Птицы небесные или странствия души в объятиях Бога. Книга 1 - Монах Симеон Афонский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Если эта поездка с коровами выглядела более смешной, чем печальной, то нынешнее путешествие с ишаками оставило грустный осадок в наших душах. Ранним утром, погрузив тяжелые рюкзаки на маленьких тщедушных ишаков, мы отправились в путь. У одного из этих жалких осликов от тяжелой работы были полностью стерты копыта, и он начал хромать уже в начале пути. Места становились все просторнее и суровее, а мощная река – все стремительнее и грознее. Лес исчез, и только по лощинам дымчатым бежевым цветом радовали глаза цветущие тамариски. Высокие стебли ферулы увенчивали вершины ближайших холмов. Запах полыни смешивался с дыханием ледников. Вскоре холод с высоких заоблачных вершин заставил нас поёжиться из-за своего ледяного прикосновения. Теперь нам по ночам уже приходилось ставить палатку, потому что под открытым небом ночевать стало невозможно – настолько пронзительный и холодный ветер дул с верховий реки.
Наконец мы приблизились к повороту реки, с ревом вырывавшейся из узкого ущелья. Она представляла собой грозное зрелище: посреди реки вздымался чудовищный гребень из стремительно летящего ревущего потока. Слышно было как громыхали огромные валуны, перекатываемые водой. У берегов течение реки несколько замедлялось, а посредине водяные массы с ревом проносились мимо, образуя чудовищный гребень из пены и брызг. На том берегу царило полное безлюдье. Высоко вверху вонзалась в черно-синее небо гигантская вершина – куполообразный пик-шеститысячник «Москва», весь в застругах снега и льда. Еще выше, вторым ярусом, стоял гигантский купол темно-фиолетового стратосферного облака, переходящего в ярко-красную радугу закатного зарева. От грохота реки закладывало уши и приходилось кричать во время переговоров с проводниками.
Стало ясно, что о переправе не может быть и речи. Мы решили подождать до утра, но даже в палатке особенно помолиться не удалось, как, впрочем, и выспаться. Пронизывающий ледяной ветер не утихал ни на мгновение. Палатка ходила ходуном, трепыхаясь полотнищами и хлопая ими, подобно ружейным выстрелам. В лужах, отражающих закат, стыл молодой ледок.
Утро тоже не обещало ничего хорошего. В верховьях, где клубились темные тучи, прошли недавно грозовые ливни. Хотя река к нашему приходу немного присмирела, все попытки переправиться через нее не принесли успеха. Валуны, с тяжелым грохотом катящиеся по дну бешеного потока, подтверждали наше поражение. Понимая, что нам не пройти дальше, и с большим облегчением выяснив, что переправа невозможна, мы повернули обратно. Ниже по течению, на другой стороне реки, стоял пригнанный снизу гусеничный трактор, около которого толпилось много людей. А другие бродили вдоль притоков реки, внимательно осматривая перекаты. Наши таджики разузнали в чем дело: за день до нашего появления группа москвичей пыталась перейти реку на связке. Их сбило с ног, и погибли двое туристов, тела которых теперь разыскивали.
Наши несчастные ослики не выдержали обратного перехода. Сильно хромавшее животное не стали вьючить, а просто погнали домой. Остальные ишаки, ощутив, что вес их груза увеличился, забастовали. Они ложились на землю и не хотели вставать. Владельцы этих горемык прибегали к побоям, но наше единодушное возмущение остановило издевательства погонщиков. Сообща мы разделили между собой наш груз, меньшую часть оставив ишакам, и наш вызывающий жалость караван, замыкаемый хромающим осликом, двинулся дальше вниз по течению. Но даже с малым грузом бедные животные изнемогали и ложились отдыхать, тяжело дыша мокрыми боками.
Этот поход, несмотря на изумительные виды и наличие безлюдных мест, не принес нам ни утешения, ни молитвы. Жизнь в высокогорье требовала усилий на выживание. В безлесных пространствах холодных долин трудно было укрыться. Убедившись в том, что верховья Оби-Хингоу не подходят для создания скита, мы утвердились в решении, что лесистое среднегорье – это то, что нам нужно. Вдобавок, во время последнего ночлега разгорелась перепалка с местными таджиками на тему – чья вера лучше. Подавленные аргументами лаврского богослова, наши спорщики впали в агрессивное состояние и взгляды их не предвещали ничего хорошего. Наконец, толковый ответ отца Анастасия разрядил обстановку:
– Знаете что? Молитесь так, как вам нравится, а мы будем молиться так, как учит нас наша вера!
В полной темноте и очень недовольные результатом спора, кишлачные ревнители отошли от нашего костра. Это говорило о многом: времена изменились и изменилось отношение горных таджиков к русским… Тем не менее, все еще полные надежд на остальную часть маршрута, мы сошли с попутной машины у подвесного хлипкого моста, устроенного из подгнивших дощечек и еле державшегося на тонких тросах над стремниной Оби-Хингоу. Помолясь и перекрестясь, мы перебрались на противоположный берег. Затем, сопровождаемые басистым лаем кишлачных собак, углубились в лес, тянувшийся вверх по тихо журчащему притоку. Живописные берега густо покрывало летнее разнотравье: пижма, шалфей и зверобой, вперемешку с золотистыми свечами эремурусов. Неожиданно хлынул такой проливной ливень, что, пока мы спешно ставили палатку, на нас не осталось ни одной сухой нитки.
На рассвете нас разбудил оглушительный пересвист дроздов. Кукушка куковала где-то высоко в горах. В палатке, проникая через ее тонкий полог, разливался зеленый свет от лучей восходящего солнца. Подсохнув и воспрянув духом, наш небольшой отряд с любопытством первопроходцев