверх вдоль речного ущелья к следующему более высокому преревалу на Сари-Хосор, наша группа подошла к гигантскому оползню, который сорвал весь склон до самого дна этого глубокого ущелья, оставив голые скальные породы, протяженностью метров в пятьдесят. Такое опустошение произвели весенние ливни, прошедшие здесь в мае. К сожалению, мы не захватили с собой веревку. Когда-то мы с архитектором спускались по обрывам, сбросив двадцатипятиметровую веревку, надеясь, что она достигнет дна ущелья. Спускаясь по ней первым, я обнаружил, что до земли недостает метров шесть. Глупо было висеть на веревке и видеть внизу дно долины, траву на ней и мелкие камни, которые казались совсем рядом. Карабкаться наверх не представлялось возможным. Но, слава Богу, тогда мы обнаружили узкий желоб, по которому смогли спуститься вниз, держась руками за ветки кустарника.

На этот раз перед нами зияла бездна, лишенная, казалось, всего, за что можно было бы зацепиться, поэтому быстрота передвижения определила и способ преодоления этого участка. Цепляясь руками за мелкие выступы и опираясь ногами ботинок на крохотные выемки и обломки горной породы, мне удалось нащупать место, по которому оказалось возможно пройти, не задерживаясь. Отец Анастасий довольно быстро преодолел опасный участок, а когда по обрыву двинулся эконом, у нас дрогнули сердца. Его фотоаппарат цеплялся за все выступы и, болтаясь на шее нашего друга, способствовал потере равновесия, которое и без того не являлось устойчивым.

– Сними аппарат и закрепи его на каком-нибудь выступающем камне, чтобы он тебе не мешал! – крикнул я отцу Пимену.

– Так что же я, зря, выходит, фотографировал? – недовольно откликнулся он.

– Я приду и заберу его, а сначала ты закончи свой переход! – посоветовал я эконому.

Совет показался ему убедительным. Наш друг, нащупав ботинками место для опоры, ухватился рукой за обломок скалы, быстро снял фотоаппарат и примостил его на небольшом выступе над головой.

Пока он возился с фотоаппаратом, мы с преподавателем не дышали. Не выдержав замедления в продвижении отца Пимена, я полез к нему поближе и протянул алюминиевую палку, за которую он ухватился правой рукой, левой ища хотя бы какую-нибудь зацепку. Так, вдвоем, еле переводя дух, мы выползли на безопасное место. Совершенно забыв об оставленном фотоаппарате, мы устремились прочь от обрыва по тропе к перевалу. А когда, наконец, вспомнили об утраченных кадрах и аппарате, то ни у кого не возникло ни малейшего желания вернуться за пропажей.

На ранее глухом и безлюдном перевале нам бросились в глаза следы деятельности человека: тропы оказались расчищены, кусты вдоль них были вырублены. Похоже, что теперь кто-то стал перегонять сюда скот на летний выпас. На спуске повсюду виднелись пни от срубленных деревьев и вытоптанные коровами поляны. На берегу небольшой речушки с рощицей тутовых деревьев мы устроили привал. Постелили пленку, сверху кинули коврики и спальные мешки. Так как готовить еду было не в чем, погрызли сухари, запили водой и, после вечернего правила, легли спать под мирно сияющим звездным небом.

Кстати сказать, после той кошмарной ночевки в яблоневом лесу, под аккомпанемент медвежьего рычания и рева кабанов, отец Пимен сделал для похода небольшой пугач из сигнальной ракеты и носил его в рюкзаке. Среди ночи я проснулся от топота копыт. Между нашими головами, прямо по пленке, коврикам и разбросанным вещам бегали дикие поросята-двухлетки. При свете месяца я увидел чуть поодаль группу